Глубина (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 54

— Рассказать, так не поверят…

— Ну, те кто выпил, поверят, — мрачно заметил Маньяк.

— Зайди утром, часов в десять, — попросил я. — Надо кое о чём поговорить.

— Только не забудь вынырнуть. Зайду.

— Пока, Шурка.

Я повесил трубку, смущённо посмотрел на Людмилу Борисовну.

— Долго я?

— Ладно, ничего, — старуха махнула рукой. — Бизнес, разве я не понимаю? Продаёшь-то что?

— Пиво, — сказал я наугад.

— Я и сама пиво любила выпить. Только разве ж на пенсию полакомишься?

— Людмила Борисовна, а давайте я вас угощу? — радостно предложил я. — У меня как раз образцы дома есть!

Это лучший выход из ситуации. Иначе старуха обязательно припрётся ко мне, и будет звонить с моего телефона… компенсируя нанесённый ей ущерб. А в мою квартиру слабонервным лучше не входить.

— Разве что бутылочку… — оживилась старуха.

Когда я нёс ей через площадку бутылку «Ораниенбаума», молодёжь проводила меня с лестницы жадным взглядом. Что говорить, две бутылки лёгкого пива на четырех здоровых лоботрясов — это несерьёзно.

10

В снежных недрах морозильника я нашёл окаменевшую сосиску. Из консервов осталась банка килек, купленная не то в период полного безденежья, не то из ностальгических соображений.

Спать хотелось до отупения, но я всё же разогрел несчастную сосиску, взял консервный нож, выставил перед собой две бутылочки пилзенского «Урквела». Ужин при свечах — свечи как раз трепетали на мониторе компьютера. Включился скринсейвер, сохранитель экрана. Потрескивание костра, доносящееся из шлема, было как нельзя уместно.

Ну её к чёрту, глубину! Неудачника этого. Сейчас, в реальном мире, всё происходящее казалось пьесой абсурда. Если завтра утром Неудачник не расколется — выходим с Викой из пространства гор. Навсегда. Пусть рассказывает свои сказки скалам и соснам — они оценят.

Я глотнул холодного пива, тихонько застонал от удовольствия. Принялся вскрывать кильку. Аккуратно отрезал крышку, подцепил вилкой…

И чуть не упал со стула.

На меня укоризненно смотрела сотня рыбьих головок.

Где-нибудь в виртуальности подобная шутка меня бы не удивила. А вот в настоящем мире…

Я подцепил облитые томатом головы, пытаясь найти хоть одну целую рыбёшку. Ничего. Очень старательно сделано. Я представил себе рыбозавод… этакую плавучую махину… или килек консервируют на берегу? Конвейер с этой низкосортной продукцией. Офонаревших от рыбной вони и монотонного труда девчонок на конвейере. Вот одна из них снимает с ленты пустую банку и начинает плотно напихивать в неё рыбьи головки. Шутка.

Я действительно засмеялся, с содроганием закрывая банку. Ужинать было нечем, но обиды на безвестную работницу я не испытывал. Наоборот. Всё оказалось неожиданно уместным.

Присосавшись к бутылке, я разом прикончил первый «Урквел».

Дайвер, тебе захотелось чудес? Машинного разума и людей, входящих в виртуальность напрямую?

Очнись, дайвер! Вот они, доступные нынешнему миру чудеса! Слямзенное пиво, фаршированные глазами килькины головы, духота и грязь старушечьей квартиры, малолетняя шпана на лестнице, надоедливая капель из крана на кухне.

Это — жизнь. Какой бы дурацкой и скучной она ни была. А там, внутри шлема, созданная машинами и подсознанием сказка. Наш электронный эскапизм.

Я открыл вторую бутылку пива, взял банку, вышел на балкон и вывалил её содержимое в чахлый палисадник. Бродячих кошек ждёт пир этой ночью.

— Неэтично! — укорил я сам себя. В мои мозги, не хуже чем в Викину программу, вшито, что мусор из окна кидать не стоит.

Но, в отличии от машин, мы умеем плевать на запреты. С балконов.

Прямо с остатками пива я прошёл в туалет. Расстегнул комбинезон, поглядывая на бутылку. Пить уже не хотелось.

— К чему этот долгий и утомительный процесс? — риторически спросил я и вылил остатки пива в унитаз.

