Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич. Страница 19

Сегодня с девяти утра на всех табло в холле главздания публиковали результаты последнего экзамена и годовые финальные суммы каждого курсанта. На личные планшеты эта информация по традиции передавалась часом позже – говорят, в старые времена, когда личных планшетов еще не существовало, результаты распечатывали на бумаге и вывешивали на стендах в старом здании училища, которое тогда именовалось летным. Почему-то дух и в известной мере букву этого мероприятия решено было сохранить, хотя Виталий и сомневался, что толчея в холле и вытягивание шей перед экранами, а особенно – изнурительное ожидание девяти часов хоть сколько-нибудь способствуют спокойствию и душевному равновесию.

Разумеется, завтрак у выпускного курса сегодня вышел рекордно коротким – со столов все смели и сжевали чуть ли не втрое быстрее обычного, а после не потянулись с ленцой в курилку, а помчались бегом в главздание, даже не построившись. Дежурный по Академии, видя это безобразие, почему-то и не подумал пресечь. То ли вид трусящих старшекурсников его позабавил, то ли ностальгия одолела. Во всяком случае он всего лишь пробурчал себе под нос: «Спасибо, что не через плац…» – и вошел в столовую. Перед ним предупредительно расступались.

Виталий не поддался общему порыву и до главздания дошел шагом, хотя и достаточно быстрым. В холл он протиснулся в восемь пятьдесят шесть, за четыре минуты до включения табло. Народу набилось под завязку – практически весь курс. Под две тысячи молодых крепких пацанов, которым не сиделось в стаде, которых позвали звезды и которые оказались достаточно решительными, чтобы ответить на этот зов.

Собственно, от того, что в ближайшие минуты появится на табло, зависит личная траектория каждого на пути к звездам. Виталий внезапно осознал это очень остро, сердцем и душой, и подумал, что правы, пожалуй, были руководители и старого училища, и нынешней Академии. Возможно, именно в этом и кроется смысл сегодняшней толчеи в холле главздания – осознать, что всерьез ступаешь на путь, на жизненный путь офицера, и что отныне все зависит исключительно от тебя самого. От того, насколько окажешься смелым и сильным, от того, что сумел усвоить из вдалбливаемой во время учебы науки и как это сумеешь применить на практике.

И еще – что учебе, собственно говоря, конец. Результаты, распределение – и фьюить к новому месту службы. По большому счету, это вот здание, именуемое главным, Виталию больше не принадлежит. Вон тому лопоухому второкурснику с повязкой дневального, прижатому к стене выпускниками, принадлежит. И будет принадлежать еще четыре года – если, конечно, лопоухий раньше не вылетит. А Виталию – уже нет. Все, отучился, осталось только узнать результат, повлиять на который невозможно.

Часы в башне главздания гулко отбили девять. Их удары ощущались всем телом – звук в холл доносился еле-еле, его с улицы хорошо слушать. А в здании звукоизоляция на уровне.

Табло в холле ожили – все двадцать одновременно. Толпились большею частью перед теми, что транслировали результаты первой тысячи, и только потом неохотно оттекали к аутсайдерским. Людям свойственно переоценивать собственные способности, да и иррациональную надежду на лучшее убить в себе не так-то просто, особенно если ты молод и полон сил.

Кроме того, первая сотня результатов интересовала почти всех, даже тех, кто твердо знал, что не попадет в нее ни при каких обстоятельствах. Виталий краем уха слышал, что на финальные результаты даже тотализатор существует. Правда, без ставок – тут все-таки не стадо, тут без пяти минут граждане. Во всяком случае, офицеры на подобные забавы курсантов глядели сквозь пальцы.

Виталий все, что было связано с предсказаниями, глубоко презирал, считая, что неалгоритмизируемые вещи непредсказуемы в принципе, поэтому тотализатором не особенно интересовался.

Пару минут потоптавшись на месте и сообразив, что перед первым экраном толпа еще не скоро поредеет, Виталий решительно выдохнул, выставил плечо вперед и принялся энергично ввинчиваться в плотный строй сокурсников.

На него шикали и оборачивались, но увидев, кто проталкивается, чаще всего пропускали. Так, мало-помалу, Виталий дотолкался до места, откуда можно было без труда разобрать буквы и цифры на табло.

