Дверь во тьму (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 15

Многие стали продавать свет своих маленьких детей — те еще не могли с ними спорить. И небо затянулось серой мглой, что расступалась все реже и реже. А в самых темных местах стали появляться башни, где жили Летящие. Они нападали на нас и похищали людей, которые тоже становились Летящими. Мы попросили у торговцев Крылья — у нас уже не осталось света, которым можно было торговать, но надо было бороться. И они предложили самым сильным мужчинам наняться к ним — в охрану. У нас не было выбора. Вот только Крылья поднимали лишь детей — взрослых они не выдерживали. Так все и закончилось. Мрак сомкнулся, когда все мы продали свой свет. Подростки разделились на Старших и Младших и стали охранять города от Летящих. Взрослые нанимались к торговцам, чтобы прокормить свои семьи. Лишь немногие, — Герт грустно улыбнулся, — доживали в городах до старости. Мы привыкли так жить.

— Вы продали свет, и ваше солнце перестало светить, — зло сказал Котенок, — Солнце светит для людей, и если те выбирают тьму…

Котенок зашипел и начал яростно умываться.

— Солнечный котенок, так что же, у них не осталось надежды? — шепотом спросил я. — Свет не вернется? Если они исправятся, пообещают…

Герт вздохнул.

— Мы пробовали. Мы просили прощения у солнца, мы убивали Летящих, мы жгли костры, стараясь разогнать мрак… И торговцев мы просили выкупить свет обратно. Но те сказал, что свет давно уже куплен у них и покупатель не хочет продать его обратно.

— И этот покупатель — повелитель Летящих, — подытожил Котенок.

— Мы думаем так, — согласился Герт.

Котенок нервно заходил по комнате.

— Я видел его башню, — наконец сказал он. — Там тьма. Не знаю, не знаю… Разве что свет спрятан в самых глубоких подвалах… Вряд ли все так просто, Герт.

— Что мы будем делать? — спросил я. Котенок покосился на меня:

— Решай сам. У меня сейчас есть немного силенок. Я, наверное, смог бы открыть ту дверь.

— Смог бы? — Я вскочил, взял Котенка на руки. — Мы вернемся домой?

— Я тебя верну, — пообещал Котенок.

— А сам?

— Солнечные котята не бросают в беде мир без солнца.

— Знаешь, я тоже не бросаю в беде друзей! — разозлился я. — А потом, когда победим, сможешь вернуть меня?

— Конечно.

Герт задумчиво смотрел на нас, забыв о своей погасшей трубке. Потом спросил:

— Если я правильно понял… Там, откуда вы родом, есть Свет?

— Полным-полно! — гордо сказал Котенок. — Там его еще не продали… надеюсь.

— Но вы собираетесь помочь нам?

— Попробуем, — скромно заявил Котенок. — Я кое-что умею, и Данька оказался не самым глупым в мире мальчишкой.

В этот момент из кухни вернулся Лэн. Перепачканный мукой, хмурый, но гордый.

— Я заслужил лишний кусок пирога, — гордо заявил он, усаживаясь за стол. — Все согласны?

Мы не спорили. Тем более что пирог оказался огромным и очень вкусным, с земляничным вареньем. Куски мы, конечно, не считали, но когда остался последний, Кэя осторожно завернула его в бумагу и убрала.

— Это… внуку, — смущенно глядя на меня, пояснил Герт. — Данька, ты не будешь мстить? Ведь правда?

Я молчал. Все ждали моих слов — и Герт, и Кэя, которой, наверно, Лэн рассказал, как все было на самом деле.

— Подожду, пока станем взрослыми, — пообещал я. — И набью ему морду… первым подходящим утром.

Котенок мрачно смотрел на меня.

— Если не попросит прощения, — неохотно добавил я.

Герт протянул руку и потрепал меня по голове.

— Ты хороший мальчик, Данька, — ласково сказал он. — Что бы ни случилось — тьме тебя не коснуться.

От такого комплимента я засмущался и начал торопить Лэна идти домой. Перед дверью Герт остановил меня и дал узкую черную ленту.

— Не стоит Крылатым видеть твои глаза. А то они решат повторить наказание. Проделаем дырочки, и…

— Не надо дырочки, — сказал я, завязывая лентой глаза. — Это ведь просто материя. Спасибо, Герт. Спасибо, Кэя. Пирог был отличный!

