Черный дом - Кинг Стивен. Страница 15

Над его головой громкоговоритель выплевывает: «…нет никаких ниточек, согласно словам начальника полиции Дейла Гилбертсона, который назвал Уэнделла Грина, репортера «Геральд», заезжим паникером, больше интересующимся тиражом газеты, чем нашим стремлением навести порядок во Френч-Лэндинге.

А пока в Ардене пожар в доме унес жизни пожилого фермера и его жены. Хорст П. Лепплемайер и его жена, Гертруда, восьмидесяти двух лет…»

– Хорст П. Лепплемайер, – повторяет худощавый мужчина, с удовольствием затягиваясь сигаретой. – Сможешь повторить десять раз или как?

За его спиной справа вновь открывается дверь, и хотя курильщик стоит под громкоговорителем, он слышит этот звук. Глаза за «авиационными» солнцезащитными очками мертвы от рождения, поэтому слух у худощавого мужчины обострен.

У вновь прибывшего бледное, одутловатое лицо, он щурится на солнце, как новорожденная бабочка, которую плуг вытащил на поверхность земли и выковырял из кокона. Голова у него гладко выбрита, если не считать гребня посередине (как у индейца племени могаук), на затылке плавно переходящего в косичку, которая начинается чуть повыше шеи и доходит до лопаток. Гребень ярко-красный, косичка – цвета электрик. Серьга в одном ухе, вроде бы молния, подозрительно напоминает знаки различия частей СС нацистской Германии. На нем черная порванная футболка с надписью «СНИВЕЛЛИНГ ШИТС-97: МЫ ХОРОШО ПОДГОТОВИЛИСЬ К ЭТОМУ ТУРНЕ». В одной руке этот колоритный тип держит футляр с си-ди [27].

– Привет, Моррис, – здоровается с ним худощавый мужчина в «федоре», не поворачиваясь.

У Морриса от удивления приоткрывается рот, и в этом состоянии он становится похож на милого еврейского мальчика, каковым он, собственно, и является. Моррис Розен проходит на радиостанции летнюю практику. Его направили сюда от Ошкошского филиала Висконсинского университета. «Господи, как же мне нравится бесплатная рабочая сила!» – заявил как-то по этому поводу Том Уиггинс, управляющий радиостанцией, довольно потирая руки. Никто так придирчиво не следит за расходами компании, как это делает Том Уиггинс на KDCU. Он – словно дракон, восседающий на груде золота (хотя на счетах KDCU не просматривалось такой груды; повторим, диапазон AM практически вымер, просто чудо, что эта радиостанция до сих пор находится на плаву).

Выражение удивления на лице Морриса – будет справедливо назвать это удивлением смущения – сменяется улыбкой.

– Bay, мистер Лайден! Ну вы и даете! Какие же у вас уши!

Тут он хмурится. Даже если мистер Лайден, который стоял под тявкающим громкоговорителем, не следует это забывать, и услышал, что кто-то вышел из здания, каким образом ему удалось узнать, кто именно появился у него за спиной?

– Как вы узнали, что это я? – спрашивает он.

– По утрам здесь только двое пахнут марихуаной, – объясняет Генри Лайден. – Один из них после косячка полощет рот «Скоуп» [28], второй, это ты, обходится без оного.

– Bay. – В голосе Морриса слышится уважение. – Да у вас нюх как у собаки.

– Именно так, – соглашается Генри. Продолжает мягко и задумчиво: – Это трудная работа, но кто-то должен ее делать. Так вот, насчет твоих утренних свиданий с ароматной травкой. Позволь мне поделиться с тобой одним индейским афоризмом.

– Да, конечно. – Это первый долгий разговор Морриса с Генри Лайденом, и он на все сто процентов соответствует образу, который ему нарисовали. На все сто и даже больше. И уже совсем не трудно поверить, что он может быть другим… полностью перевоплощаться, как Брюс Уэйн. Но… все это так необычно.

– То, чем мы занимаемся в детстве, становится привычкой. – Все тот же мягкий голос, не имеющий ничего общего с голосом Джорджа Рэтбана. – Это мой тебе совет, Моррис.

