Диптаун. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 71
И я исчезаю, проваливаюсь в нарисованный асфальт, в давно затянувшийся канал связи.
100
Полет.
Россыпь искр пронзает тело.
Спиральные молнии хлещут в лицо.
Я чувствую боль, и первый раз в виртуальности понимаю – она не придумана. Это слабый отголосок той боли, что терзает моё тело в настоящем мире. Я делаю то, что не может, не должен делать человек. Общаюсь с компьютерами напрямую. Иду сквозь сеть, вытягивая информацию из давно отработавших программ.
Больно, трудно, но надо терпеть.
Кажется, я издаю стон. Вскрикиваю, прикладывая ко лбу несуществующие руки. В глаза вбиты раскалённые гвозди, кожу трут наждаком.
Это расплата за невозможное…
Когда я прихожу в себя – передо мной дверь. Я валяюсь в коридоре, длинном и унылом, куда выходит сотня таких дверей. Одна из гостиниц виртуальности?
Боль ещё не утихла, но стала слабее, бережнее. Можно подняться с пола – очень осторожно. Прислониться лбом к холодному дереву двери.
Так ты тоже приходишь в виртуальность с разовых адресов, Ромка?
Я толкаю дверь, даже не допуская мысли, что она может быть заперта, и вваливаюсь в комнату. На стенах – портреты полуодетых красавиц, у стены – столик, заставленный напитками. Странно как-то всё выглядит… Спиной ко мне сидит незнакомый мужчина, колотит по клавиатуре компьютера, фальшиво мурлыкая какой-то мотивчик. Под рукой – полупустая бутылка джина и пепельница с сигарными окурками. Мужчина как раз дохлебывает стакан дешёвого «Хогарта».
– Привет, Ромка! – бормочу я, хватаясь за стену. Обернувшийся мужчина растерянно смотрит на меня, потом вскакивает, подхватывает под руки и тащит к креслу.
Теперь можно забыться…
Ромка подносит мне ко рту полный стакан джина, и запах можжевельника окончательно приводит меня в чувство.
– Убери… стошнит… – я отпихиваю его руку.
– Лёнька, ты? – недоверчиво спрашивает дайвер.
– Я…
– Да выпей, легче станет!
– Алкаш, – шепчу я то, что никогда не решался ему сказать. – Это ты можешь чистый джин хлебать…
– Тоника добавить? – догадывается Ромка. – А мне и так ничего…
Он выплёскивает большую часть стакана на пол, доливает тоником, и вновь протягивает мне. На этот раз я не отказываюсь, пью, чувствуя, как разливается по телу блаженное отупение.
– Как ты вошёл? – спрашивает Ромка. – Дверь ведь закрыта была!
Слишком трудно объяснить, почему мне больше не мешают закрытые двери. Отмахиваюсь и досасываю напиток.
– А как ты меня нашёл?
– Вот… ухитрился… – неопределённо отвечаю я. Но Ромка, похоже, слишком обрадован моим появлением, чтобы допытываться.
– Ты успел уйти от того гада? – спрашивает он.
– Да…
– Вот сволочь, – ругается Ромка. – Он меня загрузил капитально!
– Как ты выполз?
– Вирус был чистый. Завесил мне машину, но после перезагрузки сдох. Все в пределах конвенции… но круто, чёрт! – Ромка принуждённо хохочет. – Ну и врагов ты заимел, Лёня!
– Завидно?
– Ага! – искренне признается Ромка. – Я боялся, что вы не успеете уйти…
– Успели.
– Роскошная у тебя подружка, – подмигивает Ромка.
Киваю, озираясь уже более внимательно.
И впрямь у Ромки странное жилище. Все эти красотки на стенах… обилие спиртного и сигар на столике, на кровати валяется пара свежих номеров «Плейбоя» и молодёжная газетка о поп-музыке…
Ромка отводит взгляд.
– Я тебя не сильно отвлекаю? – спрашиваю я.
Оборотень косится на включённый компьютер, на экране которого – строчки простенькой программы…
– Да нет… я к контрольной готовлюсь… ерунда.
– Какой контрольной?
– По информатике.
– Тебе сколько лет, Ромка? – спрашиваю я, прозревая.
– Пятнадцать.
Я начинаю хохотать, не обращая внимания на то, как мужчина напротив меня мрачно стискивает челюсти. Я смеюсь, а Ромка встаёт, закуривает сигару, плещет себе джина в стакан, и наконец спрашивает:
– Ну и что смешного?
