Черный дом - Кинг Стивен. Страница 109

– Вы его знали?

– В таком городке, как Френч-Лэндинг, все друг друга знают, но я, конечно, только здоровался с мистером Киндерлингом. А вот его жену знал. Она была моей учительницей в воскресной школе при лютеранской церкви «Гора Хеврон».

Джек ничего не может с собой поделать – смеется. Это же надо, жена убийцы учит детей в церковной школе. Воспоминание, с какой ненавистью смотрела на него Ванда Киндерлинг, когда судья зачитывал приговор, обрывает смех, но поздно. Молодой человек обиделся.

– И что вы можете о ней сказать? – спрашивает Джек. – Какой она была учительницей?

– Обычной. – В голосе явственно слышится обида. – Заставляла нас заучивать Библию. – Он отворачивается, бормочет: – Некоторые, между прочим, думают, что он этого не делал.

– Что вы сказали?

Юноша встает вполоборота к Джеку, смотрит на деревянные панели обшивки стен.

– Я сказал, некоторые думают, что он этого не делал. Мистер Киндерлинг. Они думают, что его посадили в тюрьму, потому что он жил в маленьком городке, в Лос-Анджелесе никого не знал, вот из него и сделали козла отпущения.

– Это плохо. Вы хотите знать истинную причину, по которой мистер Киндерлинг попал в тюрьму?

Молодой человек поворачивается лицом к Джеку, смотрит на него.

– Потому что он виновен в убийстве и сознался в этом. Двое свидетелей видели его недалеко от места преступления, два других человека – в самолете, летящем в Лос-Анджелес, хотя он сказал всем, что летит в Денвер. После этого он и сказал: «Хорошо, я это сделал. Я всегда хотел знать, каково это – убить женщину, и однажды любопытство взяло верх, вот я пошел и убил двух проституток». Адвокат пытался убедить суд во временном помрачении сознания своего подзащитного, но присяжные нашли, что подсудимый находился в здравом уме, и он отправился в тюрьму.

Молодой человек наклоняет голову и что-то бормочет.

– Не слышу, – говорит Джек.

– Есть много способов заставить человека сознаться, – уже громче повторяет молодой человек.

В коридоре раздаются шаги, и к Джеку, протягивая руку, направляется полный, облаченный в белый халат мужчина, в очках со стальной оправой и аккуратной бородкой. Молодой человек отворачивается. Возможности убедить своего оппонента, что он не выбивал признание из мистера Киндерлинга, у Джека более нет. Улыбающийся мужчина в белом халате и с бородкой хватает руку Джека, представляется доктором Спайглманом, выражает радость от встречи с таким известным человеком. Из-за спины доктора вдруг возникает еще один мужчина и говорит: «Эй, док, знаете, какой вариант будет наилучшим? Если мистер Знаменитость и я вместе поговорим с дамой. Ей не придется дважды повторять одно и то же. Высший класс».

У Джека схватывает живот. Только Уэнделла Грина здесь и не хватало.

Поздоровавшись с доктором, Джек поворачивается к репортеру:

– Что вы здесь делаете, Уэнделл? Вы пообещали Фреду Маршаллу держаться подальше от его жены.

Уэнделл Грин поднимает руки, поднимается на цыпочки, опускается на всю стопу.

– Вы сегодня спокойнее, лейтенант Сойер? Не собираетесь вновь наброситься с кулаками на представителя прессы, зарабатывающего на хлеб в поте лица? Должен сказать, мне надоело постоянно подвергаться нападению полицейских.

Доктор Спайглман, хмурясь, поворачивается к нему:

– О чем вы, мистер Грин?

– Вчера, до того, как тот коп вырубил меня ударом ручного фонаря по голове, лейтенант Сойер ударил меня в живот без всякой на то причины. Хорошо, что я человек здравомыслящий, а не то я бы уже вчинил обоим по судебному иску. Но знаете, доктор, я так не работаю. Думаю, что наилучших результатов можно достичь, лишь сотрудничая друг с другом.

Слушая эту самодовольную речь, Джек думает: «О черт», – и искоса смотрит на молодого человека. Глаза у того горят презрением. Теперь Джек понимает, что его усилия пропали бы зря: ему никогда бы не удалось убедить дежурного, что Киндерлинга посадили за дело. Когда Уэнделл Грин замолкает, Джеку уже не терпится врезать ему еще раз.

