Светящийся - Кинг Стивен. Страница 21

Джек подхватил сына, покружил и от всего сердца поцеловал его.

— Джек Торранс, О’Нил нынешнего поколения, американский Шекспир! — произнесла Венди с улыбкой. — Какая приятная неожиданность встретиться с вами здесь, в этих далеких горах.

— Ах, мадам, мне надоело серое простонародье, — сказал он, обнимая жену. — Ну, как съездили?

— Хорошо, только Денни всю дорогу жаловался, что я вытрясла из него душу, но я лишь раз не удержала грузовик перед выбоиной… О, Джек, я вижу: ты закончил работу!

Она посмотрела на крышу; Денни проследил за ее взглядом. Увидев свежую заплату из новеньких зеленых черепиц на крыше отеля, он нахмурился. Затем взглянул на коробку у себя в руках, и лицо его снова прояснилось. По ночам картины, показанные ему Тони, оживали со всей отчетливостью и остротой, но днем они меньше беспокоили его.

— Посмотри, папочка, посмотри!

Джек взял из его рук коробку. Там находился игрушечный фиолетовый «фольксваген». Крыша у него была прозрачной — внутри, на водительском сиденье, положив лапы на руль, сидела огромная бородавчатая лягушка с кровожадно выпученными глазами, с сатанинской усмешкой и в небольшой хоккейной шапочке козырьком назад.

Джек подмигнул улыбающейся Венди.

— Что мне нравится в тебе больше всего, док, — сказал он, возвращая коробку, — так это то, что с возрастом у тебя вкусы становятся более спокойными, уравновешенными и самокритичными. Весь в меня!

— Мамочка сказала, что ты поможешь мне собрать машину, как только я закончу свой первый букварь.

— Значит, не раньше, чем к концу недели, — сказал Джек. — Что еще имеется в нашем прекрасном грузовичке, мэм?

— Кое-что есть. — Она схватила Джека за руку и потянула назад к машине. — Там припасено что-то и для тебя, а пока заберешь молоко, оно на полу кузова.

— Вот кто я для тебя! — воскликнул Джек, хлопнув себя по лбу. — Только ломовая лошадь, рабочая скотинка. Пойди туда, принеси то, отнеси это!

— Отнесите только молоко на кухню, больше от вас ничего не требуется, мистер.

— Совсем заездила, — захныкал он и бросился на траву. Денни стоял рядом, заливаясь смехом.

— Поднимайся, бык, — ткнула его Венди в бок кончиком туфли.

— Слышишь, Денни, она назвала меня быком. Это оскорбление, будешь моим свидетелем.

— Буду свидетелем, — радостно согласился Денни и повалился на отца.

Джек уселся на земле:

— Ты мне напомнил кое о чем, приятель. У меня тоже есть подарок для тебя. На крыльце, рядом с пепельницей.

— А что там?

— Забыл, пойди и посмотри сам.

Они оба глядели на мальчугана, бежавшего по газону, а потом по крыльцу, перепрыгивая через ступени.

— Ты счастлива, детка?

Венди серьезно глянула на мужа.

— Никогда еще не была так счастлива с тех пор, как мы поженились.

— Правда?

— Ей-богу!

Он слегка прижал ее к себе:

— Я люблю тебя.

Тронутая, она в ответ прижала к себе Джека. Тот был скуп на выражение чувств: она могла пересчитать по пальцам все случаи, когда слышала от него эти слова и до и после свадьбы.

— И я люблю тебя.

— Мамочка, мамочка! — взволнованно кричал Денни с крыльца. — Иди и посмотри, что у меня!

— Что там у него? — спросила Венди, когда они направились через стоянку к крыльцу.

— Забыл, — ответил Джек.

— Ты у меня получишь! — Она пихнула его локтем в бок.

— Надеюсь, что получу это нынче ночью, — заметил он, и она рассмеялась. Чуть позже он спросил: — А как ты думаешь, Денни здесь счастлив?

— Тебе лучше знать. Кто, кроме тебя, проводит с ним долгие беседы перед сном.

— Мы разговариваем о том, кем он хочет стать, когда вырастет, или о том, действительно ли есть на свете Санта-Клаус. Для него это очень важно. Ведь близится Рождество. Нет, он не говорит со мной об отеле «Оверлук».

— Со мной тоже, — сказала она, поднимаясь по ступеням крыльца. — Но большую часть времени он спокоен, только мне кажется — немного исхудал.

— Просто он быстро растет.

Денни стоял спиной к ним и внимательно что-то разглядывал на столе возле плетеного кресла Джека. Но Венди не могла разглядеть, что там такое.

