Черный дом - Кинг Стивен. Страница 61

– Я у тебя в долгу, – говорит он.

– Да, – соглашается Генри с пассажирского сиденья. – Даже слепой видит, что он у тебя в долгу.

– Замолчи, дядя Генри, – добродушно бросает Дейл.

– Да, mon capitaine.

– Как насчет бейсболки? – спрашивает Джек.

– Если мы найдем что-нибудь еще, оставшееся от Тая Маршалла… – У Дейла срывается голос, он сглатывает. – Или самого Тая, мы ее оставим. Если нет, какое-то время подержишь у себя.

– Я думаю, ты только что избавил меня от очень неприятных объяснений, – говорит Джек и ведет Дейла к кузову. Откидывает крышку ящика из нержавеющей стали, который не стал запирать, отъезжая от дома, достает один из мешков для мусора. Из мешка доносится плеск воды и стук еще не растаявших кубиков льда. – В следующий раз, когда будешь чувствовать себя круглым дураком, вспоминай обо мне.

Дейл пропускает его слова мимо ушей.

– Господи. – Он смотрит на герметично закрытый пакет, который Джек только что достал из мешка. Капельки воды поблескивают на прозрачных стенках.

– Ну и запах! – Голос Генри дрожит от сострадания и печали. – Несчастный ребенок!

– Ты чувствуешь запах даже через пластик? – спрашивает Джек.

– Конечно. Он идет и оттуда. – Генри указывает на полуразрушенное здание, вытаскивает сигареты. – Если б знал, привез бы баночку «Викс» [64].

В любом случае нет необходимости проносить пакет мимо Тома Лунда. Последний скрылся за домом, продолжая разматывать желтую ленту.

– Иди внутрь, – тихим голосом инструктирует Дейл Джека. – Посмотри, что к чему, и разберись с тем, что в пакете… если найдешь… ты понимаешь… ее. Я хочу поговорить с Томом.

Джек переступает порог (двери давно нет) и входит в густейшую вонь. Снаружи Дейл инструктирует Тома. Ему велено отослать Пэм Стивенс и Дэнни Щеду, как только те прибудут, к съезду с шоссе, где они должны встать стеной и никого не пропускать.

Во второй половине дня в «Закусим у Эда», должно быть, светлее, но сейчас всюду лежит тень, рассекаемая только солнечными лучами, проникающими сквозь стены. В них лениво плывут мириады пылинок. Джек идет осторожно, жалея о том, что не взял ручной фонарик, но не хочет возвращаться за ним (фонарик наверняка есть в патрульной машине), не разобравшись с ногой. На пыли, покрывающей пол, человеческие следы, мусор, серые перья. Следы мужчины. Поверх них – множество собачьих следов. Слева Джек видит аккуратную кучку дерьма. Обходит остатки перевернутого газового гриля и, продвигаясь по следам, огибает грязный прилавок. Тем временем к развалюхе подкатывает вторая патрульная машина. Здесь, в полумраке, мухи гудят очень уж громко, а запах… запах…

Джек выуживает из кармана платок и прикладывает к носу, проходя на кухню. Здесь собачьи следы множатся, а человеческие полностью исчезают. Джек мрачно думает о траве, которую он примял на поле другого мира, пятачке, к которому не вели следы.

У дальней стены, в луже высохшей крови, лежат останки тела Ирмы Френо. К счастью, волосы скрывают лицо. Над ней ржавый кусок железа, который когда-то служил тепловым отражателем для чана с кипящим маслом, где обжаривался картофель. На нем – два слова, написанные, Джек в этом уверен, черным маркером «Шарпи»:

– Твою мать, – выдыхает Дейл Гилбертсон за спиной Джека, и тот чуть не вскрикивает.

За пределами «Закусим у Эда» напряжение стремительно нарастает.

На полпути к шоссе Дэнни и Пэм (увидев вблизи развалины закусочной и нюхнув идущий от них запах, они даже обрадовались, что их отправили организовывать КПП) едва не сталкиваются лоб в лоб со старым, ржавым пикапом «интернешнл харверстер», который несется по проселку со скоростью сорок миль в час. К счастью, Пэм бросает патрульную машину вправо, а водитель пикапа Тедди Ранкелман сворачивает влево. Автомобили замирают в траве по обе стороны проселка. Ржавый передний бампер пикапа приминает молодую березу.

