Журнал «Если», 2000 № 11 - Булычев Кир. Страница 66

Хочется спросить автора: вы это серьезно? Нет, я понимаю, конечно, что на самом деле Синякин не предполагает, что Земля — плоский круг. Это — удачная, на его взгляд и взгляд уважаемых жюри и Б. Н. Стругацкого, метафора. Нужно было взять какую-то идею, способную быть изображенной в качестве открытия мирового значения. Можно было взять другую идею — мировой лед, например. Или теорию флогистона. Или еще что-нибудь столь же выдающееся.

Я так и слышу хор моих оппонентов: ведь повесть-то совсем не о том! Повесть-то о герое-мученике, о его мужественном сопротивлении бездушной машине подавления…

Да-да, конечно. Но я, извините, не верю этому герою, и этому автору, и этому сюжету — по той простой причине, что не могу поверить в то, что это серьезно. А для фарса то, что написано, серьезно вдвойне и потому попросту глупо.

Какие замечательные примеры можно найти в фантастике, где герои-одиночки восстают против косности, идут вперед и побеждают (или погибают, но все равно побеждают, ибо в любом случае новое, неизведанное одерживает победу над косным, отживающим): «Мастера» Ле Гуин, например, или «Стена мрака» Кларка, или «Стена вокруг мира» Когсуэлла! Уж насколько абстрактнее, казалось бы, юноша Шерван из «Стены мрака», насколько он дальше от реальности, чем жизненно выписанный Штерн! Но Шерван запомнился мне на всю жизнь, и подвиг его запомнился, и идея, ради которой он пошел против своих соплеменников, запомнилась своей красотой и необычностью.

Неужели никто не заметил, что повесть Синякина окончательно доказала: в современной русской фантастике новые идеи не нужны никому — ни читателям, голосующим рублем, ни писателям-фантастам? Более того: новые идеи не просто не нужны, они вредны!

А действительно, зачем фантастике новые научно-фантастические идеи, если:

а) фантастика, как и литература «большого потока», пишет о людях, а всякие там звездолеты и планеты суть лишь фон, антураж, сцена, на которой разыгрывается драма жизни;

б) фантастика, в принципе, не может предсказывать или прогнозировать будущее, она лишь конструирует миры — близкие к современности или не очень — с единственной целью: рассказать о неизменных с далекого прошлого человеческих характерах и отношениях;

в) как следствие — идеи в фантастике конструируются так же, как складывается мозаика из давно известных элементов.

Мне уже приходилось читать — в том числе и в статьях весьма уважаемых мэтров, что научно-техническая фантастика умерла, и мир ее праху, и слава Богу, что ее больше нет. Приходилось читать, что фантастика не должна заниматься прогнозами, поскольку это в любом случае — тыкание пальцем в небо с тем же нулевым результатом, ибо предсказания фантастов не оправдываются никогда, да и не нужно, чтобы они оправдывались. Фантастика — литература, а потому… см. выше.

Вот еще утверждение, которое мне в последнее время приходилось многократно и читать, и слышать: «Читателям плевать на философские мысли и проблемы автора, они платят деньги не за это, а за интересную историю. Если же там будет еще и философия, кроме увлекательной истории, то это не помешает, но деньги платят не за философские откровения».

Почему, хотел бы я знать, уважаемые авторы и критики дают право на жизнь лишь тому из многочисленных поджанров фантастики, который им нравится по складу их ума? И почему уважаемые авторы и критики полагают, что точно знают, за что платят деньги читатели? Мне лично, как читателю, интересны как раз «философские мысли и проблемы автора», а если там еще будет и интересная история, то это не помешает. Имею я право на такое восприятие фантастики? Полагаю, что да. И сдается мне почему-то, что так думаю не только я — убежден, среди читателей найдется не один человек, согласный с этой, а не с противоположной точкой зрения.

Похоже на то, что вывелись не только думающие читатели, но как следствие — и авторы. Причина не только в том, что читатель рублем проголосует против научно-технической и философской фантастики (он проголосует «за», если найдет в такой фантастике новые неожиданные идеи, а не перелицовку или прямое повторение старых). Авторы вывелись еще и потому, что на протяжении десятилетий слышали от мэтров: новые идеи фантастике не нужны, фантастика не должна прогнозировать, фантастика не должна то, а должна это…

Из этой концепции, навязанной авторам, и возникла повесть Синякина. Лозунг «Идея — ничто, сюжет — все!» победил окончательно.

