Ученик дьявола - Кинг Стивен. Страница 35

С другой стороны, одна из сестер сказала ему, что Денкера может быть выпишут через неделю или две. Если Морис не вычислит его к тому времени, то мысленно объявит себе проигрыш и спросит напрямик: «Слушай, у меня такое чувство, что я тебя знаю».

Но было что-то еще, как сам признавался. Что-то в ощущениях, неприятное, как обратная волна прибоя, что заставило вспомнить рассказ «Обезьянья лапка», где любое желание исполнялось лишь при злом повороте судьбы. Пожилая чета загадала желание получить сто долларов и получила их в виде компенсации за смерть их единственного сына в ужасной аварии на мельнице. Потом мать пожелала, чтобы сын к ним вернулся. Вскоре они услышали шаги по дорожке, а потом стук в дверь, просто град ударов. Мать, без ума от радости, побежала по лестнице вниз, чтобы впустить их единственное дитя.

А отец, вне себя совсем от другого чувства, поискал в темноте лапку, нащупал ее и пожелал, чтобы сын умер опять. Мать распахнула дверь чуть-чуть позже и не увидела на крыльце никого, только ветер шумел.

Морис ощущал что-то похожее, наверное, знал, где они с Денкером познакомились, но это знание, как сын пожилой четы, возвращалось из могилы, не таким, каким его помнила мать, а истерзанным, переломанным и изуродованным после падения в скрежещущую крутящуюся машину. Он чувствовал, что это знание таится в глубине подсознания, всплывая где-то на грани памяти и области рационального понимания и узнавания, требуя впустить. Но другая часть его сознания судорожно искала лапку или ее психологический эквивалент, талисман, чтобы забыть об этом раз и навсегда.

И вот он хмурился и смотрел на Денкера.

Денкер. Денкер. Откуда же я тебя знаю, Денкер? Это было в Патине? И поэтому я не хочу узнавать? Но ведь двое, пережившие общий ужас, не должны бояться друг друга. Если конечно…

Он нахмурился сильнее, чувствовал, что близок к разгадке, но ступни вдруг начали покалывать, мешая сосредоточиться и раздражая. Их покалывало так, как бывает, когда нога долго остается неподвижной, или на ней долго сидеть, а потом вернуться к нормальному положению. Если бы не проклятый гипс, он бы сел и растирал их, пока покалывание не прошло. Он мог бы…

Глаза Мориса расширились. Он долго лежал совершенно неподвижно, позабыв про Лидию, Денкера, про Патин, забыв обо всем, кроме этого ощущения покалывания в ступнях. Да, в обеих ступнях, хотя в правой сильнее. Когда чувствуют такое покалывание, то говорят: «Моя нога заснула».

Но конечно же, подразумевают: «Моя нога просыпается».

Морис нащупал кнопку вызова и нажимал на нее, пока не пришла сестра.

Сестра попыталась разубедить его — она уже не раз сталкивалась с такими надеждами пациентов. Лечащего врача в клинике не было, а ей не хотелось беспокоить его дома. У доктора Клеммельмана был ужасный характер, и он очень не любил, когда звонили домой. Однако Морис не уступал. Он был человеком мягким, но сейчас готов был поднять шум, даже бурю. Несмелому не достанется. Лидия растянула бедро, а Бог, как известно, любит троицу.

Наконец, сестра привела практиканта, молодого доктора Тимпнелла, прическа которого напоминала газон, подстриженный косилкой с очень тупыми ножами. Доктор Тимпнелл достал из кармана брюк швейцарский армейский нож, отогнул отвертку и провел ею от кончиков пальцев правой ноги до пятки. Ступня не пошевелилась, но пальцы задергались, это было очевидно, ошибки быть не могло.

Тимпнелл с удивленным видом присел на кровать и похлопал Мориса по руке.

— Такое иногда случается, — сказал он (наверное на основе своего практического опыта, который был не больше полугода). — Никакой врач не может предсказать, но так бывает. По всей видимости, это произошло и с вами.

Морис кивнул.

— По всей видимости, вы парализованы не полностью, — Тимпнелл все еще похлопывал его по руке. — Но я не могу сказать наверняка, насколько вы поправитесь — полностью или частично. Да и доктор Клеммельман вряд ли вам скажет определенно. Думаю, вам придется пройти не один курс лечения, и далеко не все процедуры будут приятны. Но это гораздо приятнее, чем… ну вы понимаете.

