Хаос и Амбер - Бетанкур Джон Грегори. Страница 57

– Ничего не понимаю, – оторопело пробормотал я.

– Все это... – Он взмахом руки обвел все, что нас окружало. – Все это – Тень. Но что отбрасывает эту Тень?

– Насколько я понимаю, не Владения Хаоса?

– Нет! – Он рассмеялся. – Владения имеют собственные Тени, но тамошние Тени – угрюмые и неуютные места, где царят смерть и уныние. А эти Тени – Джунипер, Илериум, все прочие – отбрасывают нечто иное... нечто большее.

У меня сердце ушло в пятки.

– Ты сделал это, – выговорил я в восторге. – Это – Узор.

– То, что отбрасывает эти Тени – великий Узор, точно такой же, как тот, что живет внутри тебя. Он начертан моей рукой в самом сердце вселенной.

– Так вот почему они гоняются за тобой, – зачарованно произнес я. – Королю Утору откуда-то все это стало известно, и он жаждет уничтожить Узор и Тени. Фреда сказала, что они отнимают могущество у Хаоса, делают его слабее...

– Верно! Они из-за этого слабнут! – Дворкин рассмеялся. – А вот ты из-за этого стал сильнее!

– Но как... где... – запинаясь, промямлил я.

– Это недалеко. Но это место спрятано... Очень надежно спрятано, чтобы ни один из лордов Хаоса не мог отыскать его сам.

– Значит, ты его слишком хорошо спрятал, если теперь найти не можешь.

– Мне... мне помогли.

Я прищурился.

– Помогли? Значит, они не врут, и ты действительно заключил союз с иной силой... Кто это такой?

– Скорее, не такой, – задумчиво проговорил Дворкин. – А такая. Но она – верный и надежный друг.

– Женщина? Она придет сюда?

– Надеюсь, да. – Дворкин спешился и, потянувшись, размял затекшие руки и ноги. – Мы должны дождаться ее появления.

Женщина...

– Как ее имя? – спросил я.

Отец не ответил. Он ушел к опушке леса и остановился там, рассеянно вглядываясь в чащу.

Я вздохнул, стреножил обоих коней и принялся расседлывать их и снимать с них поклажу. Всякий раз, стоило мне оглянуться, я замечал, что отец ушел еще на несколько шагов вдаль. В конце концов он воззрился на скалы – так, будто пытался найти для них верное место на некоей мысленной карте.

– У нее нет имени, – вдруг изрек он. – По крайней мере, если и есть, то мне оно не известно.

– Она... человек? – осторожно спросил я.

– Человечности в ней больше, чем во многих людях.

Дворкин тихонько рассмеялся, словно был доволен удачной шуткой. А потом наклонился и начал пучками рвать траву.

Я догадался, что вряд ли мне удастся нынче выудить у него что-нибудь еще, поэтому прекратил приставать к отцу с расспросами. Он и так за последние пять минут рассказал мне больше, чем за все время с тех пор, как я узнал о том, что он – мой родной отец.

Я взглянул на вершину скалы, и мне показалось, что кто-то мелькнул между деревьями, словно бы проскользнула там чья-то легкая тень. Не могла ли то быть та самая загадочная женщина?

Целый час мы посвятили тому, что плели из травы веревку, как делали в те давние времена, когда я был мальчишкой. Из этой веревки мы понаделали силков и разложили их по поляне на звериных тропках. Теперь нужно было ждать, пока в силки не попадется кролик, куропатка или кто-то из тех, кто был похож на них в здешних краях. Я не стал терять время даром и направился к речке. Вытащив на берег пару десятков камней, я перенес их на поляну и уложил кольцом.

Дворкин тем временем опять ушел в сторону от стоянки. Несколько раз, когда он думал, что я не обращаю на него внимания, я заставал его за тем, что он стоял, не отрывая взгляда от вершины скалы. Что бы там ни мелькнуло, он, видимо, тоже это заметил. Оставалось только надеяться, что это была его таинственная дама.

