Кей Дач (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 82

– Императора, кажется, убивали раз пять. Хочешь быть шестым, забывшим об аТане?

– Я помню о нем всегда, мальчик. Это моя проблема, как ты когда-то сказал. Верно?

– Ага. – Томми поднялся. – Твой кофе остыл. Я пойду?

– Завтра мы вылетаем… на Таури или Эндорию – еще не знаю. Ты со мной?

– Конечно. Можно подключиться к игровой сети? Сегодня в виртуалке четвертьфинал «Властителей».

– Дьявол. – Кей встал, хватая Томми за руку. – Для тебя что, беготня по электронным лабиринтам важнее жизни?

– Одно другому не мешает.

– Томми, мы сейчас говорили о том, что даже в замысле карается смертью. Все, теперь мы смертники! Понимаешь? У нас нет шансов, абсолютно нет! Я просто не вижу для себя иного выхода, кроме как попытаться. Я всегда воевал за человечество, пусть оно меня не слишком-то и любило. Тебе встревать не обязательно, ты даже можешь вернуться к Кертису, он простит. Но ты соглашаешься сдохнуть и идешь махать мечом в несуществующем мире! Томми, что с тобой?

Юноша пожал плечами. Дач вдруг почувствовал себя старым, очень старым, впервые за прожитые полвека. Древним идиотом, умеющим убивать и разговаривать на языках чужих рас. И не понимающим единственного человека, пацана, вместе с которым собирается умереть.

– Дач, я просто люблю играть. Вот и все. Что мне теперь, сидеть и переживать, что нас шлепнет охрана Грея?

Томми смотрел на Кея, и на мгновение тот узнал в нем Артура. На какой-то миг они стали похожи не только внешне – мальчик, которого он вел на Грааль, и мальчик, убивший Кея на Каилисе.

– Иди, – Дач отпустил его руку, – воюй. Мне надо нанести пару визитов и обновить пропуск. Кстати, хочешь объясню, почему на орбитальных базах запрещено играть?

– Да.

– Как я говорил – потому что в любой игре можно победить.

– Ну и?.. – В голосе Томми вдруг дрогнула жалобная детская нотка.

– Что ты делаешь, когда тебя в игре сбивают или полосуют на кусочки?

– Перегружаюсь и иду по-новой.

– Вот именно. К этому быстро привыкаешь. Веришь, что смерть обратима…

– Она и так обратима.

– …и всегда можно начать заново. Вместо ярости остается азарт. Вместо ненависти – честолюбие. Вместо страха – обида. Ты можешь быть асом в лучшем пилотажном симуляторе, но грохнешь свой корабль на первой же посадке. Можешь быть снайпером лучше мршанцев, но не подстрелишь врага даже из интеллектуальника. Ни один профессионал не играет в игры.

– Значит, я любитель…

– На твоей майке, Томми, написано «Большая игра – Смерть!». Это не так. Большая игра – это жизнь. Скажи, что будет, если я войду с тобой в виртуалку, в этот ваш долбаный лабиринт с монстрами?

– Профессионалам запрещено, – быстро ответил Томми.

– Правильно. И не потому, что я займу первое место, – там слишком много непонятного для меня. Но игру вам испорчу. Я там стану жить. А жизнь такая грязная штука, что все скользкие огнедышащие монстры, о которых ты взахлеб рассказываешь по утрам, покажутся тебе милыми и добродушными. Иди играй. Но помни – не во всех играх побеждаешь… Черт, это в тебе, наверное, от Арти осталось. Бесконечный аТан. Но он-то понял в конце концов…

Кей вышел быстро, не дав Томми ответить.

Часть вторая

Ванда Каховски

1

– Беленной неведомо понятие добра и зла. Беря за точку отсчета мораль иных рас или даже различных социальных групп людей, мы получим результаты столь разные, что критерии будут утрачены полностью. Этично ли уничтожение слабых индивидуумов? Да, с точки зрения булрати или общества Кииты. Этично ли уничтожение потенциально разумных инопланетных видов? Да, с точки зрения всех рас, кроме Алкари и Псилона.