И мы пошли к себе домой. Котенка я держал на руках, а Лэн придерживал меня за плечо, словно я по-прежнему был слепым. На улицах оказалось много народу, видно, время еще было раннее. Я шел и видел лица встречных. Некоторые, особенно Старшие Крылатые, улыбались. Таких было немного, очень немного. Но они были.

7. Караван

Шоки зашел только через три дня, накануне нашего с Лэном второго вылета. Нельзя сказать, что мы скучно провели это время. Я прочитал уйму книг, попадались очень интересные; каждый день тренировался с Крылом, учил Лэна приемам айкидо, рассматривал картины, которые рисовал прежний Старший Лэна, Керт. С моим новым зрением это было ужасно интересно. Например, читал я раз в десять быстрее и часто догадывался, чем кончится книга, еще на первых страницах. Такие книги я не дочитывал. А обучая Лэна приемам, я видел все его ошибки так ясно, что выправлять их было проще простого. С картинами же было интересней всего. Я их видел по-настоящему, как раскрытые в стене окна, а не как куски раскрашенного холста. Этот Керт был отличным художником, хотя, по-моему, и не совсем хорошим человеком. Была у него картина, где над черным неподвижным морем, под серой пеленой туч, летели двумя цепочками Летящие и Крылатые. Вдали, едва различимые на картине, они сливались в один строй, улетающий куда-то в бесконечность. Картина называлась «Перед боем», только я-то видел, что никакого боя здесь нет и не будет. На другой картине падал на скалы убитый Летящий, а над ним парил Крылатый, похожий на самого Керта, если верить Лэну. Эта картина называлась «Победитель». Летящий на ней был гордым и красивым даже в смерти. А Крылатый нарисован кое-как, словно художник стеснялся его изображать. Еще одна картина мне очень понравилась, а Лэну нет. И неудивительно. На ней был нарисован сам Лэн, сидящий с ногами в кресле и исподлобья глядящий в сторону. Там легкими красивыми мазками были нарисованы парень с девушкой, чокающиеся бокалами с вином. Лэн, глядя на эту картину, злился и говорил, что Керт был разгильдяй и бабник, но его, Лэна, это ничуть не трогало, и называть картину «Ревность» глупо.

Мне все время хотелось спросить, как Керт попал в плен, потому что я уже начал кое о чем догадываться. Но пока откладывал этот разговор.

Очередной наш вылет был вечером, и с самого утра мы только и делали, что наедались впрок, изредка перепархивая по комнате. Чтобы размять Крылья.

Шоки я увидел сквозь дверь, начал было искать свою черную повязку, потом плюнул на это и просто сел в кресло, закрыл глаза. Лэн впустил Шоки и молча встал рядом со мной.

— Привет, — неуверенно сказал Шоки.

— Привет. Это кто? — не удержался я от маленькой мести, разглядывая Шоки сквозь плотно сжатые веки. Шоки закусил губу и отвел от меня взгляд.

— Это я, Шоки.

— Зачем ты пришел?

— У вас сегодня вылет… Патрулирование караванной тропы…

— Мы знаем, Старший Шоки, — невозмутимо сказал я. — Все в порядке.

— Собираетесь лететь? — Он сумел скрыть удивление в голосе, но не на лице.

— Конечно. Разве у меня есть другой выход?

Наверное, Шоки хотел что-то предложить, но теперь не стал. Так я и не узнал, чем же он собирался мне помочь. Помявшись, Шоки, как дурак, поинтересовался,

— Как глаза, Данька? Болят?

— Этого не опишешь, — честно сообщил я. — Хочешь попробовать? Так неси кинжал, он у тебя уже испытан в деле.

Шоки вскочил и выбежал из дома. В дверях повернулся и крикнул:

— Ты сам предпочел это смерти! И не смей обвинять меня! Подло, Данька! Я подыграл тебе, ты остался в живых!

Дверь хлопнула. Я раскрыл глаза и смущенно посмотрел на Лэна. Тот жестко сказал:

— Правильно, Данька. Так ему и надо. Страж порядка…

Я не стал спорить. Но чувствовал, что и сам переборщил. У Шоки-то действительно не было выхода…

— Пошли на башню, Лэн.

Лэн поднялся вслед за мной, сунул в руки черную ленту. Криво улыбнувшись, я завязал глаза. Какая разница? Я видел до самого горизонта. И даже серая мгла все меньше мне мешала.