Звездная Тень - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 21

— Не надо, Карел! Он позволил нам действовать!

— Почему?

Да откуда мне знать, почему? Из-за осколков души Римера в моем разуме? Из-за возможной пользы Родине? Машина могла и лгать — не-друзьям не обязательно говорить правду…

Запинаясь, я пересказал свой короткий разговор. Разумеется, не упоминая о беседе с куалькуа. Счетчик покачал треугольной головой:

— Я не ожидал таких необычных последствий… от простого обучения тебя языку Геометров.

— Что ты дал мне, Карел?

— Язык. Память корабля Римера.

— И больше ничего?

Счетчик и впрямь хорошо нас понимал.

— Я не уверен в реальности того, что вы называете душой, Петр. И уж тем более — в своей способности ее переносить из тела в тело.

— Может быть, хватит? — неожиданно вмешалась Маша. — Мне представляется важным только результат… нас не привезут под конвоем в этот твой… санаторий «Свежий ветер». Сдохнем мы, вероятно, более необычным образом.

Я коснулся терминала. Корабль соблюдал правила игры и не вступал без этого в контакт, единственное исключение — не в счет.

«Борт-партнер, когда мы выходим в обычное пространство?»

Мы находимся в обычном пространстве три с половиной минуты.

«Планета Тени — она далеко?»

Мы выходим на орбиту.

Что ни говори, а отсутствие перегрузок имело и свои минусы.

«Это опасно?»

Нет.

«Нас не атакуют?»

Планеты Тени не охраняются.

Чего-то я не понимал! Если Геометры так боялись Тени… мне представлялось все, что угодно, но только не мирная цивилизация.

— Ребята, мы уже на месте, — тихо сказал я.

— В Ядре? — Данилов покачал головой, будто заранее отвергая ответ.

— Да.

Мне казалось, что я его понимаю. Так, как мог понять только пилот.

В нашей работе всегда было слишком много искусства. От хрупких бипланов, от первых реактивных истребителей до «Союзов» и «Буранов» — на долю пилота доставалось то, на что не способны никакие механизмы. Не только риск, не только интуиция, не только мастерство — требовалось еще и сжиться с машиной. Чувствовать ее, как собственное тело. Беречь, а если надо, то и не щадить — как самого себя.

В кораблях Геометров, по сути, был лишь один пилот — сам корабль. Я мог отдавать команды через терминал, намечать путь, требовать и решать.

Но не пилотировать.

Весь наш полет был похоронами собственной профессии. Сможет ли Данилов снова сесть за пульт «Волхва» — помня, как легко скаут Геометров протащил нас через полгалактики?

А я — смогу ли?

«Борт-партнер, обеспечь обзор».

Полная видимость?

«Да».

Я не сразу понял, что имеет в виду корабль. В мой первый полет, да и при побеге с Родины, изображение появлялось на двух маленьких экранах. Ну и тот случай, когда я видел пространство всеми датчиками корабля… тяжелое ощущение, слишком непривычное.

Оказывается, был еще один вариант.

Весь купол кабины начал темнеть. Вместо ровного мягкого света вспыхнули тысячи искр — тонущих во тьме искр. Мириады искр. Не чернота космоса с огоньками звезд — сплошное разноцветное сияние, с лоскутками тьмы. Вся верхняя часть корабля превратилась в сплошной экран.

— Боже…

Кажется, это Маша. Или Данилов. Или Карел. Слух отказал, я не узнаю голосов, не чувствую интонаций.

Потому что надо мной — сияет небо.

Небо Геометров.

Оно наконец-то смогло упасть на нас.

Небо — или остров из света?

И в этот миг мне показалось, что я понимаю Геометров до конца.

Сплошное море огня. Трудно различить отдельную звезду. Муравейник, звездный муравейник — вот чем было небо, в которое они смотрели. Белые, красные, оранжевые, голубые огоньки. Уходящее в бесконечность поле, щедрый звездный посев.

Человек — словно звезда, — говорили на Земле. Все, кому не лень, от философов до поэтов. И смысл в этих словах всегда был один.

