Конкуренты - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 4

Выйдя на центр зала, я огляделся. Если я вошел… перенесся через эту арку, то должен быть и другой выход. Более обычный.

Словно в ответ на мои мысли, в стене заскрежетало. Гладко пригнанная, почти неразличимая дверь открылась вовнутрь.

И я увидел Инну.

Вот только облегчения мне это не принесло. Да, это была та самая девушка, которая только что открывала передо мной дверь. Вот только выглядела она совсем другой.

Комбинезон из серебристо-серой ткани, множество карманов, какие-то сумочки, притороченные к поясу, высокие ботинки, нашивки на рукавах… Что-то среднее между туристическим снаряжением и военной формой, обычно такое носят мужики, старающиеся выглядеть мужественнее. Кожаная планшетка в руке тоже добавляла милитаристских аллюзий.

Ну ладно, это, в конце концов, ерунда.

Очки в другой оправе – тоже мелочь.

И на светлые волосы можно не обращать внимания, для женщины перекраситься – все равно что для мужчины рубашку сменить.

А вот то, что на лице у Инны не было ни грамма косметики – вот это серьезно. Я таких девушек хорошо знаю. Они могут и ватник надеть, если на даче предстоит поработать. Но вот не подкрасить губы, глаза, хоть чуть-чуть за собой не поухаживать, перед тем как выйти на люди – никогда!

Я один такой случай знал. Из редакции, где мы вместе работали, девчонка-фотокорреспондент поехала на Кавказ, три месяца провела в «горячей точке». Когда вернулась обратно – вроде все было нормально. В глазах, правда, что-то неуютное появилось, но это если всматриваться. А вот про косметику она словно забыла. Нет, за собой следила, все было нормально, но вот помаду или тушь у нее ни в руках, ни на лице несколько месяцев обнаружить было нельзя. Будто она не понимала, зачем это вообще нужно.

– К чему весь этот цирк? – спросил я.

Инна поморщилась. Потом понимающе кивнула.

– Вас, очевидно, отправляла… я?

– Вы.

– Все не так, как вы подумали. Два года назад я сама завербовалась на Станцию. Так что извините… но за ту дуру, что сидит в офисе на Чистопрудном, я не отвечаю!

– Не на Чистопрудном. На Огородном проезде.

– О Господи, опять переехали… – Инна махнула рукой. – Вы как, в порядке? Пойдете со мной?

– А у меня есть выбор? Можно вернуться?

– Нет. Но вы можете упереться и сидеть здесь, пока не оголодаете. Силой вас никто никуда не потащит. Как вас зовут?

– Валентин.

– Меня Инна… впрочем, вы же знаете. Я здесь отвечаю за прием рекрутов. Идем?

Я пожал плечами.

Если это все правда, то никакого смысла буянить нет. Если я и впрямь стал жертвой невероятно сложного розыгрыша, то тем более. Напротив. Надо вести себя спокойно и невозмутимо, но одновременно иронично. Так, чтобы со стороны невозможно было понять – верю я в происходящее или изящно поддерживаю розыгрыш…

– Идем, конечно, – сказал я. – Раньше сядем, раньше выйдем.

Инна испытующе смотрела на меня. Потом переложила планшетку из правой руки в левую. Оказалось, что в руке, пряча под планшеткой, она держала пистолет – маленький, блестящий.

– Ого, – сказал я.

– Некоторые слетают с катушек, – пояснила Инна. Поколебавшись, спрятала пистолет в кобуру на поясе.

– И вы в них стреляете?

– Да это же парализатор! – Она улыбнулась. – Десять минут покоя и чуть-чуть позора.

– А позор откуда?

– Из мокрых штанов. Идите вперед, Валентин.

Она посторонилась, пропуская меня, – и я вышел в полутемный коридор метров десять длиной.

Неприятное ощущение, когда не до конца понимаешь, что происходит. Уж лучше неприятная правда, чем томительное ожидание.

– Вы все еще не можете понять, где находитесь? – спросила Инна.

– Да.

– Подойдите к окну.

Только тут я понял, что правая стена коридора не металлическая, а стеклянная, только серая, матовая, непрозрачная. Закрытая снаружи какими-то ставнями?

– Смотрите…

Инна что-то делала с наручными часами. Хотя – часы ли это были? Широкий браслет, большой экран…

Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Захотелось, как это ни нелепо, выкрикнуть: «Не надо!».

Но было уже поздно – стекло стало прозрачным. Никаких ставней не было, наверное, само стекло было поляризованным.

За стеклом была бездна.

А в бездне – звезды.

