Ночь накануне - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 43
Стоп! Пустая затея. Видимо, произошла утечка информации. Это не смертельно. Наверняка подобный вариант развития событий был заранее предусмотрен. Просто в основной план теперь будут внесены дополнительные коррективы. И самые радужные для него, Синоптика.
Ничего удивительного. Современные правоохранительные системы, спецслужбы и преступные сообщества организованы так, что предательство или ошибка какого-нибудь одного, даже самого важного человека глобально повредить им не может. А вот тому, кто допустил косяк или предал, это будет стоить так дорого, что лучше уж самостоятельно пойти — и закопаться на ближайшем кладбище.
«Основатель, мы живем в страшном и глупом мире… Который сотворили себе сами».
Синоптику не раз приходилось угадывать в одинаково мутных, запавших глазах своих нынешних руководителей отблеск медных фанфар и автоматных трассеров. Такие глаза бывают иногда у взрослых мальчиков, не доигравших в свое время в «войнушку» и в солдатики…
Ничего не поделаешь. Все они относили себя к категории профессиональных игроков — люди были для них не более чем неодушевленными исполнителями, и потеря пешки или даже ферзя огорчала, но в меру. Ну скажите, какой смысл расстраиваться из-за подобной ерунды, если всегда можно снова расставить фигуры и предложить сопернику взять реванш? В конце концов, почти каждый из них рассчитывал вовремя уйти в тень, оставив после себя пустую, залитую кровью шахматную доску…
Единственная ценность любого скандала заключается в его своевременности.
Все остальное вторично. Значит…
Show must go on? Представление продолжается?
Of course. А як же ж!..
И конец света должен состояться при любой погоде.
Все мы участвуем в одной игре. Только некоторые сидят за карточным столом, а остальные позволяют тасовать себя в колоде.
…Кажется, клуб должен располагаться где-то здесь, поблизости.
Точно! Фары корейского джипа выхватили из темноты кривую стрелу указателя, намалеванную на стене дома. Теперь надо аккуратно протиснуться между соседними зданиями и заехать во двор…
Припарковать машину прямо напротив входа не удалось — ничего похожего на VIP-стоянку для посетителей здесь не было предусмотрено, а небольшое пространство перед парадными, асфальтовая дорожка и даже чахлые городские газоны оказались плотно забиты разнообразным транспортом, принадлежащим обитателям соседних домов.
Синоптик медленно покрутился по двору, стараясь не зацепить края водосточных труб, выступающие в самых неподходящих местах, и машины, настороженно подмигивающие красными точками сигнализации, и, в конце концов, остановился прямо на выезде. Ничего страшного — вряд ли кто-то из добропорядочных граждан надумает прямо сейчас, посреди ночи, выезжать из дома.
Заглушив двигатель, Синоптик снова достал мобильный телефон и набрал номер сына.
На этот раз он отозвался практически сразу:
— Папа?
— Да. Я уже здесь. Я приехал.
— Подожди минуточку, сейчас выйду.
— Давай поскорее.
Люди обычно отличаются от зверей — если это не стоит им слишком дорого.
И все-таки обидно, что традиции профессиональных спецслужб уходят в прошлое. Неписаный кодекс чести, наивные правила честной игры… Это, наверное, оттого, что в шпионы полезли все кто ни попадя — журналисты, артисты, домохозяйки. Откуда же взяться культуре оперативной работы? Особенно теперь, когда все измеряется в евро, долларах, фунтах стерлингов, и даже в неконвертируемых израильских шекелях и китайских юанях…
Ожидание начинало действовать на нервы.
Синоптик пошевелился и вспомнил — надо же…
А ну-ка, посмотрим.
Плотный бумажный прямоугольник почти не смялся в кармане брюк. И аккуратные, ровные строки, написанные почерком Синоптика, тоже никуда не исчезли.
