Журнал «Если», 1998 № 03 - Финтушел Элиот. Страница 23
— Не бросайте меня!
Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя после такой милости судьбы в помощи отказывать. Вмиг все переменится.
Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и плоше, а потом пошли развалины. Под ногами уже не мостовая, а земля утоптанная, трава кое-где лезет. Полгорода вот таких руин. И когда я совсем было решил, что ушли, Марк вдруг вскрикнул.
Я остановился. Марк лежал, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?
Штанина вся в крови — неужели кость наружу вышла? Тут я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, сам себя и замарал. Засучив брючину, прощупал кости. Вроде целы. Мышцу потянул сильно.
Но какая разница — погоня следом, и медлить нельзя!
— Попробуй встать.
Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.
Мы оба молчали.
— Судьба твоя такая, Марк, — сказал я. — Понимаешь?
Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули — не от боли, от страха.
— Может, и обойдется, — утешил я. — В развалины отползи, укройся. К вечеру полегчает, дальше сам думай… Тут каждый за себя, один Искупитель за всех… Не поминай злым словом.
Мальчик начал медленно отползать к развалинам.
— Если… соври, что я туда убежал, — я махнул рукой к морю.
И я пошел дальше.
— Ильмар!
Все-таки я обернулся. Марк взмахнул рукой. Сверкнула сталь, и я решил, что нож летит мне прямо в лоб.
Нож упал к ногам.
— Мне… ни к чему теперь…
Марк на четвереньках потащился к осевшим на гнилых деревянных петлях дверям. След за ним тянется, только слепой не заметит.
Я нагнулся и подобрал кинжал. По костяной рукояти шла узорная вязь. И лезвие протравлено тем же узором. Старая работа, настоящий металл. И мальчик сам отдал. Значит — приживется нож.
Как там Сестра сказала Искупителю, когда кинжал ему в тюрьму принесла? «От меня откажись — не обидишь, а нож возьми…»
— Сволочь ты, Марк, душегуб, убивец, — беспомощно выругался я.
— Оба ведь сдохнем!
По любому разумению сейчас следовало мне бежать из города, то ли в холмах затаиться, то ли в береговых утесах, но не прятаться в пустом доме. Пустят хоть одну собаку вслед — пропаду.
Забивать голову переживаниями было некогда. Первую залу я пробежал с Марком на руках, не останавливаясь, — очень уж грязно тут было. Люди тут ночевали, и крысы, и собаки бродячие. И каждый жрал, и каждый гадил. Во второй зале оказалось почище. Наверное, потому, что потолок тут давно провалился, пол весь в деревянных обломках и осколках черепицы. Кому охота под открытым небом ночевать?
— Ильмар… Этот дом… богатый? Был богатый?
Как будто сам не видит! Залы громадные, в два этажа вышиной, стены до сих пор стоят, на потолке рухнувшем вроде как остатки фресок проглядывают. Хороший был дом, и хозяин не бедствовал.
— Да. Купеческий дом или офицерский.
— Если бы вы здесь воровали… где искали бы тайники?
Я секунду молчал. Надо же. То ли и впрямь мне весь ум отшибло…
— Жди, — велел я и бросился из залы.
Сразу у входа, ясное дело, торговый зал был. А где потолок проломлен, гостевая зала. Купец не то второй, не то первой гильдии, таким положено приемы устраивать. Хороший был дом лет двадцать назад. И стены небось в гобеленах, и потолки в росписи, и двери с железными замками… Вот здесь прислуга жила. А эти комнаты получше, тут обитали дальние родственники, приживалы.
На втором этаже разгром был еще тот. Тут не бродяги с крысами постарались, а сами хозяева. Когда уезжали, все ценное содрали — и доски резные, и барельефы мраморные. Даже паркет с пола выбрали.
Это хорошо. Значит, бродягам тут делать было нечего.
А тайники должны быть. И большие тайники. Не все же золотом да железом платят. Мех, ткани, пряности в мешочках — их на складе не оставишь. Должен быть у купца надежный тайник. Пустой, конечно, но я сейчас не вор, я сейчас беглец. А там, где от воров ценности прячут, там и беглецу самое место укрыться.
Я уже и спальню нашел хозяйскую — из нее не смогли вынести огромную кровать, а потому просто разбили в щепы, чтоб никому… Кровать была огромная — видно, купец из восточных стран или из Руссии имел двух-трех жен, как у них заведено. И кабинет я нашел — совсем пустой. Выглянул в пробоину окна — никого пока не было, лишь налетевший ветерок гонял по улице пыль.