Мы встали перед проблемой общей морали с того момента, как человечество начало галактическую экспансию и утратило единство. Ни церковь Единой Воли – в силу своей синтетичности, ни власть Императора – в силу неизбежной гибкости правления не способны дать людям коллективные моральные ценности. Самым печальным является то, что любая попытка ввести в социум единую этическую систему явится причиной его развала, так как изменения в психологии жителей разных планет зашли слишком далеко…

Кей, откинувшись в кресле, слушал негромкий голос корабля. Хорошо поставленный и не несущий ни капли эмоций. Когда в рубку вошел Томми, он лишь мимоходом посмотрел на него.

– Идеальным решением проблемы морали явилось бы такое общество, где каждый индивидуум станет абсолютно независимым от других и сможет действовать в соответствии со своими представлениями о добре и зле. Подобный мир был бы, вероятно, чудовищен с точки зрения любого внешнего наблюдателя. К счастью, это невозможно, так как потребует, по сути, создания миллиардов вселенных – для каждого разумного организма.

Нынешнее положение дел облегчается разнообразием социальных структур и развитием межзвездных перевозок. Любой трудоспособный человек способен оплатить перелет в импонирующий ему мир. Закон Империи о свободе миграции, один из немногих реально действующих, дает ему юридическое право на такой поступок. Однако сам факт существования выбраковочных комиссий на Киите или традиция ранних браков на Культхосе выглядят аморальными с точки зрения других колоний, порождая напряжение и конфликты, подобные Таурийско-Ротанскому противостоянию. Еще более сложная ситуация возникает в тех случаях, когда в конфликт вступают иные расы. Трагедия Хаарана, закончившаяся чудовищной по масштабам и жестокости бойней беззащитных граждан Империи, поставила этот вопрос со всей очевидностью.

Остается признать – если какое-то чудо не даст людям, а в идеале и чужим, универсальных законов этики, рост напряженности будет продолжаться. Пройдут десятки или сотни лет, и социальный антагонизм колоний разорвет Империю.

Отбросив детали, могу сказать – я веду речь о пришествии Бога. Только сверхсила, непостижимая для понимания, способна стать тем авторитетом, перед которым склонится человеческий индивидуализм. Замена понятия «Бог» понятием «Воля» стала отражением нашей разобщенности. Пора вернуться к истокам и почувствовать страх перед небом.

Дач засмеялся. Сказал, обращаясь к Томми:

– Страх перед небом – это правильно. Это полезно.

– Что ты слушал?

– Ярлык! – скомандовал Кей.

– Академик Имперского института социальных проблем Николай Левин. Статья в «Ежедневном Имперском дайджесте» от семнадцатого мая пятьсот шестидесятого года. Последующие публикации…

– Хватит. Забавно, Томми? Среди бульварной мути в ежедневнике проскакивает статья на социальные темы. А потом дублируется две сотни раз по всей Империи.

– Кертис?

– Да. Твой отец готовит почву для «Линии Грез». Еще месяца два, и он объявит, что проблемы Империи решены. Можно получить свой мир… под свою мораль.

– Ясно. Дач, а ты сам совсем не хочешь «Линии Грез»?

Кей заколебался:

– Хочу. Только идиот может отказываться от исполнения желаний. Но это слишком большой подарок для чужих – уйти из Вселенной. Я бы все время вспоминал наш мир, который остался за спиной.

– Я тоже.

– Врешь ведь, – равнодушно сказал Кей. – У тебя нет никаких чувств к реальности – ни любви, ни ненависти. Ты пошел со мной, а не с Кертисом только потому, что роль копии клона слишком уж незавидная. Даже Артур, воспитанный Кертисом как сын, ничего, по сути, не значит. Ты был бы еще более беспомощен. Так, ходячая ошибка, напоминание о давней неудаче.

– Ну и что? Все равно мне жилось бы куда лучше, чем под твоим присмотром.

– Конечно. Но ты ведь пошел со мной.

– Пошел…

Дач засмеялся:

– Я даже знаю почему, хоть ты и напускаешь тумана. Ты завидуешь Ван Кертису и надеешься, помешав его планам, стать с ним наравне. Потом войти с ним в долю. Не как Артур – помощник поневоле, пародия на сына, а как полноценный партнер, брат. Если бы я решил уничтожить Ван Кертиса, ты бы меня попытался убить. Дело знакомое и, по твоему мнению, нехитрое.