Финт хвостом (сборник) - Вейд Сьюзан. Страница 53

О Господи...

Животное упорно протискивалось ему в рот, распластываясь, извиваясь, проталкиваясь все дальше. Челюсти Холстона с неестественным скрипом распахивались шире и шире, чтобы пропустить кота.

Холстон протянул руку, чтобы сцапать его, выдрать наружу, уничтожить... но пальцы стиснули только кончик хвоста. Черно-белый дьявол каким-то образом успел пролезть внутрь и теперь мордой упирался в самое горло.

Надрывный нечеловеческий клекот пробился из глотки Холстона, разбухавшей на глазах, как гибкий садовый шланг под напором воды. Тело беспомощно дернулось. Руки вновь упали на колени, а пальцы конвульсивно барабанили по бедрам. Глаза подернулись пленкой и застыли, незряче уставившись в ветровое стекло «плимута», за которым поднимался рассвет. Из открытого рта еще высовывалось дюйма два пушистого черно-белого хвоста, лениво повиливавшего взад-вперед. Но вскоре и они исчезли.

Где-то снова запела птичка, и в полнейшей тишине над мерзлыми полями коннектикутского захолустья поднялось солнце.

* * *

Фермера звали Уилл Русс. Он ехал в Плейсерз Глен на своем, грузовике, чтобы получить талон техосмотра, и, случайно отведя взгляд, заметил какой-то отблеск в овраге недалеко от дороги. Остановившись, он увидел на дне «плимут», пьяно уткнувшийся в глинистый склон. В решетке радиатора стальным клубком запуталась колючая проволока.

Хватаясь за кусты, фермер осторожно спустился вниз и оцепенел.

— Свят-свят-свят, — пробормотал он наконец в пустоту. За рулем прямо, как палка, сидел какой-то тип с широко открытыми, глядевшими в вечность глазами. Больше ему никогда не претендовать на звание короля проходимцев. Лицо в крови. Но по-прежнему пристегнут ремнем.

Дверцу со стороны водителя наглухо заклинило, и Руссу пришлось немало потрудиться, чтобы ее открыть. Он сунул голову в кабину, отстегнул ремень, решив поискать водительские права, и уже сунул руку под пиджак, когда заметил, что рубашка мертвеца, как раз над пряжкой пояса, ходит ходуном. Шевелится и... оттопыривается. На тонкой ткани зловещими розами расцветают багровые пятна.

— Что это, во имя Господа? — охнул Уилл, поднимая рубашку. И истерически завопил.

Чуть выше пупка зияла дыра с рваными краями, откуда выглядывала черно-белая кошачья морда, вся в засохшей крови, злобно взиравшая на фермера неправдоподобно громадными глазами.

Русс с визгом отскочил, прижав ладони к лицу. Стая ворон с граем поднялась над ближайшим полем. Кот как ни в чем не бывало протиснулся сквозь прогрызенную в плоти дыру и потянулся с поистине непристойной томностью. Не успел Русс опомниться, как животное выпрыгнуло в открытое окно. Он, правда, заметил, что кот грациозно проскользнул меж кустиков высохшей травы и исчез.

— Вроде как бы спешил куда-то. — рассказывал он позже репортеру местной газеты.

По каким-то неотложным, а может, и незаконченным делам.

Рей Вуксевич — ПРИЕМ ПОДАЧИ

Я говорю: «Люси, сегодня утром у тебя лицо, как у дикого зверя, и я рад, что оно отгорожено от меня проволокой». Она ужасно хмурая, и сейчас мне кажется, что она всегда такая. Ее желтая шевелюра похожа на неряшливый нимб, окружающий проволочную маску. Веселее от моих слов она не становится.

Я сделал все правильно. Не знаю, почему она так окрысилась, — а раз я, бесчувственный ублюдок, этого не знаю, она мне этого тем более не скажет.

Она поднимает кошку над головой и кидает ее в меня. С силой кидает. Я ловлю ее и возвращаю подачу понизу. Кошка сверху серая, снежно-белая снизу, почти совсем обмякшая, с закатившимися назад глазами и языком, покрытым белым налетом, вывалившимся изо рта и свешенным набок. По опыту я знаю, что скоро она умрет, сигнал тревоги на ошейнике потухнет, и кто-то из нас швырнет ее в канавку, которая нас разделяет. Из канавки в потолке вывалится свежий и полный ярости клубок клыков и когтей, и мы будем перебрасываться новой кошкой, пока не наступит перерыв (каждый раз он бывает в разное время) и кто-нибудь нас не сменит. Идея в том, чтобы держать животных в движении двадцать четыре часа в сутки.

