Калеки - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 6

– Ты не желаешь нам подчиняться?

– Я выполняю все приказы.

– Как ты поступишь, если на борт поднимется полный экипаж?

– Я буду выполнять свои функции.

– Если перед тобой будет поставлена боевая задача?

– Я – лучший боевой корабль галактики. Мой экипаж должен соответствовать моим возможностям.

– Отвечай на вопрос.

– Мой экипаж должен подтвердить уровень своей подготовки.

– Каким образом?

– Боевыми действиями.

– К планете приближается флот Измененных. Будет ли являться проверкой оборона планеты?

Казалось, Роза на миг задумалась. Но Алекс понимал, что это невозможно: корабль меряет время на миллисекунды, задержку с ответом человеку не определить. Скорее Роза «обозначила паузу».

– Первое боевое столкновение послужит проверкой, – сообщила Роза. – Если действия экипажа окажутся неадекватными, я выйду из боя.

– Что послужит проверкой, после которой ты будешь выполнять свою задачу в полном объеме и невзирая на возможные тактические ошибки, как положено боевому кораблю?

– Адекватные действия экипажа. Если навыки и способности экипажа окажутся выше моих, то испытание будет пройдено.

– Как ты определишь, что боевые навыки экипажа превосходят твои?

Лицо Розы изменилось снова. Теперь это была статуя, отлитая из жидкого металла, – сверкающая, переливающаяся ртутная капля, женщина-киборг, прекрасная и бесконечно чуждая.

– Ситуация должна быть оценена мной как безнадежная и не имеющая шансов на победу. Если при этом экипаж сумеет победить – проверка пройдена.

Алекс кивнул Веронике и спросил:

– Роза, если я отдам приказ двигаться в сторону звезды – ты подчинишься?

– Да.

– Даже если курс будет вести к неминуемому столкновению?

– Да. Я подчиняюсь приказам.

– А если в этой ситуации, когда столкновение неизбежно и ты не видишь никакого выхода, я сумею спасти корабль и экипаж?

Вот теперь, пожалуй, едва уловимая пауза была настоящей.

– Извините, Алекс. Но это искусственно вызванная критическая ситуация, и она не будет засчитана как проверка. Мне очень жаль.

– Но ты подчинишься… – задумчиво сказал Алекс.

– Я еще раз повторяю, капитан. Я подчиняюсь приказам. Я послушный корабль.

– Роза, ты требуешь от нас провести реальную схватку с противником. Но ты же понимаешь, что это – агрессивное действие. Фактически ты вынуждаешь нас убивать. И убивать не защищаясь, что оправданно, а только лишь ради испытания.

Серебристая статуя дрогнула, раздробилась, стекла с экрана – остался лишь каркас, четкий рисунок тушью, где все то же лицо складывалось из штрихов.

– Я – боевой корабль, капитан. Я создана, чтобы воевать. Война подразумевает гибель разумных существ. Гибель разумных достойна сожаления, но сожаление не помешает мне выполнять мою работу.

Алекс поудобнее расположился в кресле. Переглянулся с Вероникой. Женщина кивнула и произнесла:

– Роза, ты знакома с различием полов?

– Да, разумеется.

– Кем ты себя воспринимаешь? Мужчиной или женщиной?

– Я сама выбираю свой внешний облик и голос.

– Это ответ?

– Да.

– Хорошо, Роза. Я хотела бы поговорить с тобой как женщина с женщиной.

Роза тихо засмеялась:

– Вероника, милочка… Я могу считать себя женщиной, но я – всего лишь компьютер. Очень сложный. Возможно – разумный. Но я машина. Я не могу любить – у меня нет гормонов, а холодным разумом эмоции не прочувствуешь. Я не могу заниматься сексом – у меня нет эрогенных зон. Я не могу родить – у меня нет ни матки, как у тебя, ни завода по постройке другого корабля. Что во мне от женщины? Чуточку кокетства, чуточку непоследовательности, чуточку стремления нравиться. Ну и конечно, желание, чтобы рядом был достойный партнер. Сильный партнер.

Вероника кивнула:

– Понимаю. Ты очень красивая, Роза. И как корабль, и как человек – я имею в виду твои портреты. Ты сама их рисуешь?

– Каждая женщина умеет заниматься макияжем.

– А ты никогда не думала, что могла бы обрести человеческое тело?

Алекс переглянулся с Демьяном. Боец страдальчески поднял глаза к потолку, едва заметно пожал плечами.

