Сияние (др. издание) - Кинг Стивен. Страница 9

Комната растаяла. Другая комната. Эту он

(узнает)

знал. Перевернутый стул. В разбитое окно, крутясь, летел снег, уже припорошив край ковра. Раздернутые шторы вкривь и вкось свисали со сломанного карниза. Низкий шкафчик лежал ящиками в пол.

Снова глухой стук, ровный, ритмичный, страшный. Бьющееся стекло. Надвигающееся разрушение. Хриплый голос, голос безумца, еще более страшный от того, что знаком:

— Выходи! Выходи, маленький ублюдок! Получай что заслужил!

Хрясь. Хрясь. Хрясь. Разлетающееся в щепки дерево. Зычный крик ярости и довольства. ТРЕМС. Все ближе.

Он поплыл через комнату. Картины сорваны со стен. Проигрыватель.

(?мамин проигрыватель?)

перевернут, лежит на полу. Ее пластинки — Григ, Гендель, «Битлз», Арт Гарфункель, Бах, Лист — раскиданы повсюду. Зазубренные черные осколки похожи на куски пирога. Из соседней комнаты, ванной, сноп света — жесткого, белого света и мигающее красным глазком в глубине зеркальца на дверце аптечки слово: ТРЕМС, ТРЕМС, ТРЕМС…

— Нет, — прошептал он. — Нет, Тони, пожалуйста…

И свешивающаяся через белый край фарфоровой ванны рука. Мягкая, безвольная. Вниз по пальцу — среднему пальцу — медленно стекает струйка крови, капает на пол; ноготь аккуратный, ухоженный…

Нет, нет, нет, нет…

(ну, пожалуйста, Тони, ты меня пугаешь)

ТРЕМС, ТРЕМС, ТРЕМС

(перестань, Тони, перестань)

Все тает.

Стук в темноте становится громче, еще громче, отдается эхом повсюду, со всех сторон.

Теперь он в темном коридоре, в страхе вжимается в синий ковер, громада которого сплошь заткана буйными зарослями извивающихся черных силуэтов, прислушивается к приближающемуся стуку, и вот уже Некто — неясный силуэт — сворачивает за угол и начинает подходить к Дэнни шаткой походкой, от него пахнет кровью и гибелью. В одной руке он раскачивает из стороны в сторону деревянный молоток (ТРЕМС), описывая не сулящие ничего хорошего дуги, вбивая его в стены, разрывая шелковистые обои и выколачивая призрачные облачка известковой пыли:

— Выходи-ка, получи что заслужил! Как настоящий мужчина!

Силуэт приближается, от него резко пахнет чем-то кисло-сладким, он огромен; молоток со злобным свистом рассекает головкой воздух, а потом врезается в стену так, что вылетает облако пыли — при вдохе обнаруживается, какая она сухая и колючая, — и раздается глухое громкое «бумм!». Крошечные красные глазки горят в темноте. Чудовище идет за ним, оно обнаружило его, зажало здесь, спиной к голой стене. А люк на потолке на замке.

Темнота. Ощущение, будто он плывет.

— Тони, пожалуйста, забери меня назад, пожалуйста…

И он вернулся;весь в поту, опять сидел на кромке тротуара Арапаго-стрит, взмокшая рубашка прилипла к спине. В ушах еще стоял глухой стук и пахло мочой, его собственной — в предельном ужасе он обмочил штаны. Перед глазами стояла безвольная рука, перевесившаяся через край ванны; кровь, сбегающая вниз по среднему пальцу, и то непонятное слово, которое было куда страшнее любого другого: ТРЕМС.

И вот — солнечный свет. Все реально. Кроме Тони, стоявшего на углу шестью домами дальше, превратившегося в пятнышко, голос его был тихим, тонким и приятным.

— Осторожнее, док…

Миг — и Тони исчез, а за угол завернул папин видавший виды «жук», тарахтя, он проехал по улице, выбрасывая назад облака синего дыма. Дэнни немедленно вскочил с тротуара, размахивая руками, приплясывая с ноги на ногу, вопя:

— Пап! Эй, пап! Эй! Привет!

Папа завернул «фольксваген» на тротуар, вырубил мотор и открыл дверцу. Дэнни ринулся было к нему — но прирос к месту, широко распахнув глаза. Душа мальчика ушла в пятки, он словно окаменел. Рядом с папой на переднем сиденье лежал молоток с короткой ручкой, к покрытой запекшейся кровью головке прилипли волосы.

В следующую секунду на этом месте оказался пакет с продуктами.

— Дэнни… док, с тобой все в порядке?

— Угу. Все о’кей. — Он подошел к папе и зарылся лицом в отделанную замшей вареную куртку, крепко-крепко-крепко обхватив его. Джек обнял малыша в ответ, слегка недоумевая.