Далеко-далеко друг от друга… мы затеряны в вечной ночи… обронены в великой пустоте…

Человек — как звезда?

Вот они, их звезды. Затмевающие друг друга. Расстеленные ковром. Цепляющиеся одна за другую.

— Я знал… — рептилоид выпрямился, встал на задние лапки, потянулся к искрящейся тьме. Наши фигуры залило разноцветным звездным мерцанием. Чешуя счетчика будто стала зеркальной — в ней полыхали отражения чужих миров. — Я должен был это увидеть…

Значит — говорит дед.

А что же Карел? Молчит, вбирая информацию?

— Эта дрянь и впрямь долетела… — ровным голосом произнес Данилов. — Петя, ты дурак… но за такое… за такое — спасибо.

Небо крутилось, вращалось, переворачивалось — будто корабль проникся мыслью продемонстрировать нам все великолепие Ядра. Развернулась пылающей кисеей туманность — бог знает какая, еще ни один человек не смотрел на мир из центра галактики.

Интересно, что случилось бы с навигационной системой челнока, окажись он здесь? Сумела бы она зацепиться за звезды-ориентиры? Вряд ли…

А звездное море уже гасло, обрывалось, отрезанное огромным круглым лезвием. Диск планеты наплывал на нас. Черный, безмолвный, ни единого огонька — я никогда не видел Землю такой. Да и ни одной обитаемой планеты не видел укутанной в сплошную тьму.

— Мы над ночной стороной… — сказал я, вглядываясь во темноту. Хоть бы один огонек! Не может мир так покорно отдаваться ночи! Но ни единой искорки не было на темном диске — лишь по краю лимба, преломленные атмосферой, мерцали звезды.

Поправка. Данная планета не имеет ночной стороны.

— Что?

Данная планета не обращается вокруг отдельной звезды.

— А здесь вообще — есть день? — спросила Маша.

Как бы я ни относился к ней, но интуиции ее можно было лишь позавидовать. Она почувствовала то, что я и с подсказкой корабля осознал не сразу.

— Здесь нет дня, — сказал я. — Это… это блуждающая планета.

— Не зря же Геометры назвали их Тенью, — удовлетворенно произнесла Маша. Ей было легче, вряд ли она серьезно изучала астрофизику и могла сейчас понять всю нелепость ситуации.

— Значит — это не центральный их мир… — помолчав, сказал Данилов. — Для чего может служить подобная колония? Петр? Что-то научное?

— Ты общаешься с кораблем? — подхватил счетчик. — Он может объяснить?

«Что ты знаешь о данной планете?»

Это первый из открытых миров Тени. Единственный из миров, координаты которого известны.

«Сколько у них колоний?»

Я не имею такой информации.

«На планете есть жизнь?»

Вероятно. Я не имею точной информации.

«А каковы условия на планете?»

Веду зондирование… Гравитация — семьдесят три процента от стандарта Родины. Соотношение суши и воды — четыре целых, тридцать две сотых. Атмосфера кислородно-азотная, пригодна для дыхания…

«Температура?»

От минус восьмидесяти двух до плюс трех.

Мне потребовалось напомнить себе, что температурная шкала Геометров привязана к человеческому телу. В этом затерянном среди звезд мире был самый обычный, даже, скорее, теплый климат.

Здорово. Просто великолепно.

Наконец-то под мою фанатичную идею положен хоть один факт…

«За счет чего такая температура?»

Я не имею информации.

«Какая информация о планете у тебя есть? И что ты знаешь о мирах Тени вообще?»

Я не знаю ничего о других планетах Тени. Доступные мне данные…

Пока я разговаривал с кораблем, никто не проронил ни слова. Только Данилов бормотал что-то, прильнув к ставшему прозрачным куполу.

— Значит так, ребята, — убирая ладонь с терминала, сказал я. — Корабль может сообщить о Тени лишь то, что относится непосредственно к пилотированию. Но кое-что интересное все же есть…