Худей! (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 24

Итак, у него взяли анализы. Он пил противные растворы бария, отдающие мелом. Его облучали, просвечивали, проводили полный обзор. Доктора разглядывали его как редкостного зверя в зоопарке. «Как гигантскую панду или последнюю птицу Додо» — думал Вилли, сидя в солярии, держа в руках нераскрытый «Уолл-Стрит». У него были перебинтованы оба запястья, туда врачи воткнули кучу игл.

На второй день в Гласмане, когда его подвергли очередному туру вкалываний, вливаний и анализов, он заметил у себя двойную лесенку ребер, впервые за… за сколько лет? Нет, впервые за всю жизнь. Его кости напоминали о своем существовании, с триумфом пробиваясь на свет божий, отбрасывая тени на коже. «Рукоятки любви» над бедрами исчезли, проступили берцовые кости. Дотронувшись до одной из них, он подумал, что она кажется шишковатой, как ручка передач его первого автомобиля, Понтиака выпуска 57 года.

Вилли посмеялся немного, потом почувствовал, как покалывают налившиеся слезами глаза. Теперь вся его жизнь такая — то жарко, то холодно — неустойчивая погода с постоянной угрозой дождя.

«Я убил бы его очень медленно, — снова услышал он слова Хопли. — Но пощажу вас и не стану вдаваться в подробности».

«Почему? — подумал Вилли, без сна лежа в больничной постели. — Ведь ты в какой-то степени пощадил меня?»

За время своего трехдневного пребывания в Гласмане Вилли потерял семь фунтов. «Не так уж много, — думал он со своим новоприобретенным весельем висельника. — Совсем немного, не больше, чем весит средний пакет сахара. В таком темпе я окончательно испарюсь до… — Возрадуйся! Протяну почти до октября! Сто семьдесят два, — напевал он про себя. — Сто семьдесят два. Если бы ты был боксером, то сейчас перешел бы из тяжеловесов в средневесовую категорию… А как насчет легковеса? А потом веса пера? Как насчет взлетного веса?»

Принесли цветы: от Хейди и из фирмы. Маленький букетик прислала Линда. На карточке ее размашистым почерком было нацарапано: «Вилли Халлеку. Папочка, пожалуйста, выздоравливай поскорей. Люблю тебя. Лин». Вилли Халлек немного всплакнул над этим посланием.

На третий день, уже одетым, он предстал перед тремя врачами, взявшимися за его случай. Он почувствовал себя гораздо менее уязвимым в джинсах и тенниске «До встречи в Фэрвью». Просто поразительно узнать, насколько легче себя чувствуешь, выписываясь из больницы. Он слышал врачей, вспоминал Леду Россингтон и мрачно улыбался.

Врачи совершенно точно знали, что с ним не в порядке, выглядели совершенно уверенно. Или напротив, так взволнованы, что уже написали в штанишки. Хотя… тут следует добавить осторожную нотку. Может, они абсолютно точно знали, что с ним не в порядке. Одним из объяснений происходящего с Халлеком было редкое заболевание, связанное с утратой веса, никогда прежде не виданное за пределами Индонезии. Другим — редчайшая болезнь, связанная с нарушением обмена веществ, никогда раньше не описанная. Третьим (только вероятным, заметьте!) психологическая форма Анорексии Невроза, настолько редкостная, что ее существование даже и доказано не было, а лишь подозревалось. Вилли мог видеть по жаркому сиянию в их глазах, что они предпочли бы третье объяснение. Ведь таким образом они смогли бы вписать свои имена в историю медицины. Но в любом случае Вилли Халлек был определенным папа авис, а его доктора вели себя как ребятишки в рождественское утро.

Главным выводом из вышесказанного оказалось то, что они хотели попридержать его в клинике на неделю-другую (максимум третью). Они собирались окончательно определить, что же с ним творится, задумали провести курс мегавитаминов (для начала, конечно!), плюс впрыскивание протеинов (безусловно!) и проведение новых тестов (несомненно!).

Потом последовал период профессиональных стенаний от отчаяния (стоны в буквальном смысле слова), когда Вилли спокойно сказал, что благодарит их, но вынужден откланяться и уехать. Врачи протестовали, уверяли, убеждали. И Вилли, который недавно стал задумываться все чаще и чаще, не сходит ли он с ума, решил, что троица докторов подозрительно смахивает на «Трех Посмешищ». Он даже не удивился бы, если бы они стали пихать друг друга локтями, путаясь в полах белых халатов, опрокидывая и ломая дорогостоящее оборудование кабинета и крича с бруклинским акцентом.

