Кредо. Антология - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 8

— Мне не успели позвонить из полиции. Информация пришла раньше. И я ее прочитала! Вначале прочитала в эфир, а потом поняла… Артём, найдите убийцу!

Садясь за руль — Татьяна не спорила, — Артём все-таки задал еще один вопрос:

— Почему вы считаете, что я справлюсь лучше, чем сыщики из МУРа? Я — одиночка, у них — машины, техника, власть в конце концов!

Женщина молчала.

— Все-таки? — подбодрил ее Артём. — То, что я был рядом с Иваном?

— Вы не обидитесь?

— Постараюсь.

— Человек, который меня допрашивал, Крылов… он вначале все клонил к тому, что я сама замешана… а потом, когда разобрался…

— Ну? — Артём уже понял, что вопрос излишен.

— Он сказал, что тогда проверит хорошенько вас… что давно пора присмотреться к этой… этой инкарнации Пинкертона. А я с детства любила детективы, я только не думала, что Пинкертон был живым человеком. Извините…

Артём долго молчал. Потом притормозил на миг, хлопнул руками по рулю и выдохнул:

— Кондитер!

Казалось бы, что за прок человеку от предыдущей инкарнации?

Принято спрашивать, в чем твое прежнее воплощение добивалось успеха, а в чем, напротив, терпело неудачи. Принято строить свою жизнь, исходя из полученных советов.

Но по сути, по сути-то, что изменится?

Будь ты хоть Наполеоном — это вовсе не гарантирует тебе воинской славы. Знаменитейшей (и позорнейшей) битвой новейшей истории, «Сражением при Нагасаки», руководил с американской стороны молодой, хотя и болезненный адмирал Роберт Хайнлайн, инкарнация маленького французского сержанта, а с японской — генерал Тодзе, воплощение великого Тоетоми Хидэеси. И что же? Обе стороны допустили такое количество стратегических и тактических ошибок, что только вмешательство Советского Союза под руководством маршала Жукова (инкарнация идеологически правильного уральского рабочего Ваньки Косого) помогло закончить тихоокеанский конфликт.

Есть, конечно, примеры и обратного рода. Прославленный Дали, как известно, был инкарнацией Ван Гога. Компьютерный гений Билл Гейтс в прошлой жизни носил имя Фурье. Воплощением младшего из братьев Люмьер, Луи-Жана, стал режиссер Квентин Тарантино, прославившийся на весь мир своими нежными, лирическими комедиями. Сказочницу Астрид Линдгрен звали когда-то Гансом Христианом Андерсеном.

Но, если отталкиваться от теории относительности Эйнштейна (упрямо отказавшегося проходить Звезду Теслы), совпадения подобного рода неизбежны. Как говорил старый безбожник Бернард Шоу: «К началу цепи инкарнаций всегда прикована обезьяна».

И что остается?

Помимо возможного наследства?

Если повезет — щекочет легонько самолюбие громкая слава, заработанная в прошлой жизни. Щекочет… и давит. Так младший сын в знаменитой семье, не наделенный талантами родителей и старших братьев, всю жизнь пытается «соответствовать», мечется из стороны в сторону… и ловит на себе снисходительно-жалостливые взгляды.

В психологии это явление давным-давно получило название «синдром неадекватной инкарнации», послужило поводом к написанию нескольких сотен диссертаций и выпуску нескольких учебников и методичек для детских психологов.

Артём считал, что к своей прежней личности относится адекватно. Нет, во многом она определила выбор его жизненного пути (несмотря на совет Пинкертона стать актером, потому что «только свинья дважды лезет в одну грязь»).

Но особой поддержки от предыдущего воплощения Артём не ждал. И уж тем более не хвастался, даже в детстве. Помимо нескольких государственных чиновников из ЗАГСа, руководства министерства (увы, но в правоохранительных органах ответственным работникам положено сообщать о своей прошлой инкарнации), родителей и бывшей жены, его тайну не знал никто.

Ну, как теперь выясняется, знал еще и Крылов. И мало того, что знал — счел возможным распускать язык перед посторонними!

— Он вроде бы просто так сказал, в шутку, — неуверенно произнесла Татьяна. — Но вы поймите, я такие вещи чувствую. Это не шутка была. Вы и вправду инкарнация Ната Пинкертона?

