Противостояние - Кинг Стивен. Страница 77

Потом снова была темнота, голоса и лица, которых он не помнил, и наконец он вынырнул из небытия здесь и сейчас, в небольшом домике, который построил своими руками на окраине Маунтин-Сити. Да, здесь и сейчас, а волна великого бунта, поглотившая страну, давно схлынула, юные бунтари превратились в стариков с сединой в бороде и выжженными кокаином дырами на месте носовых перегородок, и это беда, детка. Юноша в желтых плавках остался в далеком прошлом, да и боулдерский Кит Брейдентон только-только вышел из юношеского возраста.

Господи, неужели я умираю?

В ужасе он отверг эту мысль, жар ревел и завывал у него в голове, как песчаная буря. Внезапно у него перехватило дыхание, и без того отрывистое: за закрытой дверью спальни возник и стал нарастать непонятный звук.

Сначала Брейдентон подумал, что это сирена пожарной машины или патрульного автомобиля. Звук приближался, становился громче и ниже, в нем все отчетливее различались тяжелые шаги в коридоре первого этажа, затем в гостиной, затем на лестнице. Шаги варвара.

Его затылок вдавился в подушку, глаза округлились, распухшее и почерневшее лицо превратилось в маску ужаса, но звук все приближался. Не сирена, а крик, пронзительный и подвывающий крик, который не могла издавать человеческая глотка, конечно же, крик баньши или какого-то чернокожего Харона, пришедшего, чтобы перевезти его через реку, отделяющую царство живых от царства мертвых.

Теперь эти бегущие шаги направлялись прямо к нему по коридору второго этажа, половицы протестующе стонали и скрипели под весом безжалостных стоптанных каблуков, и внезапно Кит Брейдентон понял, кто идет, и пронзительно вскрикнул. Дверь стремительно распахнулась, и в спальню вбежал человек в потертой джинсовой куртке, с убийственной ухмылкой, сияющей на его лице, как белый вращающийся круг ножей, с лицом радостным, как у безумного Санта-Клауса, и с большим оцинкованным железным ведром на правом плече.

– Х-И-И-И-Й-Й-Й-Й-Й-Й-Й-О-О-О-О-О-О-О-О!

– Нет! – вскрикнул Брейдентон, с трудом поднимая руки, чтобы прикрыть лицо. – Нет! Не-е-ет!..

Ведро наклонилось, и из него хлынула вода. На мгновение она словно застыла в желтом электрическом свете, как самый большой в мире необработанный алмаз, и сквозь нее он увидел лицо темного человека, отраженное и преломленное, превратившееся в морду широко ухмыляющегося тролля, который только что проделал долгий путь наверх из самых черных, забитых дерьмом адских кишок, чтобы буйствовать на земле. Потом вода обрушилась вниз, такая холодная, что распухшее горло Брейдентона на мгновение расширилось, большими каплями выдавливая кровь из стенок, заталкивая воздух в легкие, заставляя одним резким движением отбросить покрывало и простынь к изножью кровати, чтобы телу ничто не мешало изготовиться для прыжка, и тут же судороги от этих непроизвольных движений вызвали резкую боль, словно укусы собак.

Он закричал. Закричал снова. Затрясся, мокрый от макушки до пяток, с гудящей от боли головой и выпученными глазами. Горло вновь сжалось, и ему приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы протолкнуть воздух в легкие. Его била мелкая дрожь.

– Я знал, что это тебя охладит! – весело закричал человек, известный ему под именем Ричарда Фрая, и со звоном поставил ведро на пол. – Говорю тебе, говорю тебе, я знал, что это поможет, Золотая Рыбка. Жду благодарности, мой друг, благодарности от тебя. Ты скажешь мне спасибо? Не можешь говорить? Понятно. Но я знаю, что в сердце ты мне благодарен.

– Й-Е-Е-Е-Е-Е!

Он подпрыгнул в воздух, широко разведя колени, как Брюс Ли в фильмах, прославляющих кун-фу, и на мгновение завис над Брейдентоном в том же самом месте, что и вода. Его тень пятном легла на мокрую пижаму Брейдентона, и тот слабо вскрикнул. Затем колени опустились по обе стороны грудной клетки Брейдентона, и обтянутая синими джинсами промежность Фрая образовала арку в нескольких дюймах над грудью больного. Лицо нависало над ним, словно факел из готического романа.

