Шок-рок - Купер Элис. Страница 32

— Черт возьми, почему? — вставая, спросила Винд.

— Я… я этого не могу объяснить. Скажем, женская интуиция, ладно?

— Нет, не ладно! Мать, в чем дело?

— Дело… — Она пыталась найти слова, чтобы выразить то, что было лишь мучительным повторяющимся сном. — Понимаешь, была тогда одна группа, "Тайдл Рэйв"…

— О нет, мать, хватит с меня твоих охотничьих рассказов…

— Да выслушай меня, черт побери! — вскипела Конни. — Хотела знать — так слушай!

И она рассказала ей все. По крайней мере все, что могла вспомнить, поскольку минуло уже более двадцати лет и многое с тех пор утратило четкость. Но кое-что она забыть не могла. Не могла забыть рокочущего бас-гитариста и его тату. Не могла забыть кубок, поездку в лимузине, и холод, и резкую пронзающую боль, и смех, и луну, поющую песни..

Она рассказывала торопливо, отчаянно, пытаясь достучаться до сознания дочери. Пытаясь восстановить связь.

Но по мере того, как говорила, видела, как на лице Винд все более отчетливо формируется выражение скепсиса. Ей не удалось убедить дочь. Гораздо больше было похоже на то, что она ее теряла.

— Здесь что-то не так, — с силой закончила Конни.

— Мать! — Винд старалась сохранить терпение, но не очень для этого напрягалась. — Это такой бред, что даже не смешно. Допустим, у него была такая же тату. Ну и что? Вполне возможно, что где-нибудь в Лос-Анджелесе, Чикаго, Сан-Франциско или еще черт знает где живет парень, который на этом специализируется. Что тут такого?

— Винд… прошу тебя, не возвращайся.

— Я обещала.

— Обещай мне, черт возьми! Я твоя мать! Я имею на что-то право! Имею! Я запрещаю тебе ходить туда!

— Ты мне запрещаешь? — изумленно переспросила Винд. — Ты что, совсем спятила? Я совершеннолетняя…

— И сексуально озабоченная! Думаешь только о том, как затащить его на себя и стать рок-шлюхой, вместо того чтобы послушать…

Винд ударила ее — сильно и неожиданно. Конни отреагировала автоматически. Удар в лицо получился такой силы, что Винд отлетела к плите, задела рукой все еще раскаленную сковородку и взвизгнула.

Раскаиваясь, Конни шагнула к ней.

— Винд!..

Но Винд уже не слушала. Она рванулась прочь, зажимая ошпаренную руку и крича на ходу:

— Ты просто ханжа несчастная! Забила мне голову всяким дерьмом о том, какое это было прекрасное время, какая ты сама была замечательная… Из шкуры лезла, чтобы сделать меня такой, как ты, — из-за какой-то вонючей склоки с твоей матушкой, а как только я начала вести себя как ты — тут же взбесилась! В чем дело, мама? Не нравится, что получилось? Во мне от тебя слишком много? Что ж, значит, так тебе повезло! Я буду делать то, что хочу, и ходить туда, куда захочу, и черта ты меня теперь остановишь!

Но Конни уже ее не слушала. Она вытащила из тумбочки под телефоном ящик, битком забитый старыми фотографиями и прочим хламом. Представление Конни о порядке ограничивалось приблизительным знанием о том, где что может быть. Она лихорадочно перебирала бумажки, отчаянно стараясь выбросить из головы диатрибу дочери, и наконец выхватила нужную стопку фотографий.

— Иди посмотри! — позвала она Винд. — Не могу найти фотографию тату, но вот это Рэб. — Она сунула фотографии под нос дочери. Винд мельком взглянула на характерное суровое выражение лица старомодного рокера, но на большее не хватило терпения. Нет, мать может убираться со своей паранойей куда подальше. Выхватив фотографии из руки Конни, она швырнула их на пол.

И ринулась прочь со скоростью и яростью, полностью соответствуя своему имени, не обращая внимания на материнские вопли.

"Хочу отрезать себе л-л-л-ломтик твоей л-л-л-любви-и-и-и! — завывал Вайли Койот, ведущий солист "Академии Мрака", носясь по сцене в драных, в обтяг, черных кожаных штанах и алых ботинках со страусиными перьями. Его огненно-красная грива раскачивалась из стороны в сторону, как и окружающая толпа. Он прыгал, падал, визжал, драл себя ногтями, подхлестывал, доводя восхищенных тинейджеров до полнейшего безумства.