Я добрёл до кровати, выключил свет. Сколько ж можно спать, скрючившись за столом, с электронной кастрюлей на голове? Было тихо, очень тихо. И юнцы на площадке утомились терзать гитару.

Только ровно гудел компьютер и мерцали свечи на экране.

Я перевернулся, утыкаясь лицом в подушку. Но сон отступал. Там, в глубине, лежит неподвижное, мёртвое тело Стрелка. Скучно ли ему без меня? Что-то в этом есть, самую чуточку, от предательства.

— В последний раз! — простонал я, поднимаясь. Надел шлем, воткнул разъём костюма в порт. Положил руки на клавиатуру.

deep Ввод.

Во сне я прижимаюсь к Вике, и она что-то бормочет, поворачиваясь на другой бок. Как ни тих её голос, но я просыпаюсь.

Значит, тоже спит в глубине.

Костёр уже догорел. Наверное, близится утро, но темнота пока не отступила. Лишь красные отсветы от догоревшего костра. Неудачник неподвижным кулём лежит в сторонке. А вот взять, да пихнуть тебя хорошенько, дружок! Здесь ты, с нами, или вышел из глубины и отсыпаешься в тёплой мягкой постели?

Я смотрю в небо, в чёрный искристый хрусталь. Как я говорил Вике? «У нас украли небо»…

Да, украли. И чем больше людей уйдут сюда, тем дальше станут звёзды.

Впрочем, не только в звёздах дело. Всегда останутся те, кому недоступен этот мир. Неприкаянные подростки, не находящие себе работы, девочки с рыбозаводов… Вначале — сложенные рядками рыбьи головы в банке. Шутка — или безмолвный крик, протест? Вначале головы рыбьи. Только потом покатятся с плеч человеческие.

Ждёт ли нас новое пришествие луддитов? Бунт против машин, всё более непонятных и пугающих обывателя? Или всё же будет найден выход?

Поворачиваюсь, смотрю на Неудачника. Если ты — разум сети, если ты — человек, покоривший виртуальность, то можешь стать тем самым выходом. Прорывом за барьер, выходом из тупика. И Дибенко, если Человек Без Лица и впрямь он, это понимает.

Стоит ли играть в благородство, укрывая Неудачника?

Если он — спасение, слияние миров?

Я не знаю. Я самый обычный человек, случайно наделённый дурацкой стойкостью к дип-программе. На этом я зарабатываю свой кусок хлеба, а изредка — толстый шмат масла с икрой. Но не мне спасать мир, не мне решать, что для него благо, а что — зло.

Ничего у меня нет, кроме той смешной ветхой морали, о которой сокрушалась Вика. А мораль — хитрая штука, она никогда не даёт ответов, наоборот, мешает их найти.

Легче быть праведником или подлецом, чем человеком.

Мне уже совсем горько и мерзко. Так может себя чувствовать провинциальный спортсмен, которого включили в олимпийскую сборную и велели бороться с чемпионами. Не моя это судьба…

И тут в небе рождается звук.

Я снова переворачиваюсь на спину, вглядываюсь в чёрный хрусталь. А он дал трещину — голубую полосу через весь небосклон. Ослепительную, прямую стрелу, мчащуюся вниз.

— Что это, Лёня?

Вика уже сидит, откидывая с лица пряди волос. Когда она проснулась?

Или когда я уснул?

Что вокруг — сон или явь?

— Метеорит, — отвечаю я Вике.

Голубая стрела всё ниже, тонкая поющая трель — шлейф её, сгусток пламени на конце — остриё.

— Это падает звезда, — очень серьёзно говорит Вика, и я понимаю, что всё-таки сплю.

А Неудачник не шевелится.

Трещина прочерчивает небосклон до конца и вонзается в землю. Голубая полоса гаснет — небо умеет лечить свои раны. Лишь там, где звезда коснулась гор, пылает бледный огонь.

— Ты обещал, что мы найдём звезду, — говорит Вика.

Во сне всё просто. Я встаю, протягиваю ей руку. Мы перешагиваем через Неудачника и начинаем спускаться по склону. Всё неправильно, к звёздам идут вверх, но со снами не спорят.

Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира. Это почему-то очень важно, но сейчас мы смотрим лишь на звезду.

Чистое пламя, пушистый огненный шарик, маленький — его можно спрятать в ладонях.