— И ест он плохо. Раньше, помнишь, наворачивал так, что за ушами трещало.

— В этом возрасте дети вытягиваются, — произнес он неопределенно. — Кажется, я читал про это у Спока. К семи годам он снова приналяжет на еду.

Они поднялись на площадку крыльца.

— К тому же Денни переутомляет себя с этими букварями. Я знаю, что он хочет научиться читать, чтобы нас порадовать, вернее, тебя, добавила она неохотно.

— А больше всего себя самого, — сказал Джек. — Я вовсе не заставляю его читать… Я даже против того, чтобы он столько времени корпел над книжками.

— Как ты считаешь, нелишне будет записаться на прием к врачу, чтобы тот обследовал Денни? В Сайдвиндере есть врач, молодой, но, говорят, дельный. Но если ты против…

— Нет, наоборот. Если хочешь, можно обследоваться нам всем троим. Мы получим на руки свидетельства о здоровье и будем спать спокойно по ночам.

— Тогда я позвоню врачу сегодня и запишусь на прием.

— Мам, глянь, мамочка. — Денни подбежал к ней с большим серым клубком в руках. На один миг Венди показалось, что это человеческий череп. Потом она рассмотрела осиное гнездо и инстинктивно отшатнулась. Джек обнял ее за плечи.

— Не бойся, ос, которые не улетели, я вытряс. Я использовал против них «бомбу для насекомых».

— Ты уверен, что сейчас эта штука безопасна?

— Абсолютно. Когда я был ребенком, отец подарил мне такое же. Денни, хочешь положить осиное гнездо в своей комнате?

— У, прямо сейчас!

Денни повернулся и побежал к себе наверх. Они слышали его торопливые шаги по парадной лестнице.

— Но там были осы? — спросила она. — Тебя не укусили?

Он показал палец. Опухоль стала спадать, но Венди ахнула и притронулась к пальцу губами.

— Ах ты, бедненький мой. Ты выдернул жало, Джек?

— Осы не оставляют жала. Только пчелы — у них жало с заусеницами, а у ос — гладкое. Поэтому осы опаснее, они могут жалить снова и снова.

— И ты уверен, что Денни в полной безопасности?

— Я действовал согласно инструкции. Там дается гарантия, что один баллончик с инсектицидом за два часа убивает любое насекомое, а сама жидкость улетучивается без вреда для людей.

— Я ненавижу их, — сказала она.

— Кого… ос?

— Все, что кусает и жалит. — Она скрестила руки на груди.

— И я тоже, — согласился он и обнял ее.

14. Денни

Из своей спальни Венди слышала, как пишущая машинка, которую Джек принес к себе из конторы, оживала на какое-то время, потом смолкала на минуту-другую и снова принималась стучать. Этот стук звучал музыкой в ее ушах — Джек еще никогда не работал так усердно, если не считать того времени, когда он опубликовал свой рассказ в «Инкуайере». Его литературный труд внушал ей надежды на лучшее будущее, и не потому, что она ожидала от него каких-то выгод, а потому, что муж, казалось, закрывал этим дверь комнаты, полной монстров. Он наваливался плечом на эту дверь уже давно, и наконец она поддалась его усилиям. С каждым ударом по клавишам дверь закрывалась все плотнее.

— Это Дик, — читал Денни, склонившись над своим первым букварем, который Джеку удалось с трудом раздобыть в одной букинистической лавочке в Боулдере. Если Денни одолеет серию этих учебников, то будет читать не хуже, чем второклассник, что превзошло бы их самые смелые ожидания. Они знали, что сын у них способный, но не собирались подгонять его. И договорились, что не будут торопить Денни с учебой. Но если ребенок будет хватать все на лету, то мешать ему не следует, — так утверждал Джек. Теперь она убедилась, что он был прав.

Денни, уже прошедший «школу» уличных вывесок, делал поразительные успехи в чтении. И это беспокоило Венди. Он корпел над своими книгами, забросив бальсовый планер, детекторный приемник и другие игрушки, словно от умения читать зависела его жизнь. Личико, освещенное уютным светом настольной лампы, было более бледным и сосредоточенным, чем ей хотелось бы, — слишком серьезно относился он к чтению и к своим рабочим тетрадкам, которые готовил для него отец. Там были нарисованы яблоко, персик и другие фрукты. Под ними большими печатными буквами Джек написал слова, которые Денни должен был прочитать, а потом кружком обвести соответствующую картинку, и сын переводил взгляд со слова на картинки, шевеля губами, чтобы озвучить написанное, и буквально вымучивал каждое слово. Своим красным карандашом, зажатым в пухлом кулачке, он мог уже написать более трех десятков слов.