Светящийся - Кинг Стивен. Страница 56

— Большое спасибо, Ллойд, — сказал он, сжимая его в ладони.

— Всегда рад услужить вам, мистер Торранс. — Ллойд улыбнулся.

— Ты самый лучший из барменов, Ллойд.

— Благодарю вас, сэр.

На этот раз он пил мартини медленно, позволяя напитку щекотать горло. Мистер президент Соединенных Штатов, я встретился с марсианами. Я рад доложить вам, что они настроены дружелюбно. Разрешите продлить наше знакомство. Пока Ллойд готовил новую порцию, Джек нащупал в кармане четвертак, чтобы сунуть его в музыкальный автомат. Он снова подумал о Денни, но на сей раз лицо сына было приятно туманным и размытым. Однажды он причинил Денни зло. Но это было до того, как он научился обращаться со спиртным. Те дни навсегда миновали. И он никогда не обидит Денни.

Ни за что на свете.

38. Разговоры на балу

Джек танцевал с прекрасной дамой.

Он потерял счет времени — понятия не имел, сколько находился в Колорадской гостиной и сколько пробыл в бальном зале. Время не имело значения.

У него сохранились обрывки смутных воспоминаний: какой-то человек, известный комик на радио, ставший затем телевизионной звездой варьете, откалывал шуточки о раздвоившихся сиамских близнецах; женщина в гаремных шароварах и бюстгальтере с блестками устроила медленный и какой-то путаный стриптиз под дробную музыку из музыкального автомата. Джеку запомнилось, как он шел через холл с двумя мужчинами во фраках, пошитых еще до 20-х годов. Мужчины распевали куплеты о заплатке на панталонах Рози О’Грейди. Ему припомнилось, как он выглянул из парадных дверей и увидел длинный ряд японских фонариков вдоль извилистой подъездной дороги — фонарики светились мягким пастельные тоном, как бриллианты в сумерках. Над крыльцом висел большой матовый шар, вокруг которого вился рой насекомых. Какая-то часть сознания, сохранившего остатки трезвости, пыталась доказать ему, что сейчас шесть часов декабрьского утра. Но чувство времени у него угасло.

Ночь темна, плывет луна, как надкушенный пирог, ночь полна людских тревог.

Кто это сказал? Какой-то поэт, которого он читал в студенческие годы, или поэт-студент, который теперь торгует стиральными порошками в Уосо, или служит страховым агентом в Индианаполисе? Неважно.

Он беспомощно хихикнул.

— Чему смеешься, милый?

И он снова очутился в бальной комнате. Ярко горели люстры, вокруг кружились пары, в маскарадных костюмах и без оных, под плавную музыку послевоенного оркестра. После… какой войны? Можно ли сказать с уверенностью? Нет, нельзя. Он был уверен только в одном: он танцует с прекрасной дамой.

Она была высокой, с темно-каштановыми волосами, зачесанными набок, они падали мягким сверкающим водопадом на ее правое плечо. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу, ее грудь приятно и волнующе прильнула к его груди. Их пальцы тесно переплелись. На лице у нее была небольшая кошачья маска с блестками. На ней было длинное бальное, плотно облегающее платье, но когда она по временам прижималась к его ногам, под платьем угадывалось горячее тело без всякого намека на нижнее белье,

чтобы лучше чувствовать твою эрекцию, дорогой.

и это волновало его. Она прижималась к нему все плотнее.

— Ничего смешного, дорогая, — ответил он и хихикнул снова.

— Ты мне нравишься, — прошептала она. Ему показалось, что она пахнет лилиями, выросшими в расщелине среди зеленого мха.

— И ты мне.

— Если хочешь, давай поднимемся наверх. Я пришла сюда с Гарри Дервентом, но он даже не заметит моего исчезновения. Он слишком увлекся, дразня бедного Роджера.

Танец кончился, и почти без перерыва оркестр заиграл «Блюз в цвете индиго».

Джек взглянул поверх ее обнаженных плеч на Дервента, стоявшего возле стола с закусками. Рядом с ним была девица в саронге. На белом фоне обширного стола стояли серебряные ведерки со льдом и бутылками шампанского. Одну из них, брызжущую пеной, держал в руках Дервент. Перед ним и девицей в саронге прыгал на четвереньках, дурачась, Роджер, человек-собака. Он лаял. Группа гостей, собравшаяся вокруг них, смеялась.