Пэм и Дэнни выскакивают из патрульной машины с гулко бьющимися сердцами, с впрыснутой в кровь немалой дозой адреналина. Четверка, вывалившаяся из пикапа, напоминает клоунов бродячего цирка. Миссис Мортон сразу узнала бы в них завсегдатаев магазина Роя. Бездельников, как она их называет.

– Что это вы здесь делаете? – ревет Дэнни Щеда. Его рука падает на рукоятку пистолета, потом с неохотой опускается ниже. У него раскалывается голова.

У всех четверых (полицейские по фамилии знают только Ранкелмана, хотя лица остальных им тоже знакомы) широко раскрытые, округлившиеся от возбуждения глаза.

– Скольких вы нашли? – выкрикивает один из них. Пэм отчетливо видит брызги слюны, вылетающие изо рта в утренний воздух, без лицезрения которых вполне можно бы и обойтись. – Скольких убил этот мерзавец?

Пэм и Дэнни недовольно переглядываются. Но прежде чем кто-то из них успевает ответить, на проселке появляется «шевроле белэйр» [65] еще с четырьмя или пятью мужчинами. Нет, среди них одна женщина. Они тоже вываливаются из кабины, словно клоуны.

– Черт, я хочу проехать туда и увидеть все своими глазами! – кричит Тедди Ранкелман так радостно, словно в закусочной его ждет захватывающее зрелище, и Дэнни понимает, что ситуация выходит из-под контроля. Если эти дураки доберутся до конца проселка, Дейл проделает новую дырку ему в заднице и посыплет ее солью.

– ВСЕМ СТОЯТЬ НА МЕСТЕ! – ревет он и выхватывает из кобуры пистолет. Ему это не нравится, они же обычные люди, не преступники, но зато все взгляды прикованы к нему.

– Это место преступления, – добавляет Пэм ровным голосом. Все что-то бормочут и переглядываются: подтверждаются их худшие опасения. Она подходит к водителю «шевроле»: – Кто вы, сэр? Один из Сакнессамов? Вы похожи на Сакнессама.

– Фредди, – признает он.

– Значит, так, Фредди Сакнессам, сейчас вы сядете за руль, все, кто приехал с вами, последуют вашему примеру, и задним ходом убираетесь отсюда к чертовой матери.

– Но… – начинает женщина. Пэм думает, что она из Сангеров, этой дурацкой семейки.

– В машину и вон отсюда, – отрезает Пэм.

– А ты едешь следом, – говорит Дэнни Тедди Ранкелману. Ему остается лишь надеяться, что больше на проселок никто не съехал. Иначе получится караван пятящихся автомобилей. Он не знает, как эти уроды узнали о звонке Рыбака, да ему сейчас это и без разницы. – А не то пойдете под суд за препятствование полицейскому расследованию. Можете получить по пять лет. – Он понятия не имеет, есть ли в уголовном кодексе такая статья, но слова действуют эффективнее, чем вид пистолета.

«Шевроле» уже пятится, задний бампер мотается из стороны в сторону, как собачий хвост. Пикап Ранкелмана следует за ним, двое мужчин стоят в кузове и смотрят поверх кабины, стараясь увидеть хотя бы крышу закусочной. Патрульная машина едет последней, гонит старую легковушку и старый пикап, словно овчарка – овец, на крыше пульсируют «маячки». Пэм то и дело нажимает на педаль тормоза, а с ее губ сплошным потоком срываются слова, которым мама ее явно не учила.

– И ты этим ртом целуешь детей перед тем, как отправить их спать? – спрашивает Дэнни, в голосе слышится восхищение.

– Заткнись, – отвечает она. – У тебя есть аспирин?

– Я как раз собирался задать тебе тот же вопрос.

До шоссе они добираются вовремя. Еще три автомобиля приближаются со стороны Френч-Лэндинга, два – от Сентралии и Ардена. Сирена оглашает прогревающийся воздух. Еще одна патрульная машина, третья, которой приказано не поднимать шума, обгоняет зевак, едущих из Френч-Лэндинга.

– О боже. – Дэнни чуть не плачет. – О боже, боже, боже. Сюда, похоже, скоро съедется весь город, а, я готов поспорить, в полицейском управлении еще ничего не знают. Они выпрыгнут из штанов от злости. И отыграются на Дейле.

– Все будет нормально, – возражает Пэм. – Успокойся. Мы припаркуемся поперек съезда. И убери в кобуру этот чертов пистолет.