Гарри Поттер и Орден феникса (с илл. из фильма) - Роулинг Джоан Кэтлин. Страница 84

— Не раз, а по крайней мере три.

— Ну, если считать тот раз, когда ты споткнулся о собственную ногу и вышиб у меня палочку...

Они спорили всю дорогу до гостиной, но Гарри их не слышал. Он поглядывал на Карту Мародеров, а сам думал о том, что сказала Чжоу: она из-за него нервничает.

Глава 19

ЛЕВ И ЗМЕЯ

Две недели у Гарри было такое чувство, что он носит в груди талисман, пламенную тайну, помогавшую ему терпеть занятия у Амбридж и даже вежливо улыбаться, глядя в ее жуткие выпуклые глаза. ОД и он под самым носом у нее делали то, чего она и Министерство больше всего страшились, и, вместо того чтобы читать у нее на уроках Уилберта Слинкхарда, он с удовольствием вспоминал последние собрания кружка, вспоминал, как Невилл разоружил Гермиону, как Колин Криви после усердной практики на трех занятиях овладел Чарами помех, как Парвати Патил так хорошо овладела Уменьшающим заклятием, что превратила стол со всеми вредноскопами в пыль.

Выделить определенный день для собраний ОД оказалось невозможно: надо было приноравливаться к отдельным тренировкам трех команд по квиддичу, а их нередко переносили из-за плохой погоды. Но Гарри об этом не сожалел: наверное, даже выгодней собираться не по расписанию. Если за ними слежка, ее это скорее запутает.

Гермиона вскоре придумала очень остроумный способ оповещать всех участников о времени и дате собрания, когда надо было неожиданно его перенести. Ведь если бы ученики с разных факультетов стали слишком часто ходить по Большому залу и сговариваться, это выглядело бы подозрительно. Всем членам ОД Гермиона дала по фальшивому галеону (Рон чрезвычайно возбудился, когда увидел корзинку и решил, что раздают золото).

— Видите цифры по ребру монеты? — сказала она, показывая образец в конце четвертого занятия. Монета блестела золотом при свете факелов. — На настоящих галеонах здесь стоит серийный номер, указывающий, каким гоблином она отчеканена. На наших же цифры будут меняться — они показывают дату и час следующего собрания. Когда дата меняется, монета делается горячей, так что, если вы носите ее в кармане, вы это почувствуете. Все берем по одной; когда Гарри назначает дату, он меняет цифры на своей, и, поскольку я навела на них Протеевы чары, с вашими произойдет то же самое.

Ответом ей было недоуменное молчание. Гермиона обвела взглядом смущенных слушателей.

— Я подумала, это хороший способ, — неуверенно пояснила она. — В смысле, если Амбридж прикажет вывернуть карманы, то ничего подозрительного не увидит. Ну... если вам не хочется...

— Ты умеешь наводить Протеевы чары? — спросил Терри Бут.

— Да.

— Но это ведь... это уровень ЖАБА, — сказал он слабым голосом.

— Ну... — Гермиона старалась держаться скромно, — может быть... наверное...

— Почему ты не в Когтевране? — допытывался он почти удивленно. — С твоими мозгами?

— На распределении Волшебная шляпа всерьез подумывала отправить меня в Когтевран, — весело сказала Гермиона, — и все-таки остановилась на Гриффиндоре. Так мы воспользуемся галеонами?

Послышались одобрительные голоса, и все стали подходить к корзинке. Гарри повернул к ней голову:

— Знаешь, что мне это напоминает?

— Нет, что?

— Шрамы Пожирателей смерти. Волан-де-Морт прикасается к одному, и шрамы у всех жжет. Это — сигнал, что он их призывает.

— Ну... да, — тихо сказала Гермиона, — это и навело меня на мысль... Но заметь: я решила вырезать дату на металлических вещах, а не на руках наших членов.

— Ага, твой способ гуманней. — Гарри улыбнулся и опустил монету в карман. — Единственное опасение — мы можем потратить их невзначай.

— Черта с два, — сказал Рон, с некоторой скорбью разглядывая свой негодный денежный знак. — Мне-то не с чем его спутать.