— Его звали Алан, — ответил Артём. — Нат Пинкертон — книжный персонаж.

— Извините…

— Его звали Алан, — повторил Артём. — Его. Понимаете? Это не я! Алан Пинкертон и впрямь был величайшим детективом. Но во мне от него нет ничего!

— Душа, — убежденно сказала Татьяна.

— Душа, — кивнул Артём. — Это ничего не значит, вы же понимаете… Почему Иван так долго не проходил проверку на Звезде?

— Он вам не сказал?

— Сказал, что его смущает допрос прежнего воплощения чужими, незнакомыми людьми. Я не поверил. Почему он отказывался на самом деле?

— Боялся, — Татьяна полезла в бардачок, достала сигареты. Закурила. — У него были страхи… детские совсем… что в прошлой жизни он был убийцей, злодеем, военным преступником.

— Ну и что? Даже Сталин сказал: «Инкарнации друг за друга не отвечают!»

— Ага, сказал, — фыркнула Татьяна. — И сослал в лагеря тех, кто в прошлой жизни угнетал рабочий класс.

— Сейчас другое время.

— Время другое, а страхи всегда одни и те же… Мы поедем или будем стоять?

— Поедем, — Артём кивнул. — Я немного вышел из себя. Знаете, как в таких случаях говорят японцы? В нем пробудилось прежнее воплощение… Таня, я отвезу вас домой.

— Зачем? — возмутилась Татьяна. — Думаете, я сейчас усну?

— Нет, — жестко ответил Артём. — Думаю, вы сейчас будете перебирать фотографии и вещи мужа. Плакать. Пить. Думать о тех неизбежных формальностях, что на вас сейчас навалятся… Но одной вам оставаться не надо. У вас есть хорошая подруга? Которая сможет приехать и провести с вами ночь?

— Есть, — ответила Татьяна, помолчав.

— Позвоните ей прямо сейчас. Если надо, мы за ней заедем.

— Я думала, мы… — она смешалась, — начнем прямо сейчас что-то расследовать.

Артём хмыкнул.

Больше ничего сказано не было, но Татьяна послушно полезла в сумочку, достала мобильник, набрала номер, быстро и приглушенно заговорила. Артём не слушал, смотрел на дорогу, думал.

«Я сейчас покажу вам…»

Вот что не давало ему покоя. Спокойная фраза — и выстрел. Нет, не сам выстрел. Попадание. Не про убийцу же, стоящего с пистолетом в руках, говорил Иван! Не про флэшку от диктофона — что ее показывать, да и не нашли на теле флэшки!

Я покажу вам… что?

— Заезжать не надо, — сказала Татьяна, закрывая телефон. — Подруга живет рядом, сама подойдет.

— Расскажите мне, о ком из коллег Ивана вы чаще всего слышали? Друзья, враги — не важно.

Татьяна помолчала, собираясь с мыслями. Артём вел машину. Третье кольцо было на удивление свободным, они уже приближались к Ленинградке.

— Захар Киреев, — сказала Таня. — Его все зовут Киря. Они вместе учились, вместе работают… работали на факультете. Хороший друг Ивана. Он… нет, никогда!

— Вы просто перечисляйте, — мягко сказал Артём.

— Потом — Анатолий Давидович Ройбах. Заведующий факультетом электромагнитных колебаний и вычислительных систем, профессор. Еще молодой, ему и сорока нет. Иван над ним подсмеивался все время, уж больно Анатолий Давидович пытался соответствовать образу профессора — бороду носил, чуть ли не в седину красился… Но так… нормальный, приятный человек.

— Угу, — ободрил ее Артём.

— Сергей Светов, аспирант с кафедры вычислительной математики. Иван и над ним подтрунивал. Амбициозный и все пытается сделать себе реноме за счет соседних кафедр — на своей кого-либо трогать боится. Но вряд ли серьезные разногласия были, только поддевали друг друга при случае…

— Тоже замечательно, — сказал Артём.

— Профессор Петр Валентинович Агласов, заведует факультетом газодинамики. Ему за семьдесят, но он удивительный человек, энергичный, общительный. Иван, еще когда студентом был, вел для него какие-то расчеты, эксперименты. Знаете, как обычно бывает? Студенты вкалывают, а профессор выпускает очередную монографию. Здесь все наоборот. Помог опубликоваться и в аспирантуру поступить — хотя и не его специальность…