Современная американская новелла (сборник) - Зверев Алексей Матвеевич. Страница 28

 — Я выдержу! — воскликнула Элисон. — Я ведь по-своему единственная, незаменимая, и дело ужасно важное. Понять кого-то, откликнуться — это во мне есть. Я смогу!

 — Мы верим в тебя, Элисон. Поэтому ты здесь.

Безудержная радость, уже испытанная в том сне, охватила Элисон. Она быстро обернулась: где Ио? Девочка лежала на скамье, уставившись на лампы под потолком. Рядом стоял высокий длинноволосый молодой человек и наблюдал за Элисон. Элисон постаралась не обращать внимания, однако взгляд постороннего профана почему-то настроил ее на воинственный лад.

 — Хоть, по-вашему, это всего лишь странно, а меня так прямо бесит, что вас здесь заперли, — сообщила она. — Вы, наверно, жутко скучаете по открытому морю.

 — Море всегда со мной, и ты напрасно меня жалеешь. Я здесь с миссией от моего народа, — возразил дельфин.

 — Видно, так уж я воспитана. Вообще-то воспитывали меня хреново, но было и что-то хорошее. Видите ли, мой отец — порядочная задница, но, по-нашему говоря, либерал. Он научил меня ненавидеть всякое притеснение. Я прямо в драку лезу при любой несправедливости. Вы, наверное, думаете: какая ерунда, но меня-то не переделаешь.

Негромкий дельфиний голос струил доброту и ласку:

 — Мы прекрасно знаем: ты просто не понимаешь собственных поступков. Любая твоя мысль или действие — лишь отражение обыкновенного Сухобытия. Твоя внутренняя жизнь, как и вся история твоего рода, не более чем Сухобытие.

 — Боже мой, — прошептала Элисон. — Сухобытие!

 — Если договоримся, помни об этом. Научись распознавать Сухобытие во всех своих мыслях и поступках. Очисти душу от сей скверны и присоединись к нам. Тут-то и начнется твоя истинная жизнь.

 — Сухобытие — надо же! — повторила Элисон.

Животное в бассейне резвилось почти на поверхности.

При всем своем энтузиазме Элисон с огорчением отметила: невозмутимо-добродушная морда не выражает ничего, кроме полного безразличия к ее присутствию. Пришлось напомнить себе: лживая мимика человеческого лица недостойна дельфиньей природы, и Эдисон возрадовалась шансу избавиться от Сухобытия.

До сих пор речи морской свиньи доносились словно из молчащей пустоты, теперь их сопровождала музыка.

 — Мы все дети моря, — услышала Элисон. — В море — всеобщее изначальное единство. В море обрети смирение, в смирении же обретешь победу, обновление, будущее. Вспомни о море! Вспомни, как бились в унисон наши сердца! Вернись в колыбель прасознания!

 — О, как красиво! — вскричала Элисон, чье собственное сознание затопили соленые потоки прозрения. — Наша вшивая западная культура не стоит и гроша, — с жаром объявила она. — Все гниет и разлагается. Мы должны вернуться вспять. Пожалуйста, — умоляла она морскую свинью, — скажите — как?

 — Приобщаясь к знанию, ты отдаешь жизнь борьбе. Готова ли ты к жертвам?

 — Да! Да!

 — Согласна ли служить делу неуклонного прогресса всей мыслящей вселенной?

 — От всей души!

 — Согласна ли отдаться высшему предназначению, коему столь бездумно изменил ваш род?

 — Еще бы, само собой!

 — Превосходно, — одобрила морская свинья. — Тебе выпадет счастье содействовать неукротимой воле могучей высшей расы. Естественный порядок будет восстановлен. Власть возьмет сильный и здоровый. Слабый и жалкий погибнет и сгинет с лица земли.

 — Так точно! — выкрикнула Элисон, расправляя плечи и чуть ли не щелкая каблуками.

 — Тысячелетний гнет будет бесповоротно свергнут!

 — О да, — откликнулась Элисон, — безусловно.

В дельфиньих словах ей почудился иностранный акцент — если не одной из стран «третьего мира», то, во всяком случае, цивилизации более древней и развитой, чем человеческая.

 — От ваших городов и банков, аквариумов и музеев, — продолжала морская свинья, — останутся одни развалины. И ответственность ляжет на человечество, ибо наше терпение наконец истощилось. Призывы к равноправному диалогу остались без внимания; что ж, мы добьемся цели другим способом!

