Время учеников. Выпуск 2 - Чертков Андрей Евгеньевич. Страница 80

— Все-все, дети, хорош. Что нам-то делить? А вот кто, братцы, сегодня — то бишь с утра — во дворец пойдет?

— Я, наверное. Баронету-то нельзя, он на этой неделе уже дважды мелькал.

— Ага, причем один раз — днем без слуг!

— Мало, Токива, болтают о тебе?

— А что, разве новое что-то?

— Да нового-то немного, все о том же: колдовство дескать, детей ему на глаза не показывать — души из них вытягивает, мороком заменяет — и сам не растет, и рядом с ним… А то вот еще нынче о призраке стали толковать: мол, не живой он, а так — видимость одна.

— Ну, это все вариации. На то и языки мамашам, чтобы чесать ими. А что же наша пропаганда?

— Есть и наша — легенду, что Учитель посоветовал, удалось вроде пустить.

— Это о святом отроке?

— Ну-ну, не зазнавайся так, твое благородие. Уж и о святом! О праведном пока только.

— Мальчики, а что за легенда?

— Амка, расскажи, ты ведь перекладывал — вон Лина не слыхала.

— Ну что, легенда о праведном отроке Каве. Не такая и новая — было что-то похожее — только там языческие святые. В общем, Кава этот так истово верил и себя блюсти стремился, что просил, значит, Творца не дать ему стать большим. Дескать, взрослые все как один в грехе, а он хочет прямо на небо — пока безгрешен.

— То есть жить неохота было парню — и все дела.

— Ладно, ты будто не сам к нам пошел.

— Ого, сравнил! То-к вам, а то — на небо!

— Че-то я не пойму, Такка, сам-то ты что предпочитаешь?

— Парни, парни! Ну что вы все на себя мерите — это ж пропаганда. Вы вон у нас второй год, книг одних сколько прочли. А народ любит, когда красиво — со слезой. Ну не о вакцине же этот Кава молился! Во что верят — то и плетем.

— Верно, Токи. А вы — хорош перебивать. Пользуетесь, что Амка у нас кроткий, он и ругаться-то не умеет.

— А что, мальчики, это разве плохо?

— Лина, кончай, не наигрывай, ты ж не в городе.

— Ладно, Ама — доскажи. Мы не будем больше.

— Верно. Что там по сценарию дальше со святым отроком?

— С праведным.

— А, один черт!

— Ну так молитва его, значит, была услышана — даже знамение ему было — но переработана творчески. Дескать, такое дите пускай несет свет своей праведности заблудшим взрослым — и, значит, оставлен он был среди смертных в виде вечного отрока. И по сей день бродит по землям и странам, несет, стало быть, свет веры.

— Что ж, красиво. А, баронет? Тянешь на несущего свет?

— Но-но, без намеков! Шутки шутками, а мы будто не для того тут…

— И что, верят?

— Да кто их знает. Главное, пошло в массы. Особенно женщины такие байки любят. А уж от себя — чего только не надобавляли. Я вот вчера только у хозяина сам этот фольклор слышал. Соседка наша, тетушка Уки, в очереди излагала. Слушают, Кстати. Так у нее там Кава этот мало что по воде аки по суху не ходит, а уж и светится он ночью, и звери лесные ему служат, и птица Сиу на себе возит… Я бы прослезился, честное слово, да работы было невпроворот.

— Так что пошла сказочка в народ. Глядишь, и о колдунах подзабудут. А то детишек, вишь, повадились запирать от ихнего баронетства.

— Да ладно, много ли нашего брата назапираешь! Вон на той декаде в замок Хару, даром что полдня верхом, — полторы дюжины городских, кто как, а добрались. Девчонок — и тех четверо. Прятать! Нынче в Арканаре ночью и монаха-то редко встретишь, а уж мальцу много ли надо: проскочил — ладно, а ежели патруль — так какой с сопляков спрос…

— Однако и расслабляться не очень стоит. Монахи, они ведь тоже, знаете, разные.

— Да ладно, что эти попы против акса возразить смогут! Помните, как баронет прошлой весной копье у того здоровенного в воздухе перехватил? А тот аж отключился — варежка нараспашку, узду бросил, слюнки пускает. Так, снулый, и сполз с седлом в канаву. У Ниги-то кинжал отцовский, любую упряжь — как масло…

— А что, пацаны, у кого та лошадь сейчас?