Приближался первый матч сезона: Гриффиндор — Слизерин. Анджелина требовала чуть ли не ежедневных тренировок, и в собраниях ОД наступил перерыв. Из-за того, что Кубок по квиддичу давно не разыгрывался, предстоящую игру ожидали с повышенным интересом и даже волнением. Живо интересовались ею и пуффендуйцы с когтевранцами — и тем и другим, понятно, предстояло сразиться с обеими этими командами. Деканы факультетов, пытаясь сохранять приличествующую им беспристрастность, на самом деле горячо желали победы своих команд. Профессор Макгонагалл, например, за неделю до матча вообще перестала задавать домашние задания; лишь тогда Гарри стало ясно, до какой степени она заинтересована в победе в предстоящем матче.

— Полагаю, в ближайшие дни у вас и без этого достаточно дел, — торжественно объяснила она ученикам, не сразу поверившим своим ушам. Но тут она посмотрела в упор на Гарри и Рона и сурово добавила: — Я привыкла видеть Кубок по квиддичу у себя в кабинете и вовсе не хочу уступать его профессору Снеггу, так что потренируйтесь лишний раз, если не затруднит.

Снегг проявлял не менее горячую заботу о своей команде. Он так часто заказывал поле для слизеринцев, что команде Гриффиндора иногда не удавалось потренироваться. Он пропускал мимо ушей жалобы на то, что слизеринцы пытаются вывести соперников из строя в коридорах. В больничное крыло пришла Алисия Спиннет — брови у нее стали расти так быстро и густо, что уже закрывали рот. И хотя четырнадцать свидетелей доказывали, что ее заколдовал сзади слизеринский вратарь Майлс Блетчли, когда она занималась в библиотеке, Снегг не пожелал их слушать и сказал, что она, наверное, сама пыталась применить чары для ращения волос.

Гарри считал, что у Гриффиндора хорошие шансы на победу: как-никак они ни разу не проиграли команде Слизерина. Конечно, Рон не дотягивал до уровня Вуда, но тренировался с огромным усердием. Самым большим его недостатком было то, что после ошибки он терял уверенность; пропустив гол, начинал суетиться и легче пропускал новые. С другой стороны, он брал поразительные мячи, когда был в ударе. Однажды на тренировке он, спрыгнув с метлы, повис на одной руке и отбил квоффл ногой так сильно, что мяч пролетел все поле и угодил в среднее кольцо на противоположной стороне. Вся команда сочла, что рядом с этим бледнеет даже недавний подвиг вратаря ирландской сборной Барри Райана, отразившего бросок Ладислава Замойского, лучшего польского охотника. Даже Фред сказал, что они с Джорджем, пожалуй, еще будут гордиться Роном и серьезно подумывают о том, чтобы признать свое с ним родство, от которого якобы открещивались все эти четыре года.

Одно беспокоило Гарри: не выведет ли Рона из равновесия предматчевая тактика слизеринцев. Сам он за четыре года притерпелся к их издевательствам, так что замечания наподобие «Эй, Поттер, Уоррингтон поклялся сшибить тебя с метлы в субботу» не пугали его, а только смешили.

«Уоррингтон тот еще снайпер, — отвечал он, — если бы он целил в соседа, вот тут бы я струхнул». Рон и Гермиона хохотали, а с лица Пэнси Паркинсон слезала дурацкая ухмылка.

Рон же не привык к тому, чтобы его систематически изводили насмешками, оскорблениями, угрозами. Когда слизеринцы, порой семикурсники значительно крупнее его, шептали ему в коридоре: «Зарезервировал себе койку в больничном крыле?» — он не смеялся, и лицо его принимало нежный салатный оттенок. Когда Драко Малфой изображал, как Рон роняет квоффл (а делал он это при каждой встрече), уши у Рона загорались, а руки тряслись так, что действительно выронили бы любую вещь.

Октябрь окончился в проливных дождях и вое ветра, и с железным холодом пришел ноябрь, с заморозками по утрам и ледяными бурями, обжигавшими лицо и руки. Небо на потолке Большого зала затянула жемчужно-серая мгла, горы вокруг Хогвартса надели снежные шапки, а в замке стало так холодно, что между занятиями ученики ходили по коридорам в толстых защитных перчатках из драконьей кожи.

Утро матча выдалось холодным и ясным. Гарри проснулся и увидел, что Рон сидит на кровати, обхватив колени и глядя в одну точку.