Где же ты все хранил, хозяин богатый? Где меха мягкими грудами лежали, где штабеля тканей, где пахучий перец и мускатный орех…
Я вздрогнул от безумной надежды. Нет, не получится, конечно. десять лет прошло. Или двадцать. Вдруг получится?
Закрыл глаза, принюхался. Пылью пахло. Всяким дерьмом и чуть-чуть — свирепым южным солнцем, пряными травами, далекими морями…
Я задрожал. Погоня рядом, это я чувствую, только ведь и спасение рядом. Заметавшись вдоль стен, шаря ладонями по доскам, я пытался отыскать щель. Впустую: или так ладно все пригнано, или ошибся я. Нет потайных дверей в стенах. Не в полу же люк — на втором этаже!
И все-таки я посмотрел на пол. Крепкие широкие доски. Лишь в одном месте пол чуть неровный…
Бросившись на колени, я смел пыль, сдул ее — и увидел контуры люка. В полу. На втором этаже!
Вогнав кинжал между досками, я сильно поддел. Сталь изогнулась дугой, но сдюжила. Люк поддался. Вцепившись в доски ногтями, я поднял и откинул люк. Посмотрел вниз, готовый увидеть комнату прислуги. Может, любвеобильный хозяин не только жен ублажал?
Это была маленькая темная комната. Волна густого пряного запаха шибанула в нос. Все ясно. Сюда не было хода с первого этажа. Она была затеряна между клетушками слуг, коридорами и залами. Только из хозяйского кабинета и можно было сюда спуститься по приставной лестнице. Я попробовал ногой перекладины — они держали.
Я поспешил вниз, за Марком. Хороший вор тем от плохого и отличается, что опасность загодя чувствует.
Мальчишку я посадил на закорки, спустился вниз, усадил на пол. В тайнике было сухо и чисто, сюда даже крысы не проникали. Надо же! Может, им запах пряностей не нравится?
Вскарабкавшись наверх, я осторожно закрыл люк. Темно.
Теперь можно и бежать. Пацана припрятал, совесть чиста. Но куда бежать? Время упущено. Этап, наверное, весь переловлен. И кто замок открыл — известно. Вся стража на Островах моей крови жаждет.
— Имбирем пахнет… — тихо сказал Марк. — Перцем, имбирем… Здесь пряности хранили?
— Да.
Я обошел тайник. Десять на десять шагов. Два раза рука натыкалась на держалки, в которых были зажаты факелы.
— Искру бы, — сказал я. — Факелы тут.
Марк завозился… и на меня вдруг дохнуло холодом.
В мою ладонь лег теплый металлический цилиндрик. Не веря удаче, я откинул колпачок, провернул колесико. Вспыхнул желтый язычок пламени, вырвал из темноты бледное лицо Марка.
— И что еще у тебя на Слово привязано? — спросил я.
Мальчишка не ответил. Я запалил факел. Зажигалка-то: до чего ж хороша работа! Корпус серебряный, ни щелочки, керосин держит крепко, зубчатое колесико, крышка на стальной пружинке. На серебре узорная вязь… та же, что на клинке, кстати.
Либо, парень, ты вор лучше меня, либо…
— Держи, — я отдал зажигалку. — Что еще у тебя есть?
Марк колебался.
— Не отберу. Надо знать, что у нас в запасе на трудную минуту.
— Кольцо… перстень.
— Еще?
— Больше ничего.
Слишком быстро он ответил. Я воткнул факел в держалку, сел перед Марком, сказал наставительно:
— Мальчик, из-за тебя я жизнью рискую. Мне твоя ухоронка не нужна. Но сейчас нам каждый гвоздь, каждая монетка в помощь.
— Книга у меня еще там. И все.
— Большая книга?
— Не очень.
— Все равно, может, сгодится. Факелов надолго не хватит…
Мальчишка замотал головой, отодвигаясь от меня:
— Нет… Не дам! Она одна в мире такая! Нельзя ее жечь!
— Успокойся. Сказал не дашь — все.
Мальчишка неуверенно кивнул.
— Нам тут сидеть долго, — сказал я, — уходить под утро станем. Факел сейчас догорит, новый побережем. Так что располагайся.