Звезды — холодные игрушки. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 68

– Агард, ты вроде бы неплохой человек, – негромко сказал я. – Слушай, как ты здесь выжил?

Он молчал, и я касанием заставил дверь закрыться.

– Я болтун, Ник. Рассказчик. Вечера долгие, жизнь скучная. А я много чего помню про древние эры. А еще больше придумать могу. – Агард подмигнул: – Всякая небывальщина… что взять с больного историка?

– Не удивляюсь, – сказал я. – Спокойной ночи, Агард.

Это было труднее всего – заснуть.

Сон, как подвиг, – неплохое применение сил.

Почти придуманный мной, почти оживший Ник Ример, пилот и регрессор, медленно уплывал в небытие.

– Куалькуа исследовали его тело, Петр. Они сольются с твоей плотью, создадут имитационный покров, полностью идентичный пилоту Геометров. Вплоть до генного уровня.

– Как это возможно, командующий?

– Спроси их сам, человек. Если ты сможешь понять ответ, я буду завидовать тебе весь остаток жизни…

Бедный Ник Ример. Мне кажется, ты был хорошим парнем. Ты болтал со своим кораблем – и несчастные электронные мозги, распотрошенные счетчиком, сохранили твои интонацию и манеру думать, словарный запас и стандартные реакции…

– Петя, я не могу настаивать. Поверь, ты не инструмент для меня…

– Я хотел бы поверить, дед.

– Кто-то должен пойти на это. И ты имеешь наибольшие шансы прорваться. Дело не в возрасте или телосложении, эти сраные амебы могут перекроить любое тело. Главное – душа. Ты ведь и впрямь на него похож.

– Дед, это почти обидно. Быть похожим на Геометра…

– Но в этом наш шанс…

Я вспомнил все. Свой настоящий дом. Своего ненастоящего деда. Инженера Машу. Старую побирушку у магазина. Мальчика по имени Алешка. Любимца «Трансаэро» и ФСБ полковника Данилова. Свою дикую, безобразную ссору с дедом на флагмане Алари.

Но черт возьми, а куалькуа, вползшие в мое тело! Это ли не повод для ярости!

Я провел рукой по груди. Где здесь моя плоть, а где биоплазма Чужого? Господь Бог не разберет! Где мое тело, где тело Ника Римера? Что служит границей, если даже мозги мои наполнены заново из нервных центров куалькуа! Моя память, как забавная безделушка, перекочевала в чудовищное сознание счетчика. Была отдана на сохранение куалькуа, вернулась, когда ситуация стала критической с их точки зрения… Я – игрушка, отданная Чужим.

Мы не вмешиваемся, Петр Хрумов. Мы служим. Тебе трудно поверить, но нам не нужно управлять твоим разумом. Добровольное соглашение…

Что оно дает вам?

Приключение. Мы – часть целого, Петр. Мы живем чужими страстями, переходим из тела в тело. Мир – такая интересная вещь. Можно покорять его собственными силами. А можно стать частью чужой силы. Это интересно – быть вечным наблюдателем в бесконечном путешествии. Мы служим всем – и никому. Сильные расы пускают нас в свои тела. Слабые – мечтают об этом. Ты стремишься к правде? Весь мир стал бы нашим, возникни у нас подобная цель. Но зачем? Он и так наш. Без насилия и активности. Мы наблюдаем… наблюдаем…

Я застонал.

Куалькуа – легко. Их судьба – симбиоз, и растечься по моему телу для них ничуть не неприятно. Но я не хочу такой жизни. Что во мне – чье?

Я с детства занимал чужое место. Рос, откликаясь на имя, которое мне не принадлежало. Пользовался комфортом и уважением, которые предназначались совсем другому человеку… маленькому человечку, не ставшему взрослым. И расплата пришла, она могла запоздать, но не могла миновать меня. Древняя богиня справедливости стряхнула античную пыль и отмерила мне мою настоящую судьбу. Но я не угомонился, я стал, почти стал, Никки Римером. Занял его место под звездами. И Немезида, покачав головой, подстегнула своих грифонов и вернулась, чтобы ударом плети привести меня в чувство.

