Журнал «Если», 1998 № 03 - Финтушел Элиот. Страница 40

Последний поселок я миновал часа два назад и возвращаться было глупо. Зато впереди, чуть в стороне от дороги, на берегу мелкой речушки, окруженный некошеными лугами, стоял аккуратный домик. Странный такой дом — вроде и не фермерский, но и на загородную виллу не похож. Словно пришел человек, купил землю да и поселился, ничего не делая, скотину не выращивая, виноградники не разводя.

Я свернул с дороги и двинулся к домику. Тропинка едва заметна — хорошо, если раз в неделю кто ходит. И в то же время жилище не похоже на заброшенное. На окнах занавески, цветочки, перед домом клумба. Маленькое строение рядом — вроде бы курятник — свежевыбелено. И в то же время — никакой ограды. Неужто здесь Стража такая свирепая, что народ ни воров, ни разбойников не боится?

— Убирайся!

Дверь скрипнула, чуть приотворившись, и в щель высунулся длинный медный ствол пулевика. Пулевик казался таким же древним, как и надтреснутый голос.

— Добрый день! — остановившись, произнес я. — Зачем на честного человека, слугу Дома, оружие наводишь?

— А кто тебя знает, честного слугу, — ворчливо отозвались из-за двери. — Может, ты душегуб, матросика придушил, одежду снял, а теперь у старика последнее хочешь отнять?

Старик, но глаза острые — разглядел, что штаны на мне флотские, рубашку-то я жгутом скрутил и на плечо закинул…

— Не душегуб я. И форма — моя, вот те столб!

— Все вы так говорите, — ответил недоверчиво хозяин, словно его за последнюю неделю убивали раз пять. — С какого судна?

— С «Сына Грома», — не задумываясь соврал я. — Старший матрос, Марсель меня зовут.

— А чего здесь делаешь?

— В Лион я иду, к своим. Вот хотел ночевать напроситься…

— Так я и думал, — мрачно ответил старик.

Я топтался перед дверью, жалея, что свернул сюда.

— Дождь сильный собирается?

— Сильный, — подтвердил я.

— Тогда иди в курятник. Выбери курицу, придуши и тащи сюда.

Ствол пулевика качнулся и скрылся. Хозяин так и не объявился.

— Какую курицу? — растерянно переспросил я.

— Пожирнее! — рявкнул дед с неожиданной силой.

Пожав плечами, я пошел в курятник, прикрытый на щеколду, и обнаружил там десятка два кур. Пинками отогнав самых проворных от дверей, я схватил первую попавшуюся и свернул ей шею.

Неужели для деда нет разницы, хорошую несушку в суп пустить или бестолковую старую птицу?

— Поймал? — осведомился дед из-за двери.

— Ну да…

— Тогда входи.

Дверь открылась, и я наконец-то увидел хозяина. Выглядел он и впрямь лет на восемьдесят, но при этом вполне бодрым, чтобы поймать курицу самостоятельно. Пулевик — немногим его моложе, кремневый, с длинным стволом — дед по-прежнему держал наготове.

— Счастливый ты, — непонятно сказал он. — Дай куру.

Я вручил ему птицу, ожидая, что теперь мне прикажут убираться вон, а на прощанье дроби в задницу вкатят.

Дед глянул на курицу, покачал головой:

— Ты, парень, не только птицам привык шею скручивать. Верно?

— Верно, — признал я. — Я же все-таки военный человек.

Внутри домик тоже был чистым и опрятным. Вряд ли старик сам порядок поддерживает. Значит, приходит кто-то. Большая комната, стол внушительный, не на одного, на нем керосиновая лампа. Камин пылает, к нему два кресла придвинуты. Шкаф — а на полках, помимо посуды, десятка три книг. Ого!

— Знаем мы таких военных, — изрек дед. — Сумеешь ощипать?

— Дело нехитрое.

— Пошли.

За одной из дверей оказалась кухня. Я огляделся — растопленная плита, в железной кастрюле кипит вода, на полках — немало продуктов. Столовые приборы — деревянные, но нож железный, и кастрюль медных — две, и сковорода чугунная… Богатый старик! Зачем ему жить в глуши? И уж тем более — зачем пускать незнакомцев?

— Дед, а ты сам не душегуб часом? — осведомился я.

