Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 33

— Что ж, — вздохнул Кащей, — рано или поздно это должно было случиться...

— Хотя, честно сказать, мне вовсе не охота вас арестовывать, — продолжил Кубатай уже не так решительно.

— Почему это? — приободрился Кащей.

— Остров Русь — единственное место, где я мог по-настоящему отдохнуть, — объяснил Кубатай.

— Зачем же вы тогда помогали бедному юноше? — кивнул Кащей на Ивана-дурака.

Кубатай выпятил грудь:

— Это мой долг: вы искажаете реальность, а я — сотрудник Департамента Защиты Реальности!

— Это-то я сразу понял, — кивнул Кащей. — Как там у вас, кстати, все по-старому? На прыгоходах по кочкам скачете, в космос нельзя, в прошлое — нельзя?..

— По-старому, — сокрушенно махнул рукой Кубатай.

— И вы все это защищаете? — легкая презрительная улыбка скользнула по лицу Кащея.

Кубатай насупился, но тут на его защиту встал Смолянин:

— Да он, вообще-то, космолетчик. Генерал-сержант. Он тут случайно, в отпуске. На боянскую тусовку прилетел. Любит, шельма, тусовки. Прямо хлебом не корми, дай потусоваться...

Напряжение как-то само собой спало, и Кащей пригласил новоприбывших гостеприимным жестом:

— Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет.

— Понимаете, Манарбит, — заговорил Кубатай, усаживаясь, — очень уж случай удобный. До сих пор никто из местных на вас идти не решался. Ваня, вот, первый, — кивнул он на юношу, — от того, что дурак, наверное.

— Но-но, — насупился Иван и сделал рукой вялый протестующий жест.

— А чего ж ДЗР-овцы сами ни разу прийти не пробовали? — спросил Кащей. — На вас-то, нерусей, поле не действует.

— Пробовали! — махнул рукой Кубатай. — Но в эпицентре действия вашего транслятора «неруси», как вы нас называете, черт знает во что превращаются: кто в колобка, кто в зайчика, а кто и вовсе — в щелкунчика какого-то. Вот и сейчас — я в кота превратился, а он — в утку.

— Так ты, гад, выходит, заранее все знал?! — вскричал Смолянин гневно. — А знаешь, как меня достало яйца золотые нести?! — И он, привстал с кресла, угрожающе растопырил перепончатые пальцы и завопил срывающимся голосом: — Замочу, век воли не видать!

— В утку, говорите? — вмешался Кащей, восхищенно разглядывая его руки. — Я так и думал! Продолжительное воздействие ЭМ-поля вызывает необратимые последствия!

— Не, — смутился Смолянин и спрятал руки за спину, — это у меня и раньше так было.

— Жаль, жаль, — вздохнул Кащей.

А у Ивана от всей этой трескотни в голове засело только одно слово.

— «Транслятор», — повторил он, — что это такое?

— А юноша не так глуп, как может показаться, — обрадованно сообщил Кащей. — Видите ли, взаимодействие гравитации с этносом происходит далеко не всегда. Точнее — крайне редко. А образуемое поле — нестойко. Самый, пожалуй, заметный исторический прецедент — описанная некиим очевидцем Гоголем ночь перед Рождеством — где-то в конце ХIХ века. Известен ряд более слабых проявлений. Обычно как: сольются все необходимые факторы, и на небольшом участке площади возникает ЭМ-поле. Тут и превратится, к примеру, какая-нибудь бедная женщина в ведьму. Полетает, побезобразничает, как, например описано некиим очевидцем Булгаковым, затем — вернется домой, и все напрочь забудет. А свидетелям потом, само-собой, не верит никто. Иногда решают, что они — психически не нормальны... Думаю, раньше, когда все народы еще не перемешались, и когда люди в чудеса верили, ЭМ-поле все же почаще возникало... Хорошо, когда свидетелем оказывался литератор, он мог хотя бы подробно увиденное описать и выдать за игру собственной фантазии... Так вот, в моей лаборатории был построен транслятор некоего катализирующего поля, которое делало взаимодействие гравитации с этносом прочным и нерушимым.

— Ничего не понимаю, — потряс Иван головой. Потом вспомнил рассказ пленного печенега и добавил: — Хотя, что-то понимаю... Выходит, кроме как на Руси, нигде никаких чудес не случается?

— Никаких, — подтвердил Кащей. А Кубатай покивал уныло.

— А почему все именно так? — невразумительно спросил Иван. И уточнил: — Ну, почему именно баба Яга, именно скатерть-самобранка?..

