Противостояние - Кинг Стивен. Страница 69

– По-моему, тридцать второй. – Она вытащила револьвер из сумки, и Ларри заметил, что в ней также много пузырьков с капсулами. На этот раз Рита не следила за его взглядом, она смотрела на невысокую персидскую сирень, росшую шагах в пятнадцати от скамейки. – Пожалуй, я его испытаю. Как думаете, я попаду в то дерево?

– Не знаю, – опасливо ответил он. – Мне кажется, что…

Она нажала на спусковой крючок. Грохнуло достаточно сильно. В стволе сирени появилась маленькая дырка.

– В яблочко, – удовлетворенно сказала Рита. Она сдула дым со ствола, как заправский стрелок.

– Действительно, здорово, – признал Ларри. Когда она убрала револьвер в сумочку, его сердце постепенно замедлило бег.

– В человека я бы не смогла выстрелить. Нисколько в этом не сомневаюсь. Да и скоро не в кого будет стрелять, верно?

– Ох, об этом я ничего не знаю.

– Вы смотрели на мои кольца. Хотите одно?

– Что? Нет! – Он снова покраснел.

– Как банкир, мой муж верил в бриллианты. Он верил в них так же, как баптисты верят в Откровение Иоанна Богослова. У меня очень много бриллиантов, и все они застрахованы. Мы не просто владели какой-то толикой бриллиантов, мой Гарри и я, иногда мне казалось, что мы имеем право на все, что только есть в мире. Но если бы кто-нибудь попросил у меня мои бриллианты, я бы их тут же отдала. В конце концов, это ведь просто камни…

– Мне кажется, вы правы.

– Разумеется, – кивнула Рита, и на левой стороне ее шеи вновь запульсировала жилка. – Если бы они понадобились грабителю, я бы отдала ему не только свои бриллианты, но и адрес «Картье». У них выбор получше, чем у меня.

– Что вы собираетесь теперь делать? – спросил Ларри.

– А что бы вы предложили?

– Ума не приложу, – вздохнул Ларри.

– Вот и я о том же.

– Знаете что? Этим утром я встретил парня, который сказал, что идет на стадион «Янки», чтобы подр… чтобы поонанировать в «доме». – Он вновь почувствовал, как краснеет.

– Идти-то как далеко. Почему вы не предложили ему что-нибудь поближе? – Рита вздохнула, и вздох перешел в дрожь. Она открыла сумочку, достала пузырек и бросила себе в рот желатиновую капсулу.

– Что это? – спросил Ларри.

– Витамин Е, – ответила она с яркой, фальшивой улыбкой. Жилка на ее шее запульсировала и тут же перестала. К женщине вернулось спокойствие.

– В барах никого нет, – неожиданно произнес Ларри. – Я заглянул в «Пэтс» на Сорок третьей и увидел, что там ни души. У них роскошная барная стойка из красного дерева. Я зашел за нее, взял стакан для воды и наполнил виски. «Джонни Уокер». Потом понял, что не могу там оставаться. Оставил стакан на стойке и ушел.

Они вздохнули в унисон.

– С вами очень приятно общаться, – первой заговорила она. – Вы мне очень нравитесь. И так прекрасно, что вы не сумасшедший.

– Спасибо, миссис Блейкмур. – Ее слова удивили и порадовали его.

– Рита. Я Рита.

– Хорошо.

– Ты голоден, Ларри?

– Если на то пошло, да.

– Может, пригласишь даму на ленч?

– С удовольствием.

Она поднялась и предложила ему руку, с легкой просительной улыбкой. Беря Риту под руку, он уловил аромат ее сухих духов. Этот запах одновременно и успокаивал, и смущал из-за вызванных им ассоциаций. Когда они ходили с матерью в кино, она всегда пользовалась сухими духами.

Но он забыл обо всем этом, когда они вышли из парка на Пятую авеню, с каждым шагом удаляясь от умершей обезьяны, выкликателя монстров и темного, сладкого леденца, навечно усевшегося в туалетной кабинке рядом с Первым проездом. Рита болтала без умолку, и потом он ничего не смог вспомнить из ее болтовни (впрочем, нет, одно все-таки вспомнил: «Я всегда мечтала прогуляться по Пятой авеню под руку с молодым человеком, который годился бы мне в сыновья, но не был моим родственником»), однако саму прогулку вспоминал часто, особенно после того, как Рита начала рассыпаться, будто небрежно сделанная игрушка. Вспоминал ее прекрасную улыбку, блеск глаз, циничную, непринужденную болтовню, шуршание слаксов.