Дед захихикал. Сухой, жилистый, даже сейчас, слегка горбясь, он был выше меня ростом. Сил, конечно, у него немного, но, в общем, все выглядело, как в страшной детской сказке. Заблудились дети в лесу, пришли в домик, а там их старик встретил да в печь хотел посадить…

— Конечно. Я такой душегуб, что на солнечный свет боюсь высунуться, — охотно ответил он.

— Ладно, старик, пойду… — сказал я.

— Да подожди… — он отставил свое ружье в угол. — Не душегуб, не бойся. Свари куру, я картошки почищу. Есть-то хочешь?

— Всегда, — освобождая ему место у стола, ответил я.

Пока курица варилась, дед молча достал бутылку вина, разлил по хрустальным бокалам, первым отпил.

— За твое здоровье, старик, — сказал я, делая глоток.

— Жан. Меня зовут Жан. А тебя как звать?

— Я ведь говорил — Марсель.

— Недослышал, прости уж старика.

Ага, такой недослышит.

— He боишься случайных людей в дом пускать? — спросил я. — Живешь богато…

— Ты же честный человек! — хмыкнув, отозвался дед.

— Честный, но не дурак. Странный ты, дед!

— Я мирный селянин…

— Да какой ты селянин, — ухмыльнулся я. — Не сеешь, не пашешь, лозу не растишь, из живности — одни куры…

— Живу не с земли.

— Дело твое, — пожал я плечами. — Приютишь на ночь — спасибо.

— Пущу, пожалуй, будет с кем поговорить. Достань-ка из шкафа сыр, нарежь…

— Кто ты, старик? — тихо спросил я. — Если простой человек — то как живешь тут один, никого не боишься? Если святой — то не слишком-то святую жизнь ведешь. Если ангел Господний — то не к лицу тебе таиться, правды не говорить.

— Э-э, святых-то я еще встречал, — вздохнул старик. — А вот ангелов — не приходилось… Я всего лишь отшельник.

Отшельников встречать мне доводилось. Не похож дед…

— Дед, я человек прямой, военный…

Старик усмехнулся. Ну и ну, за три дня никто в моем маскараде не сомневался, а этот будто в игру со мной играет!

— Я простой лекарь. Когда-то им был. А сейчас доживаю свой век.

— Кто же тебя здесь от душегубов хранит?

— Есть хранители… — сказал старик.

— Лихих людей лечишь? Нехорошо!

— Лечить всегда хорошо. Я законов не нарушаю — если исцелю душегубца, то Страже о том сообщу. А дальше ее дело… пусть ищет.

— Встречал я таких лекарей. Только лекарская клятва от Стражи…

— Может, и не спасает. А вот титул — да.

Я оторопело смотрел на старика.

— Я барон.

— А я граф.

За окном застучали первые капли дождя. Дед нахмурился:

— Парень, я не лгу.

— Допустим, и я тоже, — зло огрызнулся я.

Старик захихикал.

— Ладно… хочешь — верь, хочешь — нет. За плитой следи!

Я разлил по тарелкам суп. Неужели старик не врет? Что лекарь — возможно. Но чтобы барон… и в такой глуши… один… в маленьком доме…

— А где же владения вашей милости?

— В Багдаде. Я барон Жан Багдадский.

— Персия уже сорок лет не под Домом…

— Ага, — прихлебывая суп, согласился барон-лекарь. — Только разве Дом это признал?

— Верно. А за какие заслуги высокий титул пожалован?

— За пятьдесят лет честной службы Дому. За лечение дурных болезней, переломанных костей, за принятие родов, исцеление от мигреней и прочую ерунду.

Я отложил ложку.

— Ваша милость, а ведь вы правду говорите.

— Конечно.

— Значит, самого Владетеля видели?

Старик хмыкнул.

— И лечили?

— Вот этого не было, — признал старик. — Те, кто к Владетелю допущен, получше меня мастера. Зато, — он развел руками, — и доживать век по-своему им не позволят. Если в заднице Владетеля ковырялся, значит, причастен великих державных тайн.

— Дозволено мне сидеть в вашем присутствии? — пытаясь разрядить напряжение, спросил я.

— Ты же граф, значит, дозволено… — хихикнул старик.

— Неужели только титул да мастерство от бед спасают?

— Не только, — уклончиво ответил дед.

— Ну и дела, — всем своим видом я выказывал уважение. — Простите грубому матросу…

— Ладно, что уж там. Ты человек злой, но не жестокий. Меня это больше устраивает, чем если наоборот… как в Доме.

Он поднялся. Махнул рукой: