Искатели неба. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 51
Пока шла вся эта суета, пока цепляли тросы и проверяли трубы толкачей, я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Напряжение нарастало, вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумочку, выбралась, заглянула под планёр…
– Быстрее! – попросил Питер.
– В машину, Иль… Ремень закрепи!
Хелен замолкла на полуслове. К счастью, никто на огрызок моего имени не отреагировал. Я торопливо забрался на заднее кресло, уже привычно скорчился, завязал на животе страховочный ремень. Эх, до чего ж неудобно…
Летунья тоже закончила проверки. Села впереди, привязалась, повела рукой, доставая из Холода маленький цилиндр запала. Теперь я смог его рассмотреть хорошенько – из черного полированного дерева, вроде бы разборный – посередке шла тонкая линия, словно выдавая резьбу. Несколько металлических штырьков выступают из донца. И что в нем, в этом запале?
Хелен закрепила сбоку карты, опустила правую руку на рукоять справа, левой неловко подхватила рычаг управления. Крикнула в закрытое окно:
– Давай, Питер…
Секунду ее друг медлил, и у меня даже мелькнула мысль, что Питер велит солдатам отцепить тросы… Нет, подчинился.
Планёр дернуло – так резко, что я испугался за всю хрупкую конструкцию. Мы рванули вперед – тент, солдаты, Питер, машущий флажками сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины разом залило дождем, потом ветер сорвал капли. Планёр несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной скоростью сматывались, исчезая в широких косых амбразурах башенок.
– Сестра нам в помощь! Спаси и сохрани! – крикнула Хелен. И от этой запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом. Вовсе она не уверена в удаче, летунья Хелен…
Толчки прекратились. Тросы еще тянули нас вперед, но планёр уже оторвался от дорожки и взмывал в небо. Еще через мгновение канаты отцепились. Было невыносимо тихо – тонкое пение ветра казалось наваждением. Внизу мелькали мокрые серые камни летного поля, вмиг ставшие крошечными строения. Вверху колыхалось низкое небо.
– Держись, Ильмар!
Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать со своей сломанной рукой – не представляю. Да и ногами она жала на какие-то рычаги, словно ехала на модном бицикле.
Подо мной взревел толкач. Как барон Мюнхгаузен из сказки, оседлавший сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне…
– Хелен, тебе же говорили экономить…
Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?
К счастью, Хелен за ревом толкача и управлением планёром меня не услышала. Делала она с машиной что-то странное – задирала ее нос все выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в зенит.
– Хелен… – охрипшим от ужаса голосом прошептал я. Потом закрыл глаза. Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся в камни…
Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить… Прямо над нами были тучи, и все приближались, приближались…
Словно услышав мои мысли, Хелен вдруг сказала:
– Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит…
Сглотнув комок, я сказал:
– Скопцы – они все трусоваты…
– Что? Да не скопец он, просто дал обет избегать плотских радостей…
Тучи приближались. Я попытался углядеть, далеко ли земля, но небо, казалось, было повсюду.
– Хелен, тучи…
– Что тучи? Не бойся, это видимость одна, пар…
– Знаю, не дурак!
Знать-то я и впрямь знал, еще с детства, учитель в школе многое рассказывал про научный прогресс. Вот только поди поверь в то, что тучи – один пар, когда на глаз видно – плотные, вязкие, будто грязный снег. Врежемся – точно застрянем! Или отскочим, и вниз… На пути с Печальных Островов небо всюду было ясным, я об этой опасности и не думал, а сейчас…
– Хелен…
– А хорошую байку я коменданту сплела? Вот и пригодился твой дурацкий наряд. А ты действительно умеешь рисовать?
Я застонал от стыда. Хелен, как в прошлый раз Марк, отвлекала меня, дурака, зубы заговаривала. Ей и так несладко – вон сколько рычажков перед ней, циферблатов. Плечи так и ходят – видно, нелегко рули планёрные тягать, да еще со сломанной рукой. Работа летуна – и мужику не мед, а уж для женщины… для калечной… совсем немыслимо.