Спасибо, дочь ночи. Я принял свою долю. Я не Петр Хрумов, и я не Никки Ример. Просто человек, начинающий жить заново.

Звездам не нужна моя любовь. Но и я без нее проживу.

Я попал в мир Геометров, мир, который выглядел раем. Такой знакомый, что он показался своим. Да ведь столько раз он оживал в человеческих мечтах, этот мир добрых людей и справедливых решений, лишенный страха и унижения! И путь, которым он шел, тоже казался правильным и верным. Воспитание. Обучение. Целесообразность. Справедливость. Любовь.

Только про уважение – всегда забывали.

Быть правым – это испытание. Хотеть добра – преступление.

Раз за разом твоя доброта столкнется с чужой. С высоты своей силы и доброты захочется помочь, принять груз чужих ошибок на собственные плечи.

Что плохого, если людям не придется мучиться в поисках своего призвания?

Что плохого, если расам не придется мучиться в поисках Дружбы?

Только ведь и Сильные хотят того же для Земли. Спокойного и счастливого будущего. Мирное и сытое человечество возит по Галактике товары, позволяя Конклаву заниматься другими делами. Дадут они нам все, никуда не денутся! Будут у Земли гравитационные приводы и звездолеты с мезонными реакторами. Контроль погоды, лекарство от рака и мономолекулярные нити, все появится. Снимут Закон о Неправомерном Использовании. Позволят иметь колонии. Возникнет Земля-2 и Земля-22… Все будет. Надо лишь потерпеть. Вырастить два-три поколения, лишенных амбиций и агрессивности.

А если мы станем равными среди Слабых… кого винить? Такова наша природа. Лучше всего у нас получается джамп…

В чем тогда винить Геометров? Они исповедуют принцип целесообразности не только в отношениях с Друзьями, они и себя не щадят. Мальчик Ник Ример, который любил писать стихи, стал регрессором. Ибо Наставник счел это лучшим применением его сил. Подбросил Никки выжимку из мировой поэзии, ткнул пацана носом в творения зрелых и признанных…

Как он писал «Тысячи тонущих птиц…». Нет, нельзя было позволить Нику стать поэтом. Никак нельзя.

А ведь я помню, помню и другие его стихи! Он так и не угомонился, Никки Ример! Читал стихи управляющей системе своего корабля, самому верному слушателю и почитателю. Его память возвращается ко мне, подобно моей собственной, сквозь посредников – счетчика и куалькуа.

Теперь, перестав быть им, я знаю его куда лучше, чем раньше.

Регрессор и поэт Ник Ример…

Нет, ты лукавил, Никки. Ты не смог отказаться. Ты лепил Друзей по образу и подобию своей расы. Своей могучей и несчастной родины. И только в тишине корабля, в пустоте кабины, позволял себе сказать то, что хотелось:

Ник Ример, мне не стыдно было бы носить твое имя. Но это – немножко подло.

Я – другой.

И должен найти свою судьбу.

Я не знаю, чем можно заменить этику Конклава и Геометров.

Не знаю, что сильнее целесообразности и любви. Если разум и сердце приводят к одному и тому же выводу, что можно им противопоставить?

Пока – не знаю.

Мой приемный дед, Андрей Хрумов, ты хотел, чтобы я стал мерой вещей. Эталоном в самом себе.

Я попробую.

Глава 2

Утро началось с сирены.

Долгий, протяжный вой шел снаружи, с белой пустыни вокруг санатория. Окна стали прозрачными, и мутный свет залил барак. До половины стекол лежали сугробы, дальше – налипшая снежная корка.

Убить меня ночью не пытались. И на том спасибо.

Я выбрался из-под одеяла, оделся. Вроде бы быстро, но все остальные намного меня опередили. У дверей санитарного блока выстроилась маленькая очередь, но никто не входил.