Они зашли в стейк-хаус. Ларри готовил, поначалу неуклюже, а она аплодировала каждому блюду: стейку, картофелю фри, растворимому кофе, пирогу с клубникой и ревенем.

Глава 28

В холодильнике стоял клубничный пирог, завернутый в полиэтиленовую пленку. Фрэнни долго смотрела на него, тупо, словно не понимая, что видит, потом достала, поставила на стол, отрезала кусок. Когда переносила кусок на маленькую тарелку, клубничина упала на столешницу с сочным «плюх». Фрэнни подняла ягоду и съела. Потом тряпкой вытерла пятнышко сока. Остаток пирога вновь завернула в пленку и убрала в холодильник.

Когда она поворачивалась к тарелке с куском пирога, ее взгляд упал на стойку с ножами рядом с буфетом. Стойку сделал отец. С двумя намагниченными горизонтальными дорожками. Ножи крепились к ним лезвиями вниз. Фрэнни долго смотрела на ножи все тем же тупым, равнодушным взглядом, без устали комкая руками складки фартука.

Наконец, минут через пятнадцать, она вспомнила, что чем-то занималась. Чем? Внезапно, вроде бы без всякой на то причины, ей в голову пришла строка из Библии, вернее, ее переложение: В чужом глазу пылинку видишь, в своем бревна не замечаешь [70]. Она задумалась. Пылинка? Бревно? Какое бревно? Потолочная балка? Или вообще лунный луч? А есть еще лучи фонарика, и лучащиеся лица, и в Нью-Йорке в свое время был мэр с похожей фамилией, не говоря уже о песне, которую она выучила в летней библейской школе: «Я буду Ему солнечным лучом».

В чужом глазу пылинку видишь…

Но речь не о глазе, а о пироге. Фрэнни повернулась к пирогу и увидела ползущую по нему муху. Махнула рукой. Мистер Муха, улетай, пирогу скажи «прощай».

Она долго смотрела на кусок пирога. Ее мать и отец умерли, это она знала точно. Мать – в Сэнфордской больнице, а отец, стараниями которого маленькая девочка когда-то чувствовала себя как дома в таинственной мастерской, лежал неживой над ее головой. Почему вдруг все стало рифмоваться? Да еще так мерзко, низкопробно, эдакая идиотская мнемотехника, как при высокой температуре! У моей собаки блохи, и дела собаки плохи…

Внезапно Фрэнни пришла в себя, ее охватил ужас. На кухне пахло горелым. Она что-то сожгла.

Фрэнни закрутила головой и увидела небольшую кастрюлю с длинной ручкой, которую она поставила на плиту и забыла. В каст рюле лежал нарезанный ломтиками картофель, залитый маслом. Теперь оттуда валил густой дым. Капли масла, сердито выплескиваясь из кастрюли, падали на горелку, вспыхивали и исчезали, будто невидимая рука щелкала и щелкала невидимой газовой зажигалкой.

Фрэнни коснулась ручки кастрюли и, ахнув, отдернула пальцы. Слишком горячая. Схватила посудное полотенце, обернула вокруг ручки и быстро перенесла кастрюльку, шипящую, как дракон, через дверь черного хода на заднее крыльцо. Поставила на верхнюю ступеньку. Запах жимолости и жужжание пчел одуряли, но она едва их замечала. Толстое, отупляющее одеяло, которое последние четыре дня укутывало эмоции Фрэнни, вдруг сдернули, и она почувствовала острый укол страха. Страха? Нет – ужаса, граничащего с паникой.

Она помнила, как чистила и резала картофель, как наливала масло. Теперь помнила. Но на какое-то время она просто… это ж надо! Она просто забыла!

Стоя на заднем крыльце, по-прежнему сжимая в руке посудное полотенце, Фрэнни пыталась воссоздать цепочку своих мыслей после того, как поставила кастрюлю с залитым маслом картофелем на плиту. Почему-то ей казалось, что это важно.

Итак, сначала она подумала, что трапеза, состоящая исключительно из картофеля фри, не очень-то сытная. Потом подумала, что ей нет необходимости самой готовить картофель фри, если работает «Макдоналдс» на шоссе 1, и она еще может прикупить бургер. Всего-то делов сесть в машину и подъехать к автоокну. Она может взять «Роял чизбургер» и большую порцию картошки, какие выдают в ярко-красных картонных контейнерах. С маленькими пятнышками жира внутри. Несомненно, вредная пища, но, бесспорно, и ободряющая. И потом, у беременных женщин возникают такие странные желания.