– Хелен, не отвлекайся, – попросил я. – Я держусь.
Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.
– Молодец, Ильмар…
Эта похвала придала мне силы. Сжав зубы, я сдержал крик и, когда облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.
Словно в мутную воду окунули!
За стеклами стало темным-темно, лишь сзади, от ревущего толкача, шел оранжевый свет. А за пределами его – серая муть, войлок…
– Ильмар, ты как?
– Ничего… – прошептал я. – Хелен, а выпить у тебя есть?
– Там же, где и раньше. Тот карман – для галет и фляги.
Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага…
После пары хороших глотков чуть полегчало. Я даже смог спокойно взирать на серую муть снаружи. И впрямь – пар, туман, одна видимость…
– Хелен, зачем ты в тучи влетела?
– Надо подняться выше облачного слоя.
Она дернула рычаг, планёр толкнуло, наступила тишина.
– Что, сгорел толкач? – спросил я.
– Да. Молчи…
Казалось, Хелен всматривается, пытаясь найти в облачном молоке что-то, ей одной понятное. Рука летуньи нависла над запалом. Собирается еще один толкач поджечь?
– Выходим… – с явным облегчением проронила она.
И в тот же миг мир вокруг просветлел – и мы вынеслись из облаков!
Я вскрикнул – не от страха, от восторга. Это было так красиво… человеку просто не дано видеть такую красоту.
Под нами тянулись облака. Сплошной пеленой, во весь горизонт. Только уже не серые, тоскливые, а белые, будто снег. Под нами раскинулось бесконечное заснеженное поле, холмистая равнина, которой никогда не касалась человеческая нога. Причудливые завитки, застывшие фонтаны, ленивые водопады облачной пены… А над всем этим – ослепительное голубое небо и яркое солнце.
– Хелен… – прошептал я. – Как красиво, Хелен…
Облачное море под нами жило своей, неторопливой и размеренной жизнью. Текли ленивые воздушные реки, крутились облачные омуты, снежной пылью проносились прозрачные клочья тумана. По белой равнине неслось темное пятнышко, легко перескакивая через самые огромные гряды. Мгновение я вглядывался в него, пытаясь понять, что за птица взвилась над облаками, а потом крикнул:
– Хелен, это наша тень?
– Да. – Летунья повернулась, по ее лицу скользнула улыбка. – Красиво?
Я кивнул.
– Люблю летать над облаками. Хотя это и опасно.
– Почему?
– Долго объяснять. Много причин, Ильмар. Например, лед.
Было и правда холодно, но, кутаясь в плащ, жадно вглядываясь в невиданный облачный край, я этого не замечал.
– А при чем тут лед? Неужели можно замерзнуть?
– Посмотри на крылья.
Крылья стеклянно поблескивали. Действительно, их покрывала тонкая корочка льда.
– Это лишний вес. Крылья специально выкрашены сверху темной краской, чтобы лучше грелись на солнце. Но мы сильно намокли, проходя облака, лед тянет нас вниз. Мне придется сейчас сжечь второй толкач.
– Давай, – сказал я, садясь поудобнее. Страха больше не было, смешно было вспоминать короткую панику. Рядом с Хелен, лучшей летуньей мира, над чудесной облачной страной – о плохом не думалось.
Второй толкач сгорел быстрее, или мне просто это показалось. Но мы взмыли еще выше, белое море под нами сгладилось, стало почти ровным. Воздух стал совсем холодным, обжигающим.
– Как дышится? – спросила Хелен. Голос ее как-то изменился, стал тоньше, пронзительнее.
Дышалось и впрямь странно… будто высоко в горах. Ну да, мы же одним махом поднялись на альпийскую высоту…
– Трудно, Хелен!
– Терпи. Мы на высоте трех километров. Понимаешь? В горах был?