Далекие берега - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 15

Может быть Марк понимал это лучше меня.

- Чего ты натворил, парень? - спросил я.

- Вор я, Ильмар Скользкий. Вор, как и ты. Только то, что я украл, дорого стоит. Очень дорого.

И на этот раз я ему поверил. Перевернул тело, выдернул из спины стражника нож, обтер о мундир, протянул мальчишке.

- Возьми. Я палаш прихвачу.

- Зря я к тебе навязался, - вдруг сказал Марк. - Знаешь, Ильмар, разделится нам надо. Если Серые Жилеты меня раньше схватят, то за тобой гонятся не станут. Отсидишься, да и уйдешь.

Секунду я размышлял, нет ли в его словах чего дельного. Потом покачал головой. Даже если и впрямь - главная охота за Марком, меня все равно в покое не оставят. От такого конфуза, как высадка на остров высокородных преторианцев, стражники с ума сойдут. Им тоже сил хватит горы перетрясти и шахты вывернуть.

- Вместе уйдем, - сказал я. - Обшарь карманы у того стражника.

Марк спорить не стал. А вместо того прикоснулся к мертвому телу и сказал:

- Беру его смерть на себя, Искупитель.

Я раскрыл было рот, но промолчал. Поздно уже. Чего теперь. Имел Марк такое право, как-никак мы вместе сражались.

А мне все же полегче. Семь - не восемь. Чувствовал я, что еще придется пролить кровь на проклятых Солнечных Островах.

Глава четвертая, в которой я решаю, какая смерть

веселее, но мне ничего не нравится.

Эх, если бы не Серые Жилеты! Уйти сейчас в холмы, и никакие стражники не успеют на сигнальную ракету. Но теперь... это все равно, что при пожаре в дальний угол забиться, чтобы попозже поджарится.

А при пожаре бежать надо. Пусть даже сквозь огонь - пока не разгорелся как следует.

Я снял со стражника плотную зеленую куртку, надел вместо своей. В карманах ничего хорошего не оказалось. У второго Марк нашел три маленькие медные монетки и еще одну сигнальную ракету. Ни еды, ни карты... да зачем им карта, если они на Островах годами живут, все закоулки знают?

Фонарь брать не стали, я просто потушил его, чтобы не облегчать врагам работы. Велел:

- Пошли. Хватит медлить.

Марк вопросительно смотрел на меня. Я вздохнул.

- Нет, не в горы. К порту идем. Вдруг да повезет?

- На корабль?

- Пошли, времени нет!

Как стража посты расставила, я примерно представлял. На всякий случай прикинул по самому тревожному расписанию - когда офицеры с пеной у рта бегают, комендант оплеухи налево направо раздает, сержанты пинками солдат гоняют. Сеточка была плотная, но не настолько, чтобы не прошмыгнуть. Если бы еще один пост заметить, совсем спокойно бы шли...

Отошли мы метров на сто, когда мимо нас, затаившихся в переулке, прогрохотали сапоги. Бежали четверо, к счастью - без собак, двое с фонарями, яркие лучики скользили по развалинам. Я прикинул направление, время, и мы свернули правее. Вовремя - как раз успели разминуться с еще одним нарядом. Эти были с собакой. Хорошо, что их азарт передался псу, и тот нас не учуял.

Ох, сейчас станет тяжко. Найдут тела - озвереют вконец. Мы, правда, выбрались из самой опасной зоны, и затянутые силки поймали лишь пустоту. Зато и развалины кончились, потянулись трущобы. Кое-где в окнах горел свет. Хорошо хоть по улицам никто не шастал, все укрылись за крепкими дверями... беглых каторжников боятся. Это значит - нас. Я поглядывал на Марка. В неверном жиденьком свете лицо казалось бледным, но губы сжаты твердо, и глаза живые. Хорошо держится. Я решил, что можно особо за него не беспокоится.

Мы уже почти до порта добрались, когда с окраины с визгом взмыли сигнальные ракеты. Три красных, желтая, а потом еще красная.

- Армейским кодом сигналят, - шепнул я мальчишке. - "Дозор потерян, враг не обнаружен".

Марк промолчал.

- Постой здесь, - велел я. - Если услышишь шум... ну, шум - ничего. А вот если после шума минут десять пройдет, а меня не будет - уходи. Куда хочешь уходи, Сестра тебе в помощь. Я чуть-чуть позапираюсь, потом все выложу, уж не серчай.

Мальчик кивнул, и дальше я пошел один. Место у него было удобное, за толстыми колоннами, поддерживающими полукруглый балкон, в полной тьме. Искать тут не станут, а случайно не увидят.

Я собирался присмотреть корабль, что готовится в море выйти, и приметить, как к нему добраться. Вся надежда у нас была - укрыться в трюме, да выйти уже в море. Тогда может и столкуемся с капитаном. Была у меня на материке еще заначка, на черный день берег, но куда уж чернее?

Вот только все мои надежды рухнули, когда я выбрался к набережной и посмотрел на порт. Сердце в пятки рухнуло и пот прошиб.

Весь порт был яркими огнями опоясан. Прямо на земле расставили карбидные фонари, у каждого солдат сидел, да еще несколько патрулей прохаживалось. И корабли в гавани стояли, вытравив канаты на всю длину, и тоже в огнях, как на именинах главы Дома, и матросы на палубах.

Они и не таились ничуть. Вовсе не для того порт оцепили, чтобы нас поймать - понимали, что мелкая рыбка в любой сети прореху найдет. Отпугивали они нас от порта. Ясно давали понять - не подходи, ничего здесь не выйдет.

- Сестра Покровительница... - прошептал я. - За что же так? А? Разве я последний гад на земле? Разве заветов не чту?

Молчала Сестра, и ночной ее лик тучами был скрыт. То ли не хотела помочь, то ли не могла. Говорят же - Сестра всем помогает, только кому больше, кому меньше.

Вот видно и для меня настало меньше.

За минуту в голову двадцать безумных планов пришло, и все оказались недостаточно безумными. Не пройти. Никак. Не проползти по канавам, не проплыть вдоль берега, не пройти в одежде мирного гражданина или стражника.

Конец.

В порт не пробиться, а завтра придет к острову линкор... тут-то потеха и начнется. Выйдут на берег высокородные, в своих жилетах серого металла, что и пулейто не пробить, выведут лошадей, привыкших и по горам лазить, и по болотам плестись. Выгонят всех жителей из домов, с собаками прочешут остров...

Тихонько застонав я двинулся обратно. Это что ж такое! Откуда такой переполох, такое рвение? И почему комендант готов из рук славу нашей поимки выпустить, лишь бы совсем не упустить? Словно не о почестях речь идет, а о том, чтобы голову сохранить!

Марк ждал меня под балконом. Молча выступил навстречу, взял за руку, прижался на миг. Я почувствовал, что сердце у него колотится. Волновался, значит.