— Да нет, она не у нас — в Соане у ребят. Еще в канун Великого мученика в караване ушла — не было ж гиперсвязи, а там эпидемия.

— А, верно, пятеро уехали тогда. Учитель еще потом появлялся, двоих сам забрал — без цепочки, прямо на Полюс.

— Это, выходит, с тех пор никого не присылали? Сколько прошло-то?

— Да уж полсезона точно.

— Ага. Так что скоро Капитан подтянется. С ревизией.

— Что ревизия! Тренировки будут новые, книги, кристаллы свежие, вот — да!

— А как зелье-то у нас, не все вышло?

— Здрасьте! Проснись, дите малое, неразумное! Два раза с прошлой доставки сверх нормы по гипер добавляли — видишь же сам, сколько новеньких.

— Ну че, здорово. Эдак мы что ж, дыру сию чертову без взрослых оставим?

— Ах, старший брат Мацу, твои бы слова — да комунибудь в уши. Жаль, некому. Куда там! Дойти бы хоть до половины отобранных Детектором. А ты — без взрослых! Мечты, брат, розовые.

— Да что вы, мальчишки, все о вечном. Мы воевать будем сегодня? Утро ж скоро. Еще вон кристаллов на час каждому! И поесть — раз уж не спали совсем.

— И то дело! Дама права. Еду — на потом. Кто вчера вел тренировку? Баронет? Ну тогда я — сегодня. Давайте по пятеркам — четверо на одного — без касания. Девчонок, девчонок разберите — а то вон они опять друг с дружкой — хиханьки одни. Нет, с кинжалами — потом. Ленты для глаз кто убирал? Ну так раздай. До пикового акса — полчаса. Разминаемся…

Реконструкция 2

Саракш

До конца обеденного перерыва оставалась едва ли минута, а я все стоял посреди кабинета. Да еще в плаще. Это я-то, который всегда начинал работать раньше всех, а уходил — последним. Нет, я был все тот же. И ни любви к своей работе, ни хватки не потерял ни на волос. Тот же незаменимый спецпомощник Генерального по прозвищу Клещ, про которого все знают: если вцепился — все, не отдерешь. Самые глухие, самые гробовые случаи они приберегали для меня. И заключали пари. Правда, в последние год-два все реже: мало, ох как мало было шансов у ставивших против меня. Но вот это новое дело…

В нашем Департаменте вообще трудно кого-либо удивить. Особенно в последние годы. Уж каких только судебных процессов мы не повидали! Нередко случалось и такое, что явственно попахивало чертовщиной. Но это — всегда лишь на первый взгляд. А покопаешь — глядь, а вон и вполне материальное объяснение. Только успевай ордера выписывать. А уж там, как говорится, решит суд.

Впрочем, вся эта мистика и прочая метафизика — не по моей части. Чаще всего подобные дела шли в отдел мошенничества — к Фокуснику Мануту. Ну а если он не вытягивал — что ж, тогда последняя надежда — специальный помощник Генерального прокурора, старший советник юстиции Годи. Он же Клещ. Однако на этот раз они, видно, сразу усекли, что дело не из простых. Чтоб не сказать — стенка. Так что прямо с меня и начали. Причем даже не Генеральный приказывал — он только перебросил прочую работу на потом или на вторых спецов. А приказ был аж от самой Четверки — то есть, попросту говоря, позвонил Второй. И не через референта, а сразу сам. Ну, это-то ладно, это нам не впервой, мы себе цену знаем. А вот дальше — дальше сразу начались странности. Казалось бы — звонит кто-то из Четверки. Бывает. Чаще всего Второй и звонит — ну, или приказ приходит за его подписью. Он ведь нам кто — он шеф по внутренним делам — раз, ну и, само собой, контрразведка — тоже его ведомство. А тут вдруг — извольте — я, говорит, к вам, Годи, как глава ведомства образования и охраны детства обращаюсь. Однако, думаю. То есть не то чтобы я не знал, кто в Четверке за что отвечает. Но чтоб шеф моего шефа говорил со мной так, будто я директор школы… Бывают, правда, и дела по нарушениям прав детей: беспризорные там, сироты, разврат всякий, потом опять же киднэппинг. Но это ведь все семечки, никак не наш уровень. Ладно, думаю, послушаем, что дальше будет.