— Сейчас вы безусловно чувствуете себя превосходно, мистер Халлек, — сказал один из них. — Но я должен заметить, что это — временно. Если вы продолжите терять вес, вы можете получить воспаление во рту, кожное раздражение…

«Если хотите взглянуть на настоящее кожное раздражение, — подумал Халлек, — обратитесь к шефу полиции Фэрвью. Прошу прощения, к экс-шефу». Вилли вдруг решил, неожиданно для себя самого, снова начать курить.

— …

— … болезни, схожей с цингой и бери-бери, — строго продолжал говорить врач. — Вы станете необычайно восприимчивы к инфекциям, всем, начиная от простуды и бронхита и кончая туберкулезом. Туберкулезом, мистер Халлек, — выразительно подчеркнул он. — Но если вы останетесь здесь…

— Нет, — отрезал Халлек. — Пожалуйста, поймите, что это невозможно.

Один из врачей осторожно схватился пальцами за виски, словно у него разыгралась головная боль. Насколько мог понять Вилли, так и было. Это был тот врач, который отдавал предпочтение психическим заболеваниям.

— Что мы можем сделать, чтобы убедить вас, мистер Халлек?

— Ничего, — ответил Вилли. Образ старого цыгана снова непрошено вошел в его мысли. Он опять почувствовал шершавое прикосновение мозолистого пальца к своей щеке. «Да, — подумал он, — я снова начну курить. Что-нибудь дьявольское, типа Кэмела или Пэл Мел, или Честерфильда. Почему бы нет? Когда врачи выглядят лекарями, пора что-то делать».

Врачи попросили у Халлека немного подождать и вместе вышли. Вилли согласился подождать, начиная чувствовать ко всей этой дикой пьесе отупелое равнодушие, думая только о сигаретах, которые он вскоре будет курить, возможно, по две сразу.

Врачи вернулись с угрюмыми и несколько торжественными лицами. Люди, которые решились на последнюю жертву. Они позволят ему не платить за курс лечения, так сказали они. Ему придется оплатить только лабораторные исследования.

— Нет, — терпеливо ответил Вилли. — Вы не поняли. Моя медицинская страховка позволит мне все это в любом случае оплатить: я это выяснил. Смысл в том, что я уезжаю. Просто уезжаю. Сматываюсь.

Они недоумевающе уставились на него, начиная сердиться. Вилли подумал, не сказать ли им, до чего они похожи на Трех Посмешищ, но отбросил идею, решив, что это только осложнит их отношения. Такие парни не привыкли к отказам, не привыкли, когда отвергают их покровительство. Существовала вероятность, что они могут позвонить Хейди и затеять разговор о его неправомочности. А Хейди могла их послушать.

— Мы оплатим и лабораторные исследования, — наконец сказал один из них таким тоном, чтобы всем стало ясно — это их последнее предложение.

— Я уезжаю, — сказал Вилли. Он говорил вполне спокойно, но заметил, что они наконец поверили ему. Вероятно, удивительное спокойствие, звучавшее в его голосе, убедило их, что тут дело не в деньгах. Врачи решили, что Халлек бесспорно безумен.

— Но почему? Почему, мистер Халлек?

— Потому что, — сказал Вилли. — Хотя вы думаете, что можете помочь мне… э… вы не в состоянии это сделать.

По дороге домой Халлек остановился у табачной лавки и купил пачку Честерфильда. Первые три затяжки вызвали такое головокружение и тошноту, что он выбросил пачку.

— Для начала хватит, — сказал он, смеясь и плача одновременно. — Вернемся к прерванному занятию.

Глава 14

Вес 156 фунтов

Линды дома не было.

Хейди, у которой обычные морщинки вокруг глаз и в уголках рта стали теперь глубокими от напряжения (она дымила, как паровоз, — как увидел Вилли, один Вантидж 100 за другим) сказала Халлеку, что отослала Линду к тетке в Вестчестер.

— Я сделала это по двум причинам, — объяснила Хейди. — Во-первых… ей нужно отдохнуть от тебя, Вилли. От того, что с тобой происходит. Она ведь с ума сходит от беспокойства. Дошло до того, что я не смогла убедить ее, что это не рак.