— Да, — у Мориса глаза были полны слез. — Я знаю. Слава Богу.

Он вспомнил, как сказал Лидии, что Бога нет, и почувствовал, что краснеет.

— Я сообщу доктору Кеммельману, — сказал Тимпнелл, еще раз похлопал Мориса по руке и встал.

— Позвоните, пожалуйста, моей жене, — попросил Морис.

Потому что несмотря на причитания и заламывания рук, их связывало чувство. Может быть, даже любовь — чувство, имеющее мало общего с желанием свернуть кому-либо шею.

— Я прослежу, чтобы позвонили. Сестра, вы могли бы?..

— Конечно, доктор, — сказала сестра, и Тимпнелл не смог сдержать улыбки.

— Спасибо, доктор, — сказал Морис, вытирая глаза бумажной салфеткой. — Большое спасибо.

Тимпнелл вышел. В какой-то момент разговора проснулся Денкер. Морис подумал, что наверное, нужно извиниться за шум и слезы, а потом решил не извиняться.

— Я понял, что вас можно поздравить, — сказал мистер Денкер.

— Посмотрим, — сказал Морис, но как и Тимпнелл, он не мог сдержать улыбки. — Поживем — увидим.

— Все может быть, — отозвался Денкер неопределенно и включил телевизор с помощью пульта дистанционного управления.

Было четверть шестого, и они успели посмотреть конец веселого шоу, потом вечерние новости. Безработица растет. Инфляция не так уж высока. Заложники остаются в заложниках. Новый опрос службы Геллапа показал, что если бы выборы проводились сейчас, то четыре кандидата от республиканцев победили бы Джимми Картера. В Атланте произошли расовые столкновения, в результате которых был убит чернокожий ребенок (еще за полгода до этих событий страшный почерк убийства стал проявляться в Атланте). «Ночь насилия» назвал эти события комментатор. Рядом с домом в саду неподалеку от Хайвэй, 46, найден труп неизвестного с ножевыми ранениями и следами насилия.

Лидия позвонила около 6.30. Ей сообщил доктор Кеммельман, и, комментируя рапорт практиканта, сделал очень оптимистический прогноз. Лидия говорила очень весело, обещала прийти завтра, даже если это убьет ее. Морис сказал, что любит ее. Сегодня он любил всех — Лидию, доктора Тимпнелла с газонной стрижкой, мистера Денкера и даже девушку, которая принесла ужин, когда Морис повесил трубку.

На ужин были котлеты, картофельное пюре, морковь с горошком и маленькое блюдечко мороженого на десерт. Девушку, что принесла ужин, звали Фелис, это была застенчивая блондинка лет двадцати. У нее свои хорошие новости: ее приятель получил работу программиста в компании IBM и официально предложил выйти за него замуж.

Мистер Денкер, отличавшийся особой галантностью, которая очень нравилась молодым леди, выразил восторг.

— Как замечательно. Ты должна сесть и рассказать нам об этом. Расскажи нам все-все. Без утайки.

Фелис, вспыхнув, улыбнулась и сказала, что не может.

— У меня еще остались палаты в этом крыле, а после этого еще третье крыло. А уже 6.30!

— Тогда завтра вечером, непременно. Мы настаиваем, разве не так, мистер Хейзел?

— Да, конечно, — пробормотал Морис, хотя мысли его были очень далеко.

(Ты должна сесть и рассказать нам об этом)

Слова, сказанные именно этим насмешливым тоном. Он слышал их раньше, теперь он не сомневался. Но Денкер ли произносил их? Он?

(Расскажи нам все-все)

Голос городского человека. Образованного. Но в этом голосе была угроза. Сильная рука в бархатной перчатке. Да.

Где?

(Расскажи нам все-все. Без утайки)

(Патин??)

Морис Хейзел посмотрел на свой ужин. Мистер Денкер уже приступил к трапезе. Разговор с Фелис привел его в доброе расположение духа, как бывало всегда после ухода белокурого мальчика.

— Хорошая девушка, — заметил Денкер, прожевывая морковь с горошком.

— Да, вы…

(Ты должна сесть)

— Вы имеете в виду Фелис? Она…

(и рассказать нам об этом все)