Противостояние. Том I - Кинг Стивен. Страница 72

Стоя на крыльце с полотенцем в руках, Фрэнни пыталась точно восстановить ход своих мыслей с того момента, как поставила картофель на огонь. Это казалось очень важным.

Ну сначала она подумала, что еда, состоящая из одной жареной картошки, не слишком питательна. Потом она стала фантазировать, что, если бы «Макдоналдс» на шоссе 1 был еще открыт, она не жарила бы картошку сама, а купила бы ее там и еще взяла бы гамбургер. Это же просто — сесть в машину и доехать до лотка у ресторана, где продают навынос уже готовую еду. Она взяла бы самый большой гамбургер и картофель крупной нарезки, тот, что продается в ярко-красных картонных упаковках, заляпанных изнутри мелкими жирными пятнышками. Безусловно, вредная для здоровья, но такая вкусная еда. А кроме того, у беременных женщин бывают свои причуды.

Так она добралась до следующего звена цепочки. Мысли о странных желаниях подвели ее к мыслям о клубничном пироге в холодильнике. Ей вдруг больше всего на свете захотелось этого пирога. Она отрезала себе кусочек, а потом в поле ее зрения попал держатель для ножей, который отец смастерил для матери (миссис Эдмонтон, жена доктора, так завистливо относилась к этому предмету, что Питер два года назад на Рождество подарил ей такой же), а потом в ее голове произошло… короткое замыкание. Сучки… бревна… мухи…

— Боже мой, — сказала Фрэнни пустынному двору и заросшему сорняками отцовскому саду. Потом она села и, закрыв лицо передником, заплакала.

Когда слезы высохли, ей стало немного легче… но страх не прошел. «Уж не выживаю ли я из ума? — спрашивала она себя. — Неужели это таким образом и происходит, когда ты страдаешь нервным расстройством или назовите это как угодно?»

Ее отец умер прошлым вечером в половине девятого, и с тех пор она утратила способность связно мыслить, а стала думать как-то обрывочно. Она забывала о том, что сделала раньше, ее мысли сбивались и путались. Она могла просто сидеть, вообще ни о чем не думая, осознавая окружающий мир не больше, чем безмозглый кочан капусты.

После смерти отца она долго просидела у его постели. Наконец она спустилась вниз и включила телевизор. Просто так, чтобы, как говорится, чем-нибудь себя занять. Работала только одна станция — Дабл-ю-си-эс-эйч, портлендское отделение Эн-би-си. Показывали какое-то безумное шоу, имитирующее публичную казнь. Негр, словно вырвавшийся из ночного кошмара куклуксклановца, которому снились африканские охотники за человеческими головами, делал вид, что убивает из пистолета белых людей под аплодисменты зрителей. Конечно, это инсценировка — по телевизору никогда не показали бы ничего подобного, если бы это происходило на самом деле, но выглядело это слишком уж реалистично. Она почему-то вспомнила «Алису в Стране чудес», только здесь «Головы долой!» кричала не Червонная Королева, а… что? кто? Черный Принц, подумала она. Хотя эта туша в набедренной повязке мало походила на Принца.

Позже (но через какое время, она не могла бы сказать) в студию ворвались другие люди. Завязалась перестрелка, которая была поставлена еще более реалистично, чем публичная казнь. Она видела людей, которым пули крупного калибра чуть напрочь не снесли головы и которые валялись на полу, истекая кровью, яркими фонтанами хлеставшей из их распоротых шей. Она рассеянно подумала, что время от времени телевизионщикам следовало бы давать заставку, предупреждающую родителей, что нужно вывести детей из комнаты или переключиться на другой канал. Студия может вообще лишиться лицензии на трансляцию за показ этой невероятно кровавой программы.

Когда камера стала показывать лишь прожекторы студийного потолка, Фрэнни выключила телевизор, легла на кушетку и уставилась в свой собственный потолок. Там она и уснула, а утром была почти уверена, что этот ужас ей лишь приснился. В том-то и было дело: начиная со смерти матери, все происходящее стало казаться ей одним сплошным ночным кошмаром, наполненным тревогой и страхами. Смерть отца лишь усугубила то смятение, в котором она уже пребывала. Как и в «Алисе», вещи становились все более и более странными.

В городе устроили специальное собрание. И отец, несмотря на плохое самочувствие, пошел на него. Фрэнни, находившаяся в сомнамбулическом состоянии, утратившая ощущение реальности, но физически по-прежнему здоровая, отправилась вместе с ним.