Я набрал хвороста и разжег костер с помощью кремня и огнива, которыми нас предусмотрительно снабдили дочери Бэйля. Потом, когда огонь весело затрещал и загудел, я расстелил на траве одеяла и растянулся на одном из них. Лежа на спине, подложив руки под голову и глазея на незнакомые созвездия, я ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Такая жизнь мне была по сердцу – дальние странствия, знакомство с неведомыми землями, возможность познать самого себя и ближе познакомиться с отцом.

Во времена моего детства мы частенько отправлялись на подобные вылазки с «дядей Дворкином». Мы рядышком укладывались спать под звездами, и у наших ног потрескивал походный костер. Он разговаривал со мной, как с сыном, и рассказывал мне истории о героях былых времен, о странствиях и приключениях, о сокровищах – утраченных и обретенных. То были самые счастливые дни в моей жизни. Однажды мы побывали в одном месте, очень похожем на это...

Я вздохнул. Куда оно ушло, то прекрасное время?

– Вина? – осведомился Дворкин и протянул мне бурдюк.

– Спасибо, с удовольствием.

Я сел, взял у отца бурдюк, порядочно отхлебнул и вернул ему.

– А ты приводил меня сюда раньше, когда я был маленький, – сказал я.

– Так ты помнишь! – воскликнул Дворкин. Похоже, он удивился.

– Конечно.

Я открыл корзину, в которую дочери Бэйля сложили для нас провизию, и нашел там сыр, хлеб и солонину, которая больше походила на воинский паек, чем на походную еду. Я решил, что солонина подождет. Хотелось свежего мяса.

– Пойду, проверю силки, – сказал я, встал и отправился к нашим травяным капканчикам.

Первые два оказались порванными теми, кто в них угодил, третий был пуст, а в четвертый и пятый поймались зверьки, похожие на кроликов – только уши у них были короткие и заостренные, а лапы широкопалые. В двух последних силках было пусто.

Я освежевал кроликов, насадил на прутики и принес к костру. Огонь почти догорел, и я устроил тушки кроликов над угольями, а сам улегся на живот, подпер подбородок кулаками и стал ждать, когда мясо зажарится.

Дворкин снова смотрел на вершину скалы. Он погрузился в глубокие раздумья.

– Она опять там? – спросил я.

– А? Что ты спросил?

– Ну, эта загадочная дама, с которой мы должны встретиться. Я видел, там что-то мелькало. Она вернулась, что ли?

– О... нет. Нет-нет, там нет никаких женщин. – Он хмыкнул. – Совсем никаких.

Поужинав жареной крольчатиной, хлебом и сыром и запив их изрядным количеством превосходного вина из личных погребов Бэйля, я ощутил разом и сытость, и усталость. Мои мысли унеслись к остальным членам нашего семейства, и я стал гадать, где они теперь и что сейчас поделывают.

– Не стоит ли нам связаться с Фредой и сказать ей, где мы находимся? – спросил я у отца.

– Нет, – ответил он. – Тут время течет иначе. Думаю, что с тех пор, как мы покинули Запределье, прошло не более нескольких часов. Мы успеем все сделать и вернуться прежде, чем нас хватятся.

– Это хорошо.

Я лег на спину и, закрыв глаза, стал слушать звуки ночи. Пели ночные птицы, стрекотали и жужжали в траве всякие разные букашки, порой надо мной пролетали то сова, то летучая мышь.

Меня уже клонило ко сну, как вдруг я услышал, что отец пошевелился и встал. Это заставило меня прогнать дремоту. Что он еще задумал?

Я чуть-чуть приоткрыл веки и стал наблюдать за Дворкином. Наш костер уже почти совсем погас, но в багряных отсветах догоравших угольев я увидел, как отец крадучись направился к деревьям.

Я знал, что если буду ждать, когда он мне сам все расскажет, то могу так ничего и не дождаться. Поэтому, как только он скрылся с глаз, я встал и пошел за ним. Почему-то я нисколечко не сомневался в том, что он направляется на вершину скалы к той загадочной гостье, которую я успел мельком увидеть раньше.