Яркие – такие яркие, что казались огромными, хоть глаз и не чувствовал размера. Немигающие – не было воздуха, который заставляет их мерцать. Разноцветные – желтые, красные, белые, синеватые…

А где-то на самом краю окна переливалось и кружилось радужное свечение – будто северное сияние скомкали, подвесили в пустоте и закрутили вокруг оси. У меня перехватило дыхание – это было и красиво, и одновременно жутко.

Я оперся обеими руками о стекло, то ли стараясь убедиться, что между мной и космосом есть преграда, то ли чтобы удержаться на ногах.

– Теперь верите? – В голосе Инны послышалось сочувствие.

– Это же… не экран? – спросил я. – Это настоящее?

– Более чем.

Стекло снова помутнело.

Я повернулся к Инне – девушка смотрела на меня с любопытством и, кажется, с уважением.

– Некоторые начинают вопить, – сказала она. – Некоторые лезут в драку. А некоторые рыдают как дети.

– Почему вы покрасились? – спросил я.

– Чего? – Первый раз она растерялась.

– Почему вы выкрасили волосы?

– Я их не красила. Я блондинка. – Она вдруг покраснела, сильно и стремительно.

– Но… на Земле…

– Я крашу волосы в темный цвет, понятно? Потому что каждый идиот, который носит брюки, уверен, что блондинки – дуры и не думают ни о чем, кроме как о постели!

– А здесь?

– А здесь просто нет краски для волос! – Инна замолчала. Спросила: – Слушайте, Валентин, к чему был этот вопрос?

– В себя пытаюсь прийти, – честно сказал я. – А это лучше всего делать, задавая странные вопросы.

Инна фыркнула.

– Оригинальничаете? Идемте, у меня дел по горло. Вас никто не ждал, набор пилотов завершен неделю назад…

– Спасибо, мне уже сообщили.

– Слушайте! – Инна вдруг оживилась. – Вы всерьез хотите туда? – Она кивнула на стену. – Вам что, приключений хочется? Так приключения, знаете ли, часто бывают с печальным исходом.

– Что, есть варианты?

– Есть. – Инна кивнула. – Повар нужен позарез. Готовить умеете? Вы вообще-то кто по специальности?

– Журналист.

– Боже, ну и подвалило счастье. – В голосе Инны прозвучало разочарование. – Акула пера…

– Не любите журналистов?

– При чем тут любишь – не любишь? Нет у нас тут потребности в журналистах… Врачи, повара, техники… Машина есть?

– Есть, – признался я и зачем-то добавил: – «Рено».

– Да хоть бы и «роллс-ройс». Любите в железках возиться, чинить там чего-нибудь?

– Я карбюратор от аккумулятора не отличу.

– Ну и мужики пошли. – Вот теперь Инна выглядела удовлетворенной. – Похоже, руками что-то делать только китайцы могут. А вам… или летать и стрелять, или всякой дурью заниматься. Неделю назад скрипача прислали, представляете?

– Скрипач не нужен?

– Не нужен, но пристроили… куда ему в космос-то. Теперь в баре пиликает. Хорошо хоть скрипка с ним была… Нет, ну вы представьте, домашний мальчик восемнадцати лет из хорошей семьи, по имени Леонид Левинсон поссорился с мамой и завербовался к нам. В иллюминатор посмотрел – и грох в обморок! Скрипку, однако, перед тем как упасть, бережно прижал к животу.

– Инна, я очень люблю тех, кто много говорит, – сказал я. – Но если бы вы вначале ответили на мои вопросы, нам обоим было бы проще.

Девушка замолчала. Испытующе посмотрела на меня, кивнула:

– Хорошо. Заслужили крепкими нервами. Профессиональное, наверное? Идемте, сядем спокойно, я вас угощу кофе и отвечу на все вопросы. Поверьте, скрытничать никто не собирается… так же как и возиться с вами…

Если бы не иллюминатор, я бы решил, что нахожусь в обычной однокомнатной квартире. Стены оклеены обоями – желтенькими в полосочку, потолок вроде как пластиковый, натяжной, но самый обычный, матово-белый, в центре свисает лампа на три рожка из мутного стекла. На полу темно-серый линолеум, расцветка «мечта лентяя». Мебель простенькая, как из ИКЕИ, но вполне обычная – в углу диван-кровать, рядом гардероб, посередине стол и три стула, у стены шкаф с полупустыми полками: немного книг, маленький музыкальный центр, немного дисков, немного всякой мелочевки, что всегда накапливается на полках. Одна дверь, наверное, в ванную комнату. Другая, открытая, на крошечную кухоньку.