Можно ли представить идею о плоской Земле сюжетообразующей в каком-нибудь рассказе Артура Кларка? Или Урсулы Ле Гуин? Или всеми уважаемых братьев Стругацких? Пожалуйста, не нужно говорить о масштабе дарований или о том, что повесть Синякина относится к другому поджанру. Я ведь тоже не о масштабе дарований говорю (повторю, кстати, что единственная претензия моя к повести вовсе не связана с ее сюжетом, характером героя, языком, стилем и пр.). А поджанр всех этих произведений один — научная фантастика. Как и повести Синякина.

По-моему, все это печально. По-моему (хотел бы ошибиться), в русской фантастике уже невозможны произведения типа «Пути меча» Г. Л. Олди, «Многорукого бога далайна» С. Логинова, я уж не говорю о том, кто же теперь станет и сможет писать так, как писали в свое время те же братья Стругацкие, Г. Альтов, В. Журавлева, И. Ефремов… Впрочем, и традиции Ж. Верна забыты давно и прочно.

Ответ предвижу: все это устарело, теперь авторы создают свои миры, своих героев. Вы действительно считаете, что в современной российской фантастике можно найти свои миры? Для создания своего мира нужны свои идеи. Для создания своих идей нужно хотя бы понимание того, что такие идеи нужны.

Когда я говорю о новых идеях в НФ, то имею в виду не только идеи научно-технические. Идея может быть из области социологии, психологии, даже юриспруденции — откуда угодно. Где они? Их нет, поскольку постулировано, что фантастике они не нужны и вообще от идей один вред.

Впрочем, с отсутствием новых идей я уж как-то успел смириться за эти годы — не сейчас ведь появился лозунг о том, что фантастика и без идей прекрасно проживет. Нет новых идей — что ж поделаешь… Но в повести С. Синякина декларируется нечто более важное для фантастики: идея может быть не только старой, но попросту бредовой. Бредовость ясна автору, критикам, читателю. Автор заставляет своего героя совершить подвиг во имя идеи не просто старой, но откровенно и очевидно глупой!

Если бы бедняга Штерн угробил жизнь, чтобы доказать, что дважды два четыре, я бы его понял, даже несмотря на то, что для фантастики подобная идея, как бы помягче выразиться… немного старовата. В конце концов, герой не может быть умнее автора — это, думаю, ясно.

Но в конце XX века на страницах научно-фантастической повести заставить героя страдать из-за идеи плоской Земли… Как же надо не уважать научно-фантастическую идею как таковую, как пренебрежительно нужно относиться к жанру научной фантастики, чтобы всерьез написать такое!

Или я опять чего-то не понял, и повесть С. Синякина все-таки фарс?..

Редкие исключения лишь подтверждают правило. Я с большим уважением отношусь к творчеству В. Рыбакова, и его последний роман «На чужом пиру», на мой взгляд, стал именно таким исключением. По сути, ведь роман и написан-то потому, что автор хотел высказаться — не историю рассказать, а волновавшие его мысли донести до сознания читателей. Мысли спорные, но новые и свои.

Вряд ли мне удастся кого-то переубедить. Научная фантастика в России умерла — что ж, поставим ей памятник. На гнилом Западе, с таким талантом уничтоженном В. Рыбаковым в его новом романе, научная фантастика начала возрождаться после застоя — ну так это их западные дела, мы идем своим путем. Как всегда.

Закончу, как и предыдущую статью, цитатой, с которой вынужден согласиться. Это из статьи Алексея Караваева «Рукопись на крыльях бабочки»: «Мне печально об этом говорить, но фантастика России в большинстве своем знанием не изуродована. Вы не задумывались о том, отчего девять десятых героев — воины, суперагенты, стрелюны и драчуны? Почему вдруг со страниц книг исчезли простые люди: рабочие, ученые, музыканты и мастера художественного свиста, со своими простенькими Великими Проблемами?.. Ответ, к сожалению, прост. ОНИ НЕ ЗНАЮТ! Они не в состоянии описать того, что чувствует простой человек, задыхаясь в беспощадной несправедливости обычного мира. И они не хотят этого знать, не хотят читать, не хотят учиться, жестоко обижаются на критику. Они — инженеры человеческих душ, выпускающие неработающие велосипеды».