Случайная вакансия - Роулинг Джоан Кэтлин. Страница 20

Тесса поместила кастрюлю в полиэтиленовый пакет и оставила на кафельном полу в прихожей. Затем она надела мешковатый зелёный кардиган, частенько заменявший ей куртку, но переобуваться не стала. Вместо этого она в мягких тапках неслышно пошла вверх по лестнице, а потом, ступая более свободно, поднялась ещё на один пролёт, в мансарду. За дверью послышалась торопливая возня. Тесса постучалась, давая Пупсу возможность свернуть на мониторе все окна и, возможно, спрятать сигареты, о которых она якобы не знала.

— Да?

Она приоткрыла дверь. Сын, сидя на корточках, с показной сосредоточенностью рылся в школьном рюкзаке.

— Ты другой день не мог выбрать, чтобы прогулять урок?

Пупс выпрямился; худой и длинный, он возвышался над матерью.

— Да был я на этом уроке. Просто немного опоздал. Беннетт меня не отметил. Придурок.

— Стюарт, прошу тебя. Пожалуйста!

У себя в школьном кабинете ей подчас приходилось сдерживаться, чтобы не повышать голос. Вот и сейчас она готова была начать.

«Ты должен принять реальность других людей. Тебе кажется, что реальность — это предмет для переговоров, что она будет для нас такой, как ты скажешь. Ты должен принять, что мы столь же реальны, как и ты; ты должен принять, что ты не Господь Бог».

— Отец страшно переживает, Стю. Из-за Барри. Ты это понимаешь?

— Да.

— Представь: это всё равно что ты бы потерял Арфа.

Он не ответил; выражение его лица почти не изменилось, но она уловила издевательскую насмешку.

— Я знаю, ты считаешь, что вы с Арфом и отец с Барри — это небо и земля…

— Нет, — сказал Пупс, но, как она поняла, лишь для того, чтобы отделаться.

— Мне сейчас нужно сходить к Мэри, отнести кое-что из еды. Умоляю, Стюарт, в моё отсутствие не огорчай отца ещё больше. Прошу тебя, Стю.

— Ну хорошо, — ответил он с полуухмылкой-полуужимкой.

Она почувствовала, что его мысли — не успела она закрыть дверь — стрижами упорхнули совсем в другую сторону.

VI

При свете дня злобный ветер разогнал низкие тучи и с закатом умер. Через три дома от Уоллов, в доме Моллисонов, Саманта под сильной лампой разглядывала своё отражение в зеркале трюмо, тяготясь тишиной и неподвижностью.

Последние два-три дня повергли её в расстройство. Продажи были, по сути, на нуле. Торговый представитель фирмы «Шанпетр» — как оказалось, мордастый, грубый тип — приволок с собой целый саквояж отвратных бюстгальтеров. Видимо, всё своё обаяние он растратил на предварительные переговоры, потому как при встрече повёл себя деловито и свысока, стал хаять её ассортимент и навязывать свой товар. Она ожидала увидеть кого-нибудь более юного, рослого и сексуального; с первой же минуты переговоров ей не терпелось выставить его с этим барахлом из своего бутика.

В обеденный перерыв она купила для Мэри Фейрбразер открытку с надписью «Искренние соболезнования» и теперь пыталась придумать что-нибудь от себя, ведь после той кошмарной поездки в больницу одной лишь собственноручной подписи явно было бы недостаточно. Близкими подругами они никогда не были. Пэгфорд — городок небольшой, тут все друг с другом здоровались, но на самом деле они с Майлзом совершенно не знали Мэри и Барри. Можно даже сказать, они принадлежали к противоборствующим лагерям, потому что Говард и Барри вечно конфликтовали из-за предместья Филдс… Саманта этими проблемами не заморачивалась. Политические дрязги местного значения её не трогали.

Измученная, раздражённая, она весь день кусочничала, чтобы поднять себе настроение, и отнюдь не горела желанием идти к свекрови на ужин. Уставясь в зеркало, она приплюснула щёки ладонями и стала осторожно оттягивать назад. Отражение постепенно молодело. Поворачивая лицо так и этак, Саманта изучала тугую маску. Так лучше, намного лучше. Интересно, во что это встанет; долго ли придётся мучиться; сможет ли она рискнуть. Нетрудно было представить, что скажет свекровь, завидев Саманту с новым, упругим лицом. Ширли не упускала случая напомнить, что они с Говардом помогают оплачивать образование внучек.

В спальню вошёл Майлз; Саманта отпустила щёки и взялась за корректор для области глаз; откинув назад голову, как перед нанесением макияжа, она обработала мешки под глазами. Но в углах губ оставались тонкие, как иголки, короткие морщины. Их можно было выровнять — она читала — какими-то инъекциями. Неизвестно ещё, будет ли желаемый эффект, но всяко дешевле, чем подтяжка, да и Ширли, глядишь, не заметит. В зеркале она видела, как Майлз снимает галстук и рубашку; внушительный живот нависал над офисными брюками.

— У тебя ведь деловая встреча была назначена? С каким-то представителем? — вспомнил он.

Лениво почёсывая волосатый пуп, он уставился в платяной шкаф.

— А толку-то что? — отозвалась Саманта. — Дерьмо полное.

Майлзу нравился род её деятельности: в той среде, где он вырос, розничная торговля считалась единственно достойным занятием, и Майлз с подачи отца всегда с уважением относился к коммерции. А кроме того, бизнес Саманты давал ему повод для колкостей и более грубоватых форм самоутверждения. Майлзу не надоедало отпускать одни и те же шуточки и двусмысленности.

— Чашечки не подошли? — со знанием дела осведомился он.

— Фасоны не подошли. Цвета жуткие.

Саманта стянула густые каштановые волосы на затылке, не сводя глаз с Майлза, который переодевался в модные хлопчатобумажные штаны и рубашку поло. Она вся была на нервах и от малейшей провокации могла вспылить или расплакаться.

До Эвертри-Кресент было рукой подать, но, чтобы не преодолевать крутой подъём, они поехали на машине. Быстро темнело; на вершине холма они обогнали какого-то пешехода, фигурой и движениями точь-в-точь похожего на Барри Фейрбразера; Саманта даже вздрогнула и оглянулась. Их машина свернула влево, и через минуту — да, никак не больше — они уже притормозили у полумесяца одноэтажных домов постройки тридцатых годов прошлого века.

Как у парадного фасада, так и на заднем дворе принадлежащего Ширли и Говарду коттеджа, невысокого кирпичного строения с широкими окнами, зеленели обширные газоны, которые летом Майлз подстригал аккуратными полосками. За долгие годы здесь появились фонари под старину, белая чугунная калитка, а по бокам от входной двери — терракотовые вазоны с геранью. Но главное, рядом с дверным звонком висела круглая плакетка полированного дерева, на которой готическим шрифтом, да ещё в кавычках, было начертано: «Эмблсайд».

Саманта иногда язвила по поводу дома родителей мужа. Майлз терпел её насмешки, по умолчанию признавая, что у них с Самантой, в доме с ламинатными настилами и дверями, с коврами на голых досках, с репродукциями в рамах, с модным, но неудобным диваном, заметен более утончённый вкус, но в глубине души он отдавал предпочтение этому коттеджу, где прошло его детство. Там почти все поверхности были накрыты чем-нибудь мягким и ворсистым, там не гуляли сквозняки, а кресла были на редкость удобны. По окончании стрижки газонов Ширли каждый раз подавала ему холодное пиво, и он устраивался в каком-нибудь из этих кресел, чтобы посмотреть крикет на огромном экране. Иногда к нему подсаживалась одна из дочек и лакомилась мороженым, политым шоколадным сиропом, который специально готовила для внучек бабушка Ширли.

— Здравствуй, солнышко, — сказала Ширли, открыв дверь.

Приземистым, компактным телосложением она напоминала маленькую аккуратную перечницу в фартучке с растительным узором. Ширли привстала на цыпочки, чтобы рослый сын её поцеловал, потом бросила: «Здравствуй, Сэм» — и тут же отвернулась.

— Ужин почти готов. Говард! Майлз и Сэм пришли!

В доме пахло мебельным воском и аппетитной едой. Говард появился из кухни с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой. Отработанным движением Ширли незаметно попятилась в столовую, пропуская вперёд Говарда, занимавшего почти всю ширину коридора, а потом засеменила в кухню.

— Вот они, добрые самаритяне, — загрохотал Говард. — Как твой корсетный бизнес, Сэмми? Грудью встаёт против спада?