Винд смотрела это сбоку, из-за кулис. Теперь она официально стала одной из немногих избранных. В руках у нее было две бутылки пива: в одной — "Миллер-лайт", из которой она прихлебывала, в другой — длинногорлый "Будвайзер", чтобы дать Вэлу, когда он закончит работать. Или в любой момент, как только он выскочит за кулисы сорвать поцелуй и промочить глотку холодненьким.

Группа доиграла "Ломтик Твоей Любви", и Руди Валенц, соло-гитарист, стал менять гитары для следующей вещи. Пока помощники подключали инструмент Вэла, она заметила, что он на нее смотрит. Она послала ему воздушный поцелуй, и бас-гитарист кивнул ей и улыбнулся.

Это была странная, кривая, причудливая, кошмарная улыбка. Словно часть его рта была мертва.

Винд ощутила внутреннюю дрожь. Она отвернулась и ушла в раздевалку.

Было нечто такое в этой улыбке… нечто такое, что напомнило ей такую же безумную улыбку, которая мелькнула в той стопке фотографий, что сунула ей мать.

Ее мать, сбрендившая сучка…

— Не становись посмешищем, — произнесла она в пространство, сунула в рот клубничку со стоявшего рядом подноса и отравилась обратно за кулисы досматривать окончание выступления "Академии Мрака".

Поездка на лимузине в отель стала одним из сильнейших ощущений, которые когда-либо испытывала Винд. Мелкий дождик стучал в ветровое стекло, а водитель, не давая затухнуть ленивой болтовне, рассуждал о том, что могло быть и хуже.

Винд не обращала на эту болтовню никакого внимания. Она сидела на коленях у Вэла, хохотала, дергала его за выпяченный подбородок, в то время как вся остальная группа жадно пожирала ее взглядами. Но Вэл властно обнял ее рукой и усмехнулся:

— Она моя, парни. Вся моя.

Вся его.

Она лежала, свернувшись в клубочек на кровати в гостиничном номере Вэла, и улыбалась. Она даже еще не разделась. Было ужасно забавно смотреть, как Вэл ходит взад-вперед по номеру, прижав к уху мобильник, и о чем-то договаривается. Время от времени покрикивает на своего агента. Ей это нравилось. Вэл никому не даст спуску. Она делала мысленные заметки, планируя приложить его манеру управляться с делами к своей собственной ситуации со свихнувшейся матушкой.

Вэл наконец отбросил телефон и обернулся к ней. Снимая рубашку, он снова улыбнулся той самой жуткой улыбкой. Потом, наставив на нее указательный палец как пистолет, произнес:

— Жди здесь.

На минуту он вышел из комнаты, а когда вернулся…

В руках у него был кубок. Большой серебряный кубок.

Увидев ее гримасу смущения и беспокойства, он вытянулся лицом.

— Что-то не так, детка?

— М-м-м-м, — промычала она, оглядываясь по сторонам, словно ища кого-то. — М-м-м-м… — повторила она вновь.

— Винд. — В голосе просквозила уже неприятная нотка, Винд, в чем дело?

Она неохотно показала на кубок.

— Что… э-э, что ты хочешь, чтобы я сделала? С этим?

— Принес выпить. Это специально для тебя, — восстановив уверенность, пояснил Вэл. — Попробуй. Тебе понравится.

— Я… — Она соскользнула с кровати. — Мне пора идти.

— Куда это, черт побери, ты надумала идти?

— Туда. Отсюда. Не знаю.

— Куда это "туда"? — преградил он ей путь.

И тут в голове раздался предупреждающий крик. У предупреждения был голос матери. Одного этого было бы достаточно, чтобы проигнорировать его, но она поняла, что не может.

— Вэл, — с напряжением произнесла она, — если у тебя есть ко мне хоть какие-то чувства — уйди с дороги.

Он снова усмехнулся своей странной, однобокой улыбкой.

— А если нет?

— Если не уйдешь?

— Нет. Если у меня к тебе нет никаких чувств?

Поколебавшись мгновение, она сделала ложный нырок влево и метнулась вправо. Однако обмануть его не удалось. Вэл жестко схватил ее за запястье, некоторое время они боролись, а потом свободной рукой Винд ухитрилась выбить у него кубок, который покатился по полу. Из него пролилась густая липкая жидкость красного цвета, навсегда испортив ковер.