– Ромка… – понимаю, что веду себя нехорошо, но сдержаться нет сил… – Ромка, ты когда-нибудь пил водку стаканами, или джин в чистом виде?
– Нет.
– Ну и не пробуй. Ромка, я дубина, что сразу не понял. Ты… ты ведь слишком мужественно себя ведёшь, чтобы быть взрослым мужчиной!
– Так заметно? – мрачно спрашивает Ромка.
– Нет, не сильно. Это непривычно, как-то…
– Почему непривычно? Среди оборотней много школьников.
– Откуда ты знаешь?
– Ну… мы, наверно, откровеннее друг с другом. Те, кому больше восемнадцати, редко умеют жить в нечеловеческом облике. А у нас нормально выходит.
Пластичность… пластичность психики. Я смотрю на Ромку, и думаю, что среди моих друзей дайверов, слишком уж азартно рассказывающих пошлые анекдоты, или постоянно подчёркивающих свою крутизну, наверняка много подростков. Им легче проходить барьер дип-программы. Как это ни странно – легче. Их сознание воспитано на фильмах и книгах о виртуальном мире, они знают, что Диптаун нарисован, не только разумом, но и сердцем. Они не утонут.
Может быть, их станет больше, и дайверы перестанут таиться.
– Ромка, ты входишь со своего компьютера?
– С отцовского. Мне влетало всегда, если заставали в виртуальности. Отец думает, будто тут сплошной разврат и мордобой. Вот и пришлось как-то так входить… чтобы замечать, что происходит в квартире. Если дверь открывают, я слышу.
– Я рад, что у тебя все нормально, Ромка.
Оборотень кивает:
– А я как рад! У меня есть стриммер, но весь диск восстанавливать – тяжело. Ты меня искал, чтобы узнать, как я?
Очень хочется сказать «да», но это будет ложью.
– Не только. Я ещё посоветоваться хотел…
– А теперь раздумал?
Он прав, я передумал. Но после этих слов у меня не остаётся выхода.
– Ромка, со мной случилась странная история… – встаю, наливаю себе на два пальца джина, добавляю тоник. – Я наткнулся в сети на человека… который не совсем человек.
Ромка терпеливо ждёт.
– Даже не знаю, где правда, а где ложь, – говорю я. – Может быть, он пришелец со звёзд, может быть – гость из параллельного мира. А может быть порождение компьютерного разума, или мутант, входящий в сеть напрямую, без машины. Его ищут. По крайней мере две большие фирмы…
Оборотень кивает. Ему не надо называть «Лабиринт» и «Аль-Кабар».
– И Дмитрий Дибенко.
– Дибенко?
– Он самый. Они хотят добиться от него хоть чего-нибудь полезного. А он собирается уйти. Навсегда.
– И ты думаешь, стоит ли его выдать? – спрашивает Ромка.
– Задержать его никому не под силу. Уверен. Но всё-таки… это ведь иной мир, Ромка. Иные знания, иная культура. Может быть, его смогут уговорить. Узнать хоть что-нибудь. Крупица его знаний может стать для человечества новой ступенью развития.
– Может, – охотно соглашается Ромка.
– Он ведь сумел… как-то… изменить меня. Я не нашёл бы твой след без новых способностей. Я не знаю, вправе ли молчать и прятать его.
– Ты хочешь моего совета? – с каким-то неожиданным испугом спрашивает Ромка. – Серьёзно?
– Да, Ромка. Именно потому, что ты ещё пацан, а я старый циник. Скажи, имеет ли один человек право на чудо?
– Нет.
Я киваю, я не ожидал иного ответа. Но Ромка ещё не закончил.
– Никто не имеет права на чудо. Оно всегда само по себе. Потому и чудо.
– Спасибо, – говорю я, вставая.
– Ты обиделся? – спрашивает Ромка.
– Нет, наоборот. Я пойду домой. Здорово, что у тебя всё в порядке…
Уже в дверях я на миг останавливаюсь и добавляю:
– И не налегай так на спиртное. Ты и так взрослый, Ромка, не старайся это доказывать. Ни пуха, ни пера на контрольной!
– К чёрту! – вопит Ромка вслед.
Чудо – оно само по себе…
Я иду по гостиничному коридору, улыбаясь Ромкиным словам.
Это нетерпение разума, эта великая и неутолимая жажда…
Понять, объяснить, покорить!
Чудо должно быть ручным и послушным. Мы даже Бога сделали человеком – и лишь после этого научились верить. Мы низводим чудеса до своего уровня.