Элисон с удивлением почувствовала, как изнутри на глаза давят оглушающе мощные музыкальные аккорды.

 — Ибо, — информировала морская свинья, — мы верим: жизнь очищается в борьбе. — Отстраненный благозвучный голос ее зазвучал вдруг пронзительно-истерически: — Только в беспощадной борьбе куется история и закаляется воля! Пусть трусы и всякая низкая сволочь боятся драки — мы не слюнтяи! Без жалости раздавим пресмыкающиеся толпы неполноценных ублюдков! Мы победим!

Элисон в смятении затрясла головой:

 — Эй, стоп!

Зажмурившись, она с пугающей отчетливостью увидела светлобородого мужчину в белом свитере с высоким воротом и в офицерской фуражке; лицо искажено яростью; рядом торчит какая-то серо-стальная цилиндрическая штуковина, возможно перископ. Элисон быстро открыла глаза: дельфин беспечно скользил вдоль аквариумных стен.

 — А как же любовь, и жизнь, и вообще? — взмолилась она. — Вы говорите такие жестокие вещи!

 — Элисон, детка, все едино. Без жестокости нет любви. Ведь обладать знанием — истинным знанием — и выполнять свой долг — значит следовать закону кармы. Если ты убьешь кого-нибудь, подчиняясь вселенской воле, то убьешь худшее в самой себе. Это акт любви.

В следующее мгновение Элисон опять увидела бородатого. Призрачный подводный свет, отраженный какими-то неизвестными дьявольскими орудиями смерти, освещал перекошенное злобой лицо.

 — Знаю я тебя! — в ужасе закричала Элисон. — Ты фашист!

На сей раз в морском голосе не было ни обаяния, ни мягкости:

 — Ваша цивилизация довольно забавна. Однако с ней пора кончать.

 — Фашист! Наци! — сдавленно хныкала Элисон.

 — Успокойся, — протянул дельфин, а музыка зазвучала тише и нежней. — И выслушай формулу истинного знания. Не забудь, повторяй ее каждый день.

Теперь-то разгневанная Элисон ясно различала фальшь и издевку в лицемерно-слащавой интонации:

Эти слова захлестнули ее, вновь и вновь с тупой монотонностью отдаваясь в каждой клеточке ее существа.

 — Дерьмо собачье! — закричала Элисон. — Дешевка!

А говорит-то не дельфин, вдруг заподозрила она. Наверное, это человек в свитере с высоким воротом. Только где же он? Может, притаился где на краю космической черной дыры? А может, и на перископной глубине в нескольких милях от Саусалито? Или — страшно подумать — его хитроумным способом уменьшили и запрятали в дельфина?

 — На помощь! — слабо позвала Элисон.

С риском окончательно свихнуться она рвалась в привычное измерение. Ведь нужно срочно кому-то сообщить.

 — Я тут влипла в какой-то заговор, — доложила она. — Или меня обрабатывают по фашистскому рецепту морские свиньи, или у побережья торчит супернацистская подлодка.

Элисон вконец обессилела; пошарила в вязаной сумочке, нашла сигарету и закурила. Ну, напала какая-то морока, сейчас пройдет, уверяла она себя, глубоко затягиваясь. А вообще-то так и окочуриться недолго. Она дрожала и старалась не глядеть на аквариум.

Немного погодя Элисон обнаружила: глазевший на нее молодой человек успел обойти весь зал и стоит рядом.

 — Клевые рыбы, — заметил молодой человек.

 — Подождите, — попросила Элисон. — Постойте минутку. Что же это такое было?

Молодой человек широко ухмыльнулся и стал похож на сурка.

 — Что, совсем забалдели от рыб, а? В полном отрубе?

Через плечо у него висел фоторепортерский кейс, на руке — черный плащ.

 — Не понимаю, о чем вы, — ответила Элисон, внезапно проникаясь отвращением.

 — Да ну? А вид у вас был сильно задвинутый.

 — Вовсе нет, — твердо произнесла Элисон, заметив, что Ио встала со скамьи и направляется к ним.

Ио потянула Элисон за длинную юбку; молодой человек все еще стоял рядом.

 — Хочу уйти, — заявила дочь.

Молодой человек вновь расплылся в улыбке; чтобы разговаривать с Ио на равных, он быстро присел на корточки.