«…Сынок, я давно уже пришел к выводу, что суммарное количество разума на планете — величина постоянная. А население планеты все увеличивается и увеличивается, понимаешь? Да, и вот еще что. Для того чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буковкой на двери. Необязательно носить погоны, чтобы считаться солдатом. И необязательно быть солдатом, чтобы уметь умирать. К тому же…»
Текст загадочного послания, адресованного его сыну, обрывался на середине обратной страницы. И Синоптик вдруг понял, что многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.
Интересно… Письмо не дописано и не подписано.
Мысли умные вдруг иссякли?
Паста в шариковой ручке высохла?
Или закончилось время, отпущенное Основателем?
Синоптик опять набрал последний номер, сохранившийся в памяти телефона:
— Алле, сынок?
— Да, папа, да, я иду…
— Не выходи, не надо.
— Что? Слушай, папа, здесь шумно, я что-то не понял…
— Сиди на месте! Я перезвоню.
Синоптик поднял глаза и увидел большую темную автомашину с тонированными стеклами, неторопливо заполнявшую собой единственный проезд между домами.
— Однако быстро вы меня нашли, ребята…
Оказавшись внутри, во дворе, перед клубом, автомашина замерла на некоторое время — как хищный зверь, которому перед началом удачной охоты необходимо прислушаться и принюхаться к окружающей обстановке.
Потом из машины, почти одновременно, вышли трое.
Водитель, худощавый мужчина лет тридцати пяти, был одет в неприметную черную куртку и джинсы. Половину лица его закрывали солнцезащитные очки, которые в три часа ночи смотрелись нелепо и одновременно угрожающе.
Второй — тот, что сидел за водителем, — выглядел лет на десять моложе. Крепко сбитый, со сломанной переносицей и настороженными злобными глазками, он был одет так, чтобы ничто не стесняло движения, — в грязно-зеленую брезентовую ветровку и широкие шаровары. На голове у него темнела повязка, но не с арабской вязью, как у ваххабитов, а с переплетенными белыми веточками.
Третий, выбравшийся через заднюю дверь автомобиля последним, тоже намотал на голову повязку с эмблемой экологического движения — и это, пожалуй, все, что Синоптику удалось разглядеть при ночном освещении.
«Прокололись, — по многолетней привычке оценивать действия подчиненных подумал Синоптик, грузовик-то с реквизитом еще в Питере… Значит, нацепили образцы, бараны…»
Тем временем трое мужчин уже быстрым шагом направились к джипу.
— У попа была собака…
Как писал один умный еврей, в этой жизни можно быть только попом. Или собакой. Или куском мяса. Четвертого не дано.
Синоптик увидел, как водитель на ходу поправляет под курткой ремень кобуры.
Спохватился, достал пистолет и привычным движением загнал патрон в патронник…
Он не любил стрелять первым.
Но иногда просто не остается выбора…
Глава седьмая
СТАРЫЙ ЕВРЕЙ
«Надо было захватить зонт… И теплую одежду После ближневосточной жары здесь довольно прохладно».
Юрий Яковлевич поежился от холода и посмотрел на затянутое грозовыми тучами ленинградское небо. Да, не питерское, а именно ленинградское. Он так и не смог привыкнуть к новому имени Северной столицы и, видимо, уже не привыкнет.
Легкую рубашку-бобочку уже можно отжимать. Хорошо, догадался вместо привычных сандалий надеть ботинки. Все-таки заграница, надо соответствовать…
Он добежал до огромного тополя, мощная листва которого немного сдерживала дождевую воду, и осмотрелся. Штамп «все изменилось до неузнаваемости» вряд ли передал бы увиденное. Если отбросить фасадный тюнинг, улица в целом сохранила свои прежние черты. Те же здания, те же газоны, та же церковь на перекрестке. Конечно, сменились вывески. Вместо советского «Гастроном» над козырьком витрины теперь светится «Петровский Банк», а в обычную квартиру на первом этаже вселился салон красоты. С крыши дома с колоннами исчез лозунг «Пятилетку — за три года!». Время в тогдашней России, вернее, СССР измерялось в пятилетках — от съезда до съезда. Социалистический календарь. Интересно, а сейчас какой-нибудь есть? От выборов до выборов, например? Или от кризиса до кризиса?