Страница как раз обновилась, и табло высветило результаты с шестьдесят первого по восьмидесятый. Шестьдесят седьмым значился Мишка Романов, которого как раз пытались поздравительно хлопать по плечам чуть правее, что в тесноте проделать было не так-то просто – Мишка все шесть лет болтался на границе первой сотни, то вклиниваясь в нее, то вылетая. Итоговое шестьдесят седьмое место для него было прекрасным результатом.

Страница снова сменилась, и Виталий с некоторым удивлением обнаружил в пятом десятке Филиппа Жаирзиньо – обычно тот входил в первую двадцатку. Не у всех праздник, есть и плохо сдавшие…

До следующего обновления Виталий еле дотерпел, а когда выпал список курсантов с результатами от двадцать первого до сорокового, даже зажмурился на несколько секунд, вдохнул, сглотнул и только потом принялся просматривать список снизу вверх.

Не обнаружив себя ниже тридцатого места, Виталий чуть успокоился и строки выше него просматривал нарочито медленно.

Бакаев. Фредриксен. Чикиги. Тларош. Коваленко. Шеридан. Майерс. Генест. Юрьев. Касагава.

Чувствуя, что его прошиб пот, Виталий еще раз сглотнул. Все-таки вошел? В двадцатку? Вот это да!!!

Он прочел верх списка еще раз, теперь сверху вниз, как положено – Касагава, Юрьев, Людовик Генест (был еще Жан-Луи, где-то в восьмой сотне), Майерс, Шеридан.

Ф-фух.

Давно просмотренная страница висела томительно долго, словно испытывала терпение собравшихся курсантов. Чуть впереди виднелась коротко стриженная голова долговязого Толика Коваленко. Толик был потный и счастливый, улыбка до ушей. Рядом с ним сдержанно улыбался Касагава – Виталий видел только его макушку, но не сомневался, что тот сдержанно улыбается. Он всегда улыбался. И всегда сдержанно.

Через маленькую вечность страница наконец-то соизволила измениться; шрифт укрупнился вдвое, поэтому на табло поместилось только десять строк – тех, кто показал итоговую сумму с одиннадцатой по двадцатую. Фактически пробил звездный час Виталия Шебалдина – через несколько секунд он узнает себе истинную цену. Свое настоящее место в толпе сокурсников.

Читать он начал, конечно же, снизу. Да и, по-хорошему, на столь высокой странице место его было в нижней части – никаких иллюзий на этот счет Виталий не питал. Вошел в двадцатку – уже успех.

Лю Цзы. Мирошник. Эрнандес. Криштемани. Гершензон.

У Виталия взмокли даже ладони.

Дементьев. Бу Чжао. Четтри Сингх.

Не может быть…

О'Лири. Цимбалюк.

Виталий застыл.

Не может быть. Этого просто не может быть. Его, Виталия Шебалдина, не было в четвертом десятке, не было в третьем, нет и во втором.

Неужели в первом? Но с какой стати?

И вот тут Виталий реально запаниковал. Он понял, что, по всей видимости, вообще пролетел мимо первой сотни. Во всяком случае, занял место не выше восьмидесятого. Потому что верить в первую десятку было можно, мечтать о ней тоже не возбранялось, но трезвый и рациональный внутренний голос в данный момент рекомендовал готовиться к худшему.

Вокруг возникали и ширились островки чьей-то радости – у Виталия даже не находилось сил поглядеть, чьей именно.

Он ждал.

Ждал перемены страницы. Твердо поклявшись себе, что, когда наконец-то высветится список чемпионов курса и фамилии Шебалдин там не обнаружится, к экрану второй сотни он уйдет без дрожи в коленках. И вернется сюда же изучать места с восьмидесятого по сотое, только когда убедится, что во второй сотне его фамилия не значится.

«Где же я напортачил? – лихорадочно размышлял Виталий. – Наверное, вчера, с этими гребаными режимами третьего «Соляриса». Дернул же черт распускать язык перед начальником курса и комиссией, излагать свои досужие фантазии…»

Список второй десятки держался на экране вдвое дольше прочих – целых две минуты.