Городской зал был переполнен. В нем собралось гораздо больше людей, чем на традиционных городских собраниях в конце февраля — начале марта. Многие кашляли, чихали и утирались носовыми платками. Жители были напуганы и готовы взорваться по малейшему поводу. Они говорили громкими хриплыми голосами, вскакивали с мест, потрясали кулаками, некоторые пускались в демагогию. Многие — и не только женщины — плакали.

В результате было принято решение о закрытии города. Въезд будет запрещен. Если кто-нибудь захочет покинуть город — ради Бога, но только назад он вернуться уже не сможет. Дороги, ведущие в город и из города, в первую очередь шоссе 1, предполагалось перекрыть машинами (после получасовых препирательств постановили использовать для этих целей общегородской грузовой транспорт). Вооруженные добровольцы будут следить за порядком на этих блокпостах. Желающим ехать по шоссе 1 на север, дадут указания двигаться к Уэлсу, а тем, кто захочет попасть по шоссе 1 на юг, — к Йорку, откуда они доберутся до сквозной межштатовской магистрали 95 и, таким образом, объедут Оганкуит стороной. Любой, кто все-таки попытается проникнуть в город, будет застрелен на месте. «Насмерть?» — спросил кто-то. «А как же», — хором ответили несколько других.

Маленькая группа, примерно из двадцати человек, заявила, что больных нужно немедленно выдворить из города. Их предложение было отвергнуто подавляющим большинством голосов, поскольку к вечеру 24 июня, когда проходило собрание, почти каждый горожанин, если не был болен сам, имел заболевших друзей или родственников. Многие верили сообщениям о скором появлении вакцины. «Как потом мы сможем смотреть друг другу в глаза, — горячились они, — если со временем окажется, что, преувеличив от страха опасность, мы проявили малодушие и прогнали своих же как бродячих собак?»

Тогда предложили выслать из города лишь больных отдыхающих.

Приезжие, которых было довольно много, угрюмо напомнили, что уже долгие годы городские школы, дороги, благотворительные учреждения и общественные пляжи существуют за счет тех налогов, которые они платят за свои коттеджи. Даже те заведения, которые продолжают работать в период с середины сентября до середины июня, держатся благодаря их летним денежкам. И, если с ними обойдутся так бесцеремонно, жители Оганкуита могут быть уверены, что они никогда больше сюда не вернутся. Так что горожанам придется снова заняться ловлей омаров и моллюсков, чтобы прокормиться. Предложение об изгнании из города летних отдыхающих отклонили подавляющим большинством голосов.

К полуночи установили заграждения, а к раннему утру 25-го возле них лежали трое — четверо убитых и несколько раненых. Большинство прибывших двигались из Бостона на север. Они совершенно обезумели от панического страха. Некоторые безропотно поворачивали назад, к Йорку, чтобы там выехать на главную магистраль, другие были настолько невменяемыми, что ничего не соображали и пытались либо протаранить заграждения, либо объехать их по обочине. С ними разделались.

К вечеру большинство добровольных охранников и сами заболели. Они горели от жара и постоянно опускали ружья на землю, чтобы высморкаться. Некоторые, как Фредди Деланси и Кертис Бичамп, просто падали без сознания. Потом их отвозили в передвижной лазарет, сооруженный возле городского зала собраний, где они и умирали.

А вчера утром отец Фрэнни, который выступал против этой затея с заграждениями, слег, и Фрэнни стала ухаживать за ним. Он не разрешил ей отвезти его в больницу и сказал, что, коли ему суждено умереть, он хочет, чтобы это произошло в достойной обстановке, в его собственном доме.

К полудню 25 июня движение на дорогах прекратилось. Гас Динзмор, смотритель автостоянки у общественного пляжа, сказал, что, судя по всему, на трассе скопилось столько автомобилей, что даже те мужчины (или женщины), которые еще были в состоянии вести машину, не смогли бы выбраться из этой «мертвой» пробки. Вообще-то это и к лучшему, потому что к тому времени следить за порядком на блокпостах способны были от силы человек тридцать. У Гаса, который до вчерашнего дня чувствовал себя хорошо, начался насморк. Фактически единственным здоровым жителем города, кроме самой Фрэнни, был Гарольд, шестнадцатилетнии брат Эми Лодер. Эми же умерла как раз накануне первого городского собрания. Ее свадебное платье так и осталось висеть в шкафу, ни разу не надетое.