– Пришлось взбодрить тебя, чел, – пояснил Фрай. – Не хочу, чтобы ты отдал концы, не успев со мной поговорить.

– …слезь… слезь… слезь с меня…

– Я не на тебе, чел, не выдумывай. Я просто завис над тобой. Как великий невидимый мир.

Брейдентон, охваченный страхом, мог только тяжело дышать, дрожать и отводить глаза от этого веселого, пламенеющего лица.

– Мы должны поговорить о кораблях, и тюленях, и замазках, и о том, есть ли у пчелы жало. А также о документах, которые ты приготовил для меня, и об автомобиле, и о ключах от этого автомобиля. В твоем га-а-араже я вижу только пикап «шеви», и я знаю, что он твой, Китти-Китти. Так что скажешь?

– Они… документы… не могу… не могу говорить. – Брейдентон жадно хватал ртом воздух, его зубы стрекотали, как маленькие птички на дереве.

– Лучше бы тебе смочь. – Фрай оттопырил большие пальцы. Все его пальцы имели по три фаланги, и он сгибал и поворачивал их под невероятными углами, противореча законам физиологии и физики. – Потому что в противном случае мне придется вырвать твои синие глазки и сделать из них брелок, а ты будешь бродить по аду с собакой-поводырем. – Он нажал большими пальцами на глаза Брейдентона, и тот беспомощно завертел головой. – Скажи мне все, – продолжал Фрай, – и я оставлю тебе нужные таблетки. Даже приподниму тебя и поддержу, чтобы ты смог их проглотить. Тебе полегчает, чел. Таблетки решают все проблемы.

Брейдентон, трясущийся от холода и от страха, выдавил несколько слов сквозь стучащие зубы:

– Документы… на имя Рэндалла Флэгга. Валлийский комод внизу. Под самоклеящейся пленкой.

– Машина?

В отчаянии Брейдентон попытался сосредоточиться. Достал ли он этому человеку машину? С тех пор произошел пожар забытья, и забытье как-то повлияло на процесс мышления, спалило целые банки памяти. Большущие отрезки прошлого превратились в обугленные шкафы с расплавившимися проводами и почерневшими реле. Вместо машины, которая интересовала этого человека, в голове возник образ первого принадлежавшего ему автомобиля, «студебекера» модели тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, с пулеобразным передом, который он выкрасил в розовый цвет.

Одной рукой Фрай мягко накрыл рот Брейдентона, а другой зажал ноздри. Брейдентон забился. Из-под руки Фрая раздались приглушенные стоны. Фрай убрал руки.

– Помогает вспомнить?

Как ни странно, действительно помогло.

– Машина… – начал он, затем стал судорожно хватать ртом воздух. Отдышался, продолжил: – Машина стоит… за заправкой «Коноко»… сразу за городом. Пятьдесят первое шоссе.

– К северу или к югу от города?

– Ю… ю…

– Да, ю! Понял. Продолжай.

– Накрыта брезентом… Б… б… «бьюик». Регистрационный талон на руле. На имя… Рэндалла Флэгга. – Он вновь принялся хватать ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова и глядя на Фрая с немой надеждой.

– Ключи?

– Коврик. Под…

Зад Фрая пресек фразу, опустившись на грудь Брейдентона. Он устроился, точно на удобном пуфике в доме приятеля, и внезапно Брейдентон утратил способность дышать. Остатки воздуха покинули его легкие с единственным словом:

– …пожалуйста…

– И спасибо, – ответил ему Ричард Фрай/Рэндалл Флэгг с сухой усмешкой. – Скажи «спокойной ночи», Кит.

Говорить Кит Брейдентон не мог, лишь вращать глазами под опухшими веками.

– Не думай обо мне плохо, – мягко продолжил темный человек, глядя на Брейдентона. – Просто нам надо спешить. Карнавал открывается рано. Все игровые аттракционы. И «Бросай до победного», и «Колесо фортуны». А я чувствую, Кит, это моя счаст ливая ночь. Я не могу ошибиться. Так что надо спешить.

Заправка «Коноко» находилась примерно в полутора милях, и он добрался туда к четверти четвертого утра. Ветер набрал силу, выл, пролетая по улице. По пути Флэггу повстречались четыре трупа – трех собак и одного мужчины, одетого в какую-то форму. Над головой светили чистые и яркие звезды, пронзая черную кожу вселенной.