— Браво, юноша! — воскликнул Кащей. — Вопрос очень и очень верный. Видите ли, управляется-то ЭМ-поле не сознанием, а ПОДСОЗНАНИЕМ, и не одного человека, а многих. Видимо, вся эта вами перечисленная чертовщина — глубоко в подсознании каждого русского человека сидит.

— А сережки Василисины тут при чем?

— Для излучателя транслятора необходимы были две пластины из венерианского минерала «призмалита». Именно из этого камня и именно такой формы и были серьги моей бывшей сокурсницы Василисы...

— Так это что же теперь на Руси-то делается?! — встрепенулся Иван. — Богатыри теперь — не богатыри, сапоги — не скороходы, а Марья моя — не искусница?!

— Точно, — подтвердил Кащей.

— Ох вы бедные, да несчастные — люди русские!.. — запричитал Иван, — Как живется-то вам нынче тягостно! — он поднял блестящие от слез глаза на Кащея. — Ведь по себе чувствую... Глянь на басурманов-то этих — кивнул он на Кубатая со Смолянином, — им что поле, что не поле — все едино, а у меня, человека исконно русского, словно лопнуло что внутри...

— Это кто, вы что ли — человек исконно русский? — поднял брови Кащей. — Иван Иванович, милый, вы ж негр чистокровный!

— Да я... да за такие слова!... — аж запыхался Иван от возмущения.

— Вот, извольте сами убедиться — протянул Кащей Ивану зеркальце.

Тот уставился на отражение. Все — как обычно: кудри по-русски вьются, нос — по-русски вздернутый... Вот только черное все, черное!.. И волосы, и кожа!...

— Это сажа, сажа въелася, — слабо крикнул Иван в оправдание, да тут же и заплакал от неубедительности своих слов.

— Брось кручиниться, Ваня! — попытался упокоить его добрый Кубатай, — главное, дух у тебя русский. Вон, Пушкин Александр Сергеевич тоже был негр немножко, а его до сих пор помнят — как великого русского поэта...

Иван только всхлипнул горестно в ответ. Тогда Кубатай высказал другой успокоительный довод:

— Известно, что русская нация тем испокон и сильна была, что все лучшее от других в себя вбирала да впитывала. Вот, к примеру, писатель французский Дюма на Руси так популярен был, что чуть ли не за своего почитался, а некие Жуки, музыканты англицкие, любы всякой душе русской были... И вообще, говорят, каждый второй русский — евреем был, и ничего, стояла Русь-матушка!..

Но Иван все причитал безутешно:

— Пресвятая Богородица, как же теперь жить-то я буду?.. Да что я? Как вообще-то?!!

Тут, вроде бы, и сказке конец.

ПОСЛЕСЛОВИЕ, ИЗ КОТОРОГО ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ УЗНАЕТ, ЧТО ВЕСЕЛЕЕ БЫЛЬ ДЕЛАТЬ СКАЗКОЙ, ЧЕМ СКАЗКУ — БЫЛЬЮ, А ЧИТАТЕЛЬ ПЫТЛИВЫЙ — МОРАЛЬ ИЗВЛЕЧЬ МОЖЕТ

Ан нет. Проплакавшись, Иван-дурак тяжело вздохнул и с ненавистью посмотрел на свою пухлую черную руку. Негр! Негр! И никуда от этого не деться. Кончилась Русь-матушка, и кончил ее он, вот этими самыми пухлыми черными ручками.

Всхлипнув, Иван утер слезу и посмотрел на мудреца. Тот понимающе кивнул и продолжил успокаивающе:

— Что тебе сказать, негр... Точнее — афрорусич, или черный русский. По опыту забытых цивилизаций прошлого предположу, что эти названия для тебя будут менее обидными.

— Менее, — вздохнул Иван-дурак. — А все равно — тяжко...

— Не кручинься, афрорусич Иван-дурак. Русь ваша все равно останется, будет тут заповедник фольклорный, как и раньше. Наедут мудрецы, такие же, как и я.

Кубатай вдруг замолчал. И в голове Ивана мелькнул луч света... то есть, надежды.

— Кубатай-Кубатай, — вкрадчиво сказал он. — Как обидно, что Русь для всех мудрецов станет открыта. Так бы ты в памяти народной остался, былины бы о тебе слагали, богатыри твоим именем клялись... А теперь? Кто кроме нас тебя вспомнит? Кто песенку споет?

— Я за славой не гонюсь, — сухо ответил Кубатай. — Былины, подумаешь... Я в пяти рассказах да двух повестях героем выступаю. Прямо так и написано, черным по белому: «Кубатай — герой.» Обо мне, может, еще оперу напишут. Роман, может быть...