— Эй, док, не сиди столько на солнце. Ты весь потный, с тебя просто капает.

— Кажется, я немного поспал. Пап, я люблю тебя. Я ждал.

— Я тоже люблю тебя, Дэн. Вот, привез вам кое-что. Как думаешь, ты уже достаточно большой, чтобы отнести это наверх?

— А то!

— Док Торранс, самый сильный человек в мире, — сказал Джек, взъерошив ему волосы. — Его хобби — засыпать на углах улиц.

Потом они пошли к дверям, а мама уже спустилась на крыльцо встретить их, и Дэнни встал на вторую ступеньку и смотрел, как они целуются. Они были рады видеть друг друга. Они источали любовь — как источали ее парень с девушкой, что прошли по улице, держась за руки. Дэнни обрадовался.

Пакет с продуктами, всего лишьпакет с едой, которую он держал в охапке, зашуршал. Все было в порядке. Папа дома. Мама его любит. Ничего плохого. А потом не все, что Тони показывает, непременно сбывается.

Но в сердце Дэнни поселился страх: глубокий, леденящий, он гнездился вокруг сердца и того не поддающегося расшифровке слова, которое мальчик увидел в зеркале своего духа.

5. Телефонная будка

Поставив «фольксваген» перед универмагом «Тейбл-Меса», Джек дал мотору заглохнуть. Он снова задумался, не стоит ли съездить и поменять бензонасос, и снова сказал себе, что им это не по средствам. Если автомобильчик сумеет добегать до ноября, можно будет со всеми почестями отправить его на покой. К ноябрю здесь, в горах, будет столько снега, что «жук» утонет целиком… а может, утонут и три «жука», поставленные друг на дружку.

— Оставайся в машине, док. А я принесу тебе конфету.

— А почему с тобой нельзя?

— Мне надо позвонить по личному делу.

— Поэтому ты не позвонил из дома?

— Точно.

Несмотря на их тающие финансы, Венди настояла на том, чтобы телефон в доме был. Она доказывала, что с маленьким ребенком — особенно с таким малышом, как Дэнни, который иногда страдает обмороками, — нельзя позволить себе не иметь телефона. Поэтому Джек раскошелился на тридцать долларов за установку аппарата — уже скверно — и на девяносто за страховку, что нанесло по бюджету действительно ощутимый удар. Но до сих пор телефон молчал как рыба, не считая двух раз, когда ошибались номером.

— Пап, а можно мне «Бэби Рут»?

— Можно. Сиди спокойно и не балуйся с переключением передач. Ладно?

— Ладно. Я карты посмотрю.

— Давай.

Джек вылез из машины, а Дэнни открыл «бардачок» «жука» и вытащил пять потрепанных карт расположения бензоколонок: Колорадо, Небраска, Юта, Вайоминг и Нью-Мексико. Он обожал дорожные карты, обожал водить пальцем вдоль трасс. По мнению Дэнни, в переезде на Запад самым хорошим были новые карты.

Джек сходил к аптечному киоску, купил Дэнни конфету, а себе газету и экземпляр октябрьского «Писательского дайджеста». Дав девушке пятерку, он попросил сдачу четвертаками. Зажав мелочь в руке, он направился к стоявшей возле изготовляющего ключи автомата телефонной будке и протиснулся внутрь. Отсюда через три стекла был виден сидящий внутри «жука» Дэнни. Голова мальчика прилежно склонилась над картами. Джек чувствовал, как его захлестнула волна граничащей с отчаянием любви к мальчугану, отчего лицо приняло каменно-угрюмое выражение.

Он полагал, что выразить Элу обязательную благодарность можно и из дома — разумеется, он не собирался говорить то, что могло вызвать возражения у Венди. Но гордость Джека сказала: нет. Теперь он почти всегда прислушивался к тому, что подсказывала ему гордость, ведь, кроме жены с сыном, шестиста долларов на текущем счету и потрепанного «фольксвагена» 68-го года, у него осталась только гордость. Да и счет-то был объединенным. Год назад он преподавал английский в одной из лучших частных школ Новой Англии. И друзья там были — правда, не совсем такие, с которыми Джек знался до того, как бросил пить, но посмеяться было с кем; были приятели — коллеги по факультету, восхищавшиеся его искусным обращением с классом и личным пристрастием к писательскому ремеслу. Шесть месяцев назад дела шли очень хорошо. Вдруг оказалось, что каждые две недели от жалованья остается достаточно денег, чтобы начать делать небольшие сбережения. В дни, когда Джек пил, ни разу не удавалось отложить ни гроша, хотя выпивку почти всегда ставил Эл Шокли. Джек с Венди начали осторожно поговаривать, не поискать ли дом и не выплатить ли примерно в течение года первый взнос. Ферма в деревне. Шесть или восемь лет на то, чтоб полностью ее обновить — да черт возьми, они были молоды, у них было время.