– Мистер Грин предложил мне процент со своих доходов, если б я позволил ему сфотографировать труп Ирмы Френо, – сообщает он врачу. – И сейчас его просьба не менее кощунственна. Мистер Маршалл попросил меня приехать и повидаться с его женой, а Грина – пообещать, что он не приедет.

– Возможно, я и дал ему такое обещание, – подает голос Грин. – Но как опытный журналист, я знаю, что люди частенько говорят лишнее, а потом сожалеют об этом. Мистер Маршалл понимает, что рано или поздно случившееся с его женой выплывет наружу.

– Неужели?

– Особенно в свете последнего послания Рыбака, – продолжает Грин. – Пленка доказывает, что Тайлер Маршалл – его четвертая жертва, удивительно, что он еще жив. Как долго, по-вашему, эти факты удастся скрывать от общественности?

– Я отказываюсь вам в этом содействовать. – Врач сурово смотрит на Грина и бросает предупреждающий взгляд на Джека. – Мистер Грин, я подумываю приказать охране вообще вывести вас из больницы. Мне нужно кое-что обсудить с лейтенантом Сойером наедине. Если вы и лейтенант сможете договориться, это ваше дело. Никакой совместной встречи с моей пациенткой не будет. Я еще не решил, следует ли ей видеться даже с лейтенантом Сойером. Она спокойнее, чем утром, но состояние крайне нестабильное.

– Лучший способ – предоставить решение ей, – предлагает Грин.

– Лучше помолчите, Грин. – Второй подбородок под бородкой врача розовеет. Он смотрит на Джека. – Чем обусловлена ваша просьба, лейтенант?

– Доктор, у вас в этой больнице есть кабинет?

– Да.

– Идеально. Я бы хотел провести полчаса, может, меньше, беседуя с миссис Маршалл в тихой, спокойной обстановке. Наш разговор будет сугубо конфиденциальным. Лучше вашего кабинета не придумать. В отделении слишком много людей, нам могут помешать или подслушать.

– Мой кабинет, – повторяет врач.

– Если вы согласны.

– Пойдемте со мной. Мистер Грин, отойдите к стойке и не мешайте пройти мне и лейтенанту Сойеру.

– Как скажете. – Грин отвешивает шутовской поклон и отходит к стойке, перегораживающей комнату. – Я уверен, в ваше отсутствие этот симпатичный молодой человек и я найдем о чем поговорить.

Улыбаясь, Уэнделл Грин наблюдает, как Джек и доктор Спайглман выходят из комнаты. Их шаги удаляются и окончательно утихают. Наступает тишина. Все еще улыбаясь, Уэнделл Грин поворачивается к молодому дежурному и натыкается на его взгляд.

– Я постоянно читаю ваши статьи. Вы отлично пишете.

Грин сияет как медный таз.

– Вы не только симпатичный молодой человек, но еще и умный. Какое удивительное сочетание. Как вас зовут?

– Этан Эванс.

– Этан, у нас очень мало времени, поэтому не будем его терять. Вы думаете, что ответственные представители прессы должны иметь доступ к информации, которая нужна общественности?

– Безусловно.

– Вы согласны, что информированная пресса – едва ли не лучшее оружие в борьбе с такими, как Рыбак?

Между бровями Этана появляется вертикальная морщинка.

– Оружие?

– Естественно. Чем больше мы знаем о Рыбаке, тем выше наши шансы остановить его.

Молодой человек кивает, морщинка разглаживается.

– Скажите мне, как, по-вашему, этот врач позволит Сойеру воспользоваться своим кабинетом?

– Скорее всего да, – отвечает Эванс. – Но мне не нравятся методы работы этого Сойера. Он символизирует полицейскую жестокость. Бьет людей, чтобы заставить их сознаться в преступлениях, которых они не совершали. Это я называю жестокостью.

– Хочу задать вам вопрос. Вернее, два. В кабинете доктора Спайглмана есть чулан? И можно ли попасть в него из коридора?

– Ага. – Глаза Эванса загораются. – Вы хотите слушать.

– Слушать и записывать. – Уэнделл Грин похлопывает по карману, в котором лежит диктофон. – Все ради общественности, благослови ее Господь.

– Да, есть, – отвечает Этан Эванс. – Но доктор Спайглман, он…

В руке Уэнделла как по волшебству возникает двадцатка.