— Голос, собачка, голос! — приказывал Дервент.

— Гав-гав, — послушно ответил Роджер. Все захлопали в ладоши, Некоторые мужчины засвистели.

— Теперь сидеть, сидеть, собачка!

Роджер присел на корточки. Маска собачьей морды застыла в вечном рычании. В прорезях маски глаза Роджера светились безумным весельем. Он вытянул перед собой руки.

— Гав-гав!

Дервент опрокинул бутылку в пасть поднятой кверху маски, и шампанское полилось пенистой Ниагарой. Роджер сделал несколько жадных, захлебывающихся глотков и закашлялся. Все снова зааплодировали. Некоторые женщины взвизгнули от смеха.

— Ну, не потешник ли Гарри? — спросила у Джека его партнерша, снова прижимаяськ нему. — Все так говорят. Он крупная фигура в Министерстве торговли, член Административного Совета, а Роджер — там простой клерк. Как-то они провели вместе уикэнд на Кубе — о, давным-давно, — и с тех пор Роджер таскается за ним, послушно виляя хвостиком.

Она засмеялась. Душистый запах лилий усилился.

— Но, конечно, Гарри и не думает поддерживать с ним дружбу.

Танец кончился. Раздались аплодисменты. Оркестранты отправились на отдых.

— Извините, милый, — сказала она, — я вижу кое-кого, с кем я должна… Дарла, Дарла, моя дорогая, где ты пропадала?

Она проложила себе дорогу среди жрущей и пьющей толпы, а Джек тупо смотрел ей вслед, не понимая, как случилось, что он танцевал с ней. Он не помнил. События происходили без всякой связи друг с другом. Вдруг Джеку стало душно и тесно среди толпы. Ему захотелось вернуться в свой отель, где пусто и нет этих незваных гостей. Ему здесь отвели не слишком почетное место, какое было бы достойно его по праву первооткрывателя. Он был одним из десятков тысяч других, такой же собачкой, которая кувыркается и садится на корточки по команде. Он повернулся, чтобы уйти, и столкнутся с сервированным столиком на колесах, который толкает перед собой человек с густыми бровями, в белой курточке официанта. Бутылки и сифоны на столике мелодично зазвенели.

— Простите, — буркнул Джек.

— Пожалуйста, — ответил официант с лицом громилы. Правильный английский выговор контрастировал с его лицом. — Хотите выпить, сэр?

— Налейте мартини.

Сзади раздался еще один взрыв хохота: Роджер подвывал мелодии «Назад на ранчо». Кто-то барабанил аккомпанемент на стейнвейском рояле.

— Пожалуйста, вот вам выпивка.

Запотевший от холода стакан очутился в его руке. Джек с благодарностью выпил, чувствуя, как последние остатки трезвости разлетаются вдребезги.

— Как прошла, сэр?

— Отлично.

Столик двинулся дальше. Внезапно Джек протянул руку и коснулся плеча официанта.

— Да, сэр? — обернулся тот.

— Простите… как вас зовут?

Человек не выказал никакого удивления.

— Грейди, сэр. Делберт Грейди.

— Но вы… я хочу сказать, что…

Официант продолжал вежливо смотреть на Джека, ожидая, что будет дальше. Джек пытался произнести что-то, но губы, онемевшие от джина и нереальности происходящего, отказывались повиноваться — каждое слово казалось весомее кубика льда.

— А не были ли вы когда-то смотрителем этого отеля? Когда вы… Когда… — Джек никак не мог закончить, не мог выговорить слова…

— Нет сэр, этого не было.

— Но ваша жена… ваши дочери…

— Моя жена помогает на кухне, а девочки, конечно, спят. Для них слишком поздно.

— Вы были смотрителем. И вы… — Да скажи ты это в конце концов! — вы убили их.

Лицо Грейди ничуть не дрогнуло, он по-прежнему вежливо и внимательно смотрел на Джека.

— Я этого совершенно не помню, сэр, — стакан в руках Джека был пуст, и Грейди забрал его из непослушных пальцев Джека и принялся готовить еще одну порцию напитка. На столике была белая пластмассовая ваза с оливками, напоминавшими Джеку по непонятной причине чьи-то отсеченные головы. Грейди подцепил вилкой одну из оливок и опустил ее в стакан, после чего подал Джеку.