Салимов удел - Кинг Стивен. Страница 31

Дэнни двинулся вперед по камням брода, щурясь в сгущающихся сумерках, чтобы видеть, куда ступает.

— Щас я тебя спихну! — радостно завопил позади него Ральфи. — Берегись, Дэнни, щас я тебя спихну!

— Попробуй, я тогда сам тебя спихну в зыбучие пески, — сказал Дэнни.

Они добрались до другого берега.

— Тут нигде нету зыбучих песков, — издевательски заявил Ральфи, тем не менее подвигаясь поближе к брату.

— Да-а? — зловеще сказал Дэнни. — Всего несколько лет назад один парень погиб в зыбучих песках. Я слышал от тех старых пижонов, что точат лясы у магазина.

— Правда? — спросил Ральфи, широко раскрывая глаза.

— Ага, — ответил Дэнни. — Его засасывало, а он визжал и вопил, и рот ему забило зыбучим песком, вот. Р-р-ааааахх!

— Пошли, — тревожно сказал Ральфи. Уже почти стемнело и лес наполнился шевелящимися тенями. — Давай выбираться отсюда.

Они принялись взбираться на берег, оскальзываясь на сосновых иглах. Мальчишке, пересуды о котором Дэнни слышал в магазине, было десять и звали его Джерри Кингсфилд. Он вполне мог, визжа и вопя, уйти в зыбучие пески — но, если так оно и было, его никто не услышал. Он просто исчез шесть лет назад, отправившись в «Болота» на рыбалку. Кто-то думал на зыбучие пески, другие придерживались мнения, что мальчика убил маньяк-извращенец. Извращенцы были повсюду.

— Говорят, его призрак до сих пор бродит в лесах, — угрюмо сообщил Дэнни, не давая себе труда объяснить младшему братишке, что"Болота» на три мили южнее.

— Не надо, Дэнни, — с беспокойством сказал Ральфи. — Темно… не надо.

Вокруг таинственно потрескивали леса. Плач козодоя оборвался. Где-то за спиной у мальчиков треснула ветка — так, словно не хотела, чтобы ее услышали. Дневной свет с неба почти исчез.

— Время от времени, — зловеще продолжал Дэнни, — когда какой-нибудь трепливый пацан выходит из дому после захода солнца, призрак, развеваясь, появляется из-за деревьев, а лицо у него все сгнившее, отвратное и покрыто зыбучим песком…

— Дэнни, пошли.

Голос братишки звучал по-настоящему умоляюще, и Дэнни замолчал — он едва не испугал сам себя. Вокруг, куда ни глянь, стояли темные массивные деревья, они медленно шевелились под ночным ветерком, терлись друг о друга, хрустели суставами.

Слева от них резко треснула еще одна ветка. Дэнни вдруг пожалел, что они не пошли по дороге. Еще одна ветка.

— Дэнни, я боюсь, — прошептал Ральфи.

— Не глупи, — сказал Дэнни. — Идем.

Они снова тронулись в путь. Под ногами потрескивали сосновые иголки. Дэнни сказал себе, что не слышал никакого треска веток. Не слышал ничего, кроме своих шагов и шагов брата. В висках глухо стучала кровь. Руки стали холодными. «Считай шаги, — велел он себе. — Через двести шагов мы окажемся на Джойнтер-авеню. А обратно пойдем по дороге, так что это трепло не будет бояться. Всего через минуту мы увидим уличные фонари и почувствуем себя дураками, но до чего здорово будет почувствовать себя дураками, так что считай шаги. Один… два… три…»

Ральфи взвизгнул.

— Я его вижу! Я вижу призрак! ВИЖУ!

В грудь Дэнни раскаленным железом кинулся ужас. Вверх по ногам словно бы взбежали провода. Он бы повернулся и дал деру, но в него вцепился Ральфи.

— Где? — прошептал он, позабыв, что сам выдумал этот призрак. — Где?

— Он заглянул в гущу деревьев, уже наполовину боясь того, что может увидеть… но увидел только черноту.

— Уже пропал… но я его видел… глаза. Я видел глаза. Ох, Дэннииии… — язык у малыша заплетался.

— Нет тут никаких призраков, дурак. Шагай.

Дэнни взял брата за руку и они пошли. Ноги казались сделанными из десяти тысяч ластиков. Колени дрожали. Ральфи жался к нему, едва не сталкивая с тропинки.

— Он за нами смотрит, — прошептал Ральфи.

— Слушай, не буду я…

— Нет, Дэнни, правда. Ты что, не чувствуешь?

Дэнни остановился. Он действительно что-то чувствовал, как это бывает у детей, и понимал, что теперь они уже не одни. На лес пало великое молчание, но молчание это было недобрым, таящим угрозу. Погоняемые ветром тени томно извивались вокруг ребят.

А потом Дэнни учуял что-то свирепое — но не носом.

Привидений не бывает, зато бывают извращенцы. Они притормаживают в черных машинах и предлагают тебе леденец, или ошиваются на углах улиц, или… или идут следом за тобой в лес.

А потом…

Ох, а потом…

— Бежим, — хрипло произнес Дэнни.

Но рядом с ним дрожал парализованный страхом Ральфи. Его пальцы впились в руку Дэнни не хуже тугой бечевки. Глаза неподвижно смотрели в лес, а потом стали расширяться.

— Дэнни?

Треснула ветка. Дэнни обернулся и посмотрел туда, куда смотрел его брат. Мальчиков окутала тьма.

9:00 вечера.

Мэйбл Уэртс, чудовищно толстая женщина, отметила в последний день рождения свое семидесятичетырехлетие, а ее ноги делались все менее надежными. Мэйбл была хранилищем городской истории и городских сплетен. Память ее простиралась вглубь времен на пять десятилетий некрологов, супружеских измен, воровства и безумия. Она была сплетницей, однако не намеренно жестокой (хотя те, чей сор она поспешила вынести из избы, были склонны не соглашаться). Мэйбл просто жила в городе — и ради него. В определенном смысле она сама была городом: толстая вдова, теперь крайне редко покидавшая дом, она почти все время проводила у окна, одетая в похожий на шатер шелковый лиф; желтоватые, как слоновая кость, волосы уложены в корону из толстых кос, по правую руку — телефон, по левую — мощный японский бинокль. Первое в сочетании со вторым плюс время на то, чтобы использовать их в полной мере, делали ее доброжелательным пауком, который восседал в центре паутины коммуникаций, простирающейся от Поворота до восточного Удела.

Мэйбл уже давно наблюдала за домом Марстена, понукаемая желанием увидеть что-нибудь получше, и тут ставни слева от крыльца раскрылись, выпустив золотой квадрат света, который определенно не был ровным свечением электричества. Но Мэйбл лишь мельком засекла то, что могло быть очертаниями головы и плеч мужчины — и это причиняло вдове танталовы муки. А еще повергло ее в странный трепет.