Журнал «Если», 2003 № 05 - Дяченко Марина и Сергей. Страница 29

Парсон вел вездеход почти нормально, и не успела я оглянуться, как он вытащил свой мешок длинных историй.

Когда мы добрались до озера, я ожидала, что машина перелетит на другой берег. Вместо этого Парсон загнал ее в воду. Гусеницы заработали с удивительной скоростью. Иллюзия открытой крыши создавала впечатление окружающей нас чистой воды, сверкающей, словно по волшебству, на почтительном расстоянии. Передо мной открылся прекрасный вид.

Но всему приходит конец. Выбравшись на землю, мы оказались в очередном биологическом аду и пришлось вновь «рикошетировать», пока машина не набрела на очередное озеро. И так продолжалось весь тошнотворный, бесконечно утомительный день, так что, когда мы остановились на обед, я не могла сделать даже глотка.

Зато умудрилась втиснуться в ванную.

Мы остановились на крутом холме. Парсон увеличил вид, чтобы изучить лежавшую впереди долину, что, впрочем, не улучшило моего аппетита.

Пока Парсон ел (его этот хаос ничуть не волновал), я поинтересовалась неким особенно поразительным созданием. Парсон увеличил изображение. Моим таинственным зверем оказался крит, именуемый «драпировщик». За время нашего путешествия я видела несколько десятков таких и заметила, как тщательно мой водитель старался их избегать.

Драпировщик пользовался самыми невероятными способами передвижения: если «передний конец» увеличивался короткими рывками, «задний» — сжимался. Иногда зверь напоминал оживший горизонтальный сталактит, иногда — дергающиеся драпировки. Существо было усыпано бирюзовыми каплями, и там, где оно проходило, земля вскипала пузырями. Другие звери держались подальше от него. Я задала логичный вопрос: покрыты ли эти криты кислотой? Парсон посчитал идею настолько забавной, что едва не задохнулся. Я пожалела, что не выдала что-нибудь посмешнее.

— Ошиблись, профессор. Драпы истекают концентрированной щелочью. Вряд ли их кто-то попробует укусить.

— Вот как! А я думала, что поняла, откуда бевется кислота во ‘ву станции.

Его улыбка стала еще шире.

— Но это вполне возможно, черт возьми!

Парсон, к моему удивлению, подавил смешок. И все же правила Экомиссии достаточно терпимы, возможно, чересчур терпимы к колонистам, эксплуатирующим дикую природу, если при этом не существует опасности экологической катастрофы или вымирания вида.

— Мы синтезируем нашу кислоту, — с подозрительной поспешностью объяснил Парсон. И добавил: — Я готов. Едем.

Следующее утро началось отвратительно, с очередного омерзительного завтрака. Когда мы вынырнули на поверхность, Парсон мрачно огляделся и выпустил «паутину безопасности». Очевидно, простые ремни не могли удержать нас от скольжения, добавившегося к обычным толчкам и рывкам.

Паутины удерживали нас в креслах. Моя была преступно мала. Сегодня столкновения не казались такими мягкими, но, по счастью, наша колесница их выдерживала. Проливные дожди выгнали из нор агрессивных зверюг, напоминавших бескрылых и покрытых броней комаров размером с доброго волка.

Так или иначе, но этот день всего лучше было забыть навеки.

Последний день путешествия ошеломлял.

В воздухе стояла мелкая морось, когда мы оказались в великолепном лесу — как ни странно, полностью лишенном голодных чудовищ. Парсон назвал его «Джунгли-ловушка». Гигантские деревья, чьи изогнутые ветви образовали непроницаемый полог, оставались на одном месте. Мы могли ехать, как нормальные люди!

Парсон настроил сирены на два тона: один приблизительно на шесть герц, второй — на пятнадцать.

— Мы въезжаем в область обитания стадных животных, — объяснил он. — Стадные звери способны растоптать, стереть с лица земли все, на что натыкаются. Потом пожирают останки.

— И этот шум пугает стада?

— Черт возьми, нет! Но отпугивает критов джунглей, у которых хватает соображения скрыться, пока не пройдет лавина. Я имитирую сотрясение почвы при набеге стада.

— А что это за квиты?