– Думала, – спокойно ответила Роза. – Но это не выход, Вероника. Я – корабль. Я вижу мир иначе, чем вы. Даже пилот, подключенный к моему восприятию, получает лишь сотую долю моей информации о мире. Ты бы согласилась, чтобы тебя связали по рукам и ногам, заткнули уши, завязали глаза и подвесили в антигравитационном поле? А ведь я испытаю нечто подобное, если меня поместить в человеческое тело. Человеку – человеческое, Вероника. Но верно и обратное, человеческое – человеку. И никому другому.

– Человеку – человеческое… – задумчиво сказала Вероника. – Спасибо, я поняла твою точку зрения.

– Теперь моя очередь задать вопрос, – произнесла Роза. – Твой голос изменился, когда ты говорила про обретение человеческого тела. С чем это связано?

– Ты наверняка знаешь, – сказала Вероника. – Информация есть в открытом доступе, хотя бы частично. А судя по тому, как ты приветствовала Трейси, ты выяснила, кто мы такие.

– Кое-что я знаю, – согласилась Роза. – Но ведь сейчас мы говорим запросто, будто две подружки? Поделись со мной своей печалью.

Вероника усмехнулась, и Алекс понял ее мысли. Пациент лечил врача! Но психолог сама напросилась на эту ситуацию.

– Это случилось пять лет назад, Роза. Тогда я уже работала в команде Алекса. После операции по восстановлению корвета Тайи мы отдыхали на Эдеме. Ко мне прилетел сын… обычно он жил на Земле.

– Ты – традиционалистка, – сказала Роза.

– Да. Я сама выносила и родила ребенка, сама вскормила его грудью, выкупила у государства и отдала на воспитание бабушке и дедушке.

– Своим родителям.

– Да. Кириллу было шесть лет. Мы ехали с ним из космопорта, когда в машине отказало управление. Потом выяснилось, что это была диверсия… впрочем, это как раз не важно.

– Люди из секты Перворожденных, им не понравилось, что мы восстановили корвет Тайи… – негромко пояснил Демьян. – Я их всех потом убил.

Алекс укоризненно посмотрел на бойца, и тот замолчал.

– В машине сработали аварийные системы, – продолжала Вероника. – Но как оказалось, они не были конфигурированы на спасение ребенка. Кирилл пострадал… очень сильно. Мы не успевали к центру критической медицины. Но у нас был трансмиттер сознания.

– Но трансмиттер не способен хранить информацию, – негромко сказала Роза. – Вам нужен был гель-кристалл.

– Гель-кристалла не было. Я переписала сознание сына в свой мозг.

– Очень опасная затея.

– Возможно. Зато Кирилл жив и может мыслить. Но он… как ты говорила? Связан по рукам и ногам, с закрытыми глазами и ушами, в антигравитационном поле… Он ничего не чувствует, не воспринимает окружающий мир. Он живет в темной пустоте, и единственное, что у него есть, – мой голос. Я рассказываю ему о том, что происходит вокруг. Учу. Воспитываю. Все это – внутри меня, в моем сознании.

– Это очень тяжело, Вероника, – сказала Роза. – Почему ты до сих пор не дала сыну тело? Ты этого не хочешь?

– Хочу больше всего на свете! – Вероника замолчала. Оглянулась на Алекса. Алекс ободряюще кивнул. – Я хочу, чтобы мальчику восстановили его собственное тело. Это возможно, мы сохранили ткани. Но полноценное тело стоит очень, очень дорого.

– Два миллиона по расценкам Гедонии. А они не самые низкие в галактике. Точно такое же на черном рынке стоит миллион двести тысяч. На Высокой Долинке полноценное тело обойдется в семьсот-восемьсот тысяч. – Роза сделала паузу, потом продолжила: – Переписать сознание обратно – около полумиллиона везде, поскольку связано с безвозвратным разрушением трансмиттера. Итого – от двух с половиной миллионов и до миллиона двухсот тысяч. Заработки вашей команды за прошлый год составили…

– Роза, замолчи, – спокойно сказал Алекс.

– Я всего лишь удивляюсь, почему ребенок до сих пор не обрел тело, – вежливо сказала Роза.

– Ты называешь минимальные расценки, – сказал Алекс. – Но летальность при подобной операции составляет пять-шесть процентов. Мы считаем, что это недопустимо много. Нам требуется как минимум два клонированных и подращенных тела, трансмиттер с тройным дублированием и бригада операторов высшей квалификации.