Наша рабочая одежда состоит из брезентовой рубахи и рукавиц, а лицо мы закрываем проволочной маской. Иногда мне снится, что нас с Люси выгнали с работы. Какой кошмар! Ведь больше мы ничего не умеем.

Сзади подходит мой сменщик. Он берет веник, макает его в канавку, проходящую через площадку для метания, и размазывает потеки липких фекалий и мочу по полу и по стенам. Через минуту раздается звонок, и он ставит веник обратно в угол. Я отхожу в сторону, и Люси бросает кошку ему. Я выскальзываю с площадки в подземелье. Пятнадцать минут отдыха — и на следующую площадку.

Так у нас с Люси проходит весь день: час работаем, пятнадцать минут отдыхаем, потом снова работаем и так далее. Мы переходим от одной метательной площадки к другой, и наши пути скрещиваются снова и снова. В течение получаса я с ней не встречусь — этого времени как раз достаточно, чтобы она по-настоящему рассердилась.

Подземелье — лабиринт широких туннелей с бетонными коробками, идущими, как пунктир, одна за другой. От крыши к потолку каждой коробки идет железный желоб. Все коробки одинакового размера, и в каждой есть электрическая лампочка. Некоторые лампы перегорели, давая передохнуть от света, режущего глаза. С каждой стороны комнаты-коробки имеется по деревянной двери, так что принимающего подачи можно заменить, не прерывая игры. Бетонные стены туннелей, как и бетонные стены коробок, покрашены в черную и белую полоску, с бусинками влаги. Неровный бетонный пол. Повсюду мертвый запах сырого камня.

Так что же я сделал не так?

Сегодня утром, пока Люси одевалась, чтобы идти на работу, я играл с Меган, нашей маленькой дочкой. Я подбрасывал ее в воздух так, что у нее екало в животе, а она тем временем дергала меня за волосы и заливалась смехом, пока не начала икать.

Когда вошла Люси, я высоким броском послал ей ребенка через всю комнату. В воздухе Меган проделала отличный кувырок назад через голову. Люси ужасно побледнела. Она перехватила девочку в воздухе и прижала ее к груди.

— Хорошо приняла, — сказал я.

— Никогда, — сказала Люси хрипло и с угрозой, — никогда так не делай, Десмонд! Никогда.

Потом она выскочила из дома, взяв Меган с собой.

Что за черт? Я же знал, что Люси не может ее не поймать. Она же профессионал. То, что я доверил ей поймать мою самую любимую девочку, ненаглядную ягодку, папенькину дочку, само по себе было большим комплиментом с моей стороны. Люси этого не оценила. Она даже не дала мне ничего объяснить, а вместо этого заткнула мне рот. «Десмонд, лучше молчи», — сказала мне она, и мы молча пошли на работу, взвинченные и обиженные. Мы несли с собой свои чувства, как сумку со сломанными игрушками.

Она со мной не разговаривает. День сегодня будет долгим.

Звонит звонок, и я перехожу в следующую коробку. Беру веник, делаю все, что нужно, и сменяю принимающего подачи после второго звонка. Кот здесь — рыжее орущее чудовище, — и мне едва хватает рук, чтобы его обхватить. Когда животное в этой стадии свежести, техника броска нужна почти такая же, как в волейболе. Стараешься подать как можно быстрее, не задерживаясь.

Когда место напротив меня занимает Люси, я уже вошел в ритм и даже могу время от времени подкручивать кота. Надо передать этот темп Люси. Она быстро все схватывает, и скоро кот уже плавно порхает меж нами.

В процессе бросания и ловли животных они проходят определенные стадии. Сначала они нападают, потом сопротивляются, затем приходит покорность, за ней — отчаяние, а потом они умирают. Этот кот, видимо, находится в стадии сопротивления — время яростной драки прошло, и он ищет способ, чтобы нанести нам ущерб. Я беру его одной рукой за грудь, а другой под зад и в таком «сидячем» положении посылаю его Люси. Чтобы не ударить в грязь лицом, она возвращает мне его тоже в позе «сидя», но вверх ногами. Возможно, эти нехитрые трюки делают свое дело. Кто его знает. Я чувствую, что животное перестало сопротивляться.