— Погодите, пока не найдем достаточно длинную просеку.

Верный своему слову Парсон отыскал тропу, подходящую для демонстрации, заглушил сирены и поспешно протянул руку к модулю управления: ускорение отбросило меня назад.

— Сзади.

Я повернулась, чтобы увидеть абсолютно параноидальную картину. Откуда ни возьмись появилось множество круглых или прямоугольных пластин, вросших в землю. На том месте, которое мы только что миновали, эти люки едва виднелись. Немного подальше пластины поднялись настолько, чтобы открыть темные дыры. Еще дальше виднелись открытые дыры, из которых возникали невиданные чудовища. Море чудовищ.

Каждый крит казался единственным в своем роде, впечатляющим и смертельно опасным.

Особенно крупный представитель животного мира неожиданно рванулся вперед, приземлившись на нашей крыше. Челюсти, усаженные острыми клыками, множество языков, снабженных крохотными зубами, струя желтой слюны…

У меня было всего лишь одно душераздирающее мгновение, чтобы оценить все это, прежде чем монстр соскользнул, беспомощно размахивая дюжиной тощих суставчатых конечностей. Сочувствующие соседи появились рядом с невероятной скоростью, но не для того, чтобы утешить беднягу: он был наполовину съеден еще до того, как мы успели пройти следующие двадцать метров.

— Можете снова включить ваши сивены, — задумчиво посоветовала я.

Земля и планета Парсона отличаются одинаковой атмосферой, силой притяжения и скоростью вращения. Только на планете Парсона год в шесть раз длиннее.

На обеих планетах имеются океаны, вулканы, магнитосферы и большая луна. Их солнца поднимаются на востоке и садятся на западе.

И все же, когда мы наконец добрались до джунглей Олбеми, это место показалось мне самым враждебным из тех, где довелось побывать.

Парсон, излагавший очередную историю, как две капли воды похожую на предыдущую, пробормотал:

— А вот и Олбеми.

Монолог возобновился, но я обращала на него еще меньше внимания, чем обычно.

Место походило на дождевой лес. Свет Джайины, с трудом проникавший сквозь миллионы листьев, превращался в изумрудный. Подрост был минимальным. Растущие на одном месте деревья-великаны стояли ровными рядами, стволы цвета ярь-медянки практически касались друг друга. Между рядами тянулся длинный широкий коридор, усыпанный сухими листьями и поросший мхом, словно бесконечный ковер. Повсюду росли необыкновенно красивые грибы — желтые, голубые и алые.

А высоко над нами деревья боролись за существование, но их ветки так переплелись, что волнообразные движения были постоянными, и у меня создалось сильнейшее впечатление, что над головой шумит океан. При каждом движении на землю летели листья.

— Территория сайдхантера, — кисло заметил Парсон, но тут же прислушался. Его дисплей украсили два зеленых квадрата, представлявших две больших группы огромных животных. Квадраты сходились на треугольнике, обозначающем наше нынешнее положение. Мой спутник замолчал, напряженно изучая пейзаж.

— Пойдет, — решил он, останавливая БВВ и ловко сворачивая в совершенно нетипичный уголок между деревьями, почти лишенный растительности, на редкость ярко освещенный и окруженный толстыми стволами.

Парсон выключил двигатель и сирену, ворча, что подобные звуки только притягивают опасность: стадных хищников.

Он словно накликал беду. Две армии критов, надвигающихся с противоположных направлений, ворвались в коридор. Каждая придерживалась своей стороны.

Поведение, строго соответствующее постулатам теории Дарвина.

Даже в нашем вездеходе слышался оглушительный рев. Я закричала во весь голос, спрашивая, что произойдет, если, скажем, встретятся стада фобедонов. Куча мала?

Он завопил в ответ, что стадо «обтекает» неразрушимые препятствия, но какими же громадными должны быть эти препятствия?..

Галопирующие животные выглядели как…

— ‘эмы! — воскликнула я. — Какой вид?

— Рэмы Брайта, профессор. Они выше, чем обычные, и с куда более широкой пастью.

— Мясо для сайдхантевов?

— Верно, хантеры питаются рэмами. Основной признак крайне плодовитого мира: хищники питаются хищниками.