– Да, абсолютно, – отвечает Моррис. Он понятия не имеет, о чем толкует мистер Лайден. Но медленно, застенчиво протягивает руку с футляром с си-ди. На мгновение, пока Генри не пытается взять футляр, Моррис чувствует острую обиду. Ему вдруг снова семь лет, и он пытается произвести впечатление на своего вечно занятого отца картиной, которую рисовал в своей комнате всю вторую половину дня. Потом думает: «Он же слепой, дубовая твоя башка. Он может унюхать марихуану в твоем дыхании, и уши у него, возможно, как у летучей мыши, но откуда он может знать, что у тебя в руке гребаный си-ди?»

Осторожно, словно пугаясь собственной смелости, Моррис берет Генри за запястье. Чувствует, как тот вздрагивает, но потом позволяет подвести его к пластмассовой коробочке.

– А, си-ди, – говорит Генри. – И что там записано?

– Вы должны поставить седьмой трек в вашу вечернюю программу, – отвечает Моррис. – Пожалуйста.

Впервые на лице Генри отражается тревога. Он затягивается сигаретой, бросает ее (даже не посмотрев… естественно, ха-ха) в наполненное песком пластиковое ведро у двери.

– О какой программе ты говоришь? – спрашивает он.

Вместо прямого ответа Моррис губами издает быстрые чавкающие звуки, изображая маленького, но прожорливого грызуна, поедающего что-то вкусное. Хуже того, дополняет их фирменной фразой Висконсинской крысы, которую молодежь возраста Морриса знает так же хорошо, как их родители, – вопль Джорджа Рэтбана «Даже слепой»: «Жуй это, ешь, запивай, оно все-е-е равно выйдет из одного и того же места!»

С имитацией у Морриса не очень, но вопроса, кого он имитирует, не возникает: одну-единственную Висконсинскую крысу, чья вечерняя программа на KWLA-FM известна на весь округ Каули (скорее следовало бы сказать «пользуется дурной славой во всем округе Каули»). KWLA – крошечная студенческая радиостанция, работающая в FM-диапазоне, пятнышко на полотне висконсинского радиоэфира, но аудитория Крысы огромна.

Но если кто-то узнает, что обожаемый всеми, болеющий за «Пивную команду», голосующий за республиканцев, вещающий в АМ-диапазоне Джордж Рэтбан одновременно и Висконсинская крыса, который однажды в прямом эфире вывалил содержимое кишечника на си-ди «Бэкстрит бойз», могут быть неприятности. И очень серьезные, которые, вполне возможно, выйдут за пределы висконсинского радиомирка.

– С чего ты вдруг решил, Моррис, что Висконсинская крыса – это я? – спрашивает Генри. – Я же практически не знаю человека, о котором ты говоришь? Кто вбил тебе в голову такую странную идею?

– Информированный источник, – уклончиво отвечает Моррис.

Он не собирается выдавать Хоуви Соула, даже если ему будут вырывать ногти раскаленными щипцами. Да и Хоуви выяснил это случайно: как-то зашел в сортир после Генри и увидел, что тот выронил бумажник из заднего кармана, пока сидел на троне. Казалось бы, человек со столь обостренными органами чувств не мог не заметить падения бумажника на пол, но, возможно, Генри в тот момент крепко о чем-то задумался: человеку, столь занятому работой, как Генри, есть о чем подумать. В любом случае в бумажнике Генри лежал пропуск KWLA (в бумажник Хоуви, по его словам, заглянул из чистого любопытства), и в строке «Фамилия» кто-то поставил «оттиск крысы». Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ширинки.

– Я никогда в жизни не переступал порога KWLA, – говорит Генри, и это абсолютная правда. Передачу Висконсинской крысы (среди прочих) он делает дома, потом посылает пленку через абонентский ящик, который арендует на имя Джо Страммера в почтовом отделении в центре города. Пропуск с «оттиском крысы», скорее, приглашение от менеджмента KWLA, которым он еще ни разу не воспользовался… Но пропуск сохранил.

– Ты тоже стал чьим-то информированным источником, Моррис?

– Что?

– Ты кому-нибудь говорил, что я – Висконсинская крыса?

– Нет! Конечно же нет! – Как нам известно, люди всегда так говорят. К счастью для Генри, в данном случае это правда. По крайней мере пока, день ведь только начался.

– И не скажешь, не так ли? Потому что слухи имеют одну особенность: они укореняются. Совсем как плохие привычки, – бормочет Генри, создавая дымовую завесу.