Остров Русь (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 72
Ивану от такой лирики стало не по себе. Он отпихнул Кубатая и, чтобы сгладить грубость, сказал:
— Да, мудрец. Герой ты, ничего не скажешь. Тяжко тебе пришлось.
— Ничего, — отмахнулся Кубатай. — Я ведь, если честно, кошек очень даже люблю. И они меня уважают. Стоял я однажды на кочке, ждал рейсового прыгохода… ну, повозки, в общем. И подошел ко мне котенок. Маленький, пушистый, ласковый. Стал об ноги тереться, мяукать. Следом увязался, домой пришел. Уж на что у меня домашние кошек не любили — и то умилились…
— Ты его воспитал, да? — растроганно спросил Иван. Кубатай понурился:
— На улицу выкинул. Через силу, да делать нечего. Мы ведь там, на большой земле, со сфинксами конфликтуем. А они вроде кошек больших. Посуди, как мне, генералу, дома кошку держать? Боевой дух упадет! Выкинул я его. В окно.
— Не беда, кошка всегда на ноги упадет, — утешил его Иван.
— Ты наших домов не видел, — тихо произнес Кубатай. — Ладно, хватит комплексы пережевывать! Мне очень помогло превращение в кота! Теперь я понимаю истоки своего неприязненного отношения к сфинксам. И смогу с ними бороться. Не со сфинксами в смысле, а с истоками.
— Вот и ладно, вот и славненько, — залопотал Иван. — А теперь поспешим, хорошо? Василиса ждет…
— Дело, — заявил толмач. — Только знаешь, Иван, просьба к тебе есть. Я сейчас на пару шагов к Кащееву замку подойду, обернусь уткой да и снесу десяток яичек. А ты потом меня обратно вынеси. И яйца не забудь прихватить. Я вот котомку под них подготовил, сложишь туда. Лады?
К болоту друзья пришли, когда стало вечереть. Кубатай твердо печатал шаг, держа руку на эфесе сабли и глядя вдаль. За ним шел Иван-дурак, размышляя о пережитом. Следом плелся толмач, одной рукой держась за поясницу, а другой придерживая котомку с яйцами. Золото тянуло его к земле-матушке, но он не сдавался.
— Алеша! — завопил Иван в клубящийся испарениями сумрак. — Попович! Друг! Выходь!
Болото молчало. Кубатай почесал затылок и заметил:
— Стоит позвать кикимору. Слух у нее тонкий плюс магические способности. Услышит.
Иван вздохнул. Не хотелось ему с кикиморой коварной общаться, да что поделаешь…
— Лизавета! — крикнул он. — Русалочка болотная! Выплынь-ка на бережок, укажи, где мой дружок!
Тишина.
— Алексей! Алешенька! Дружок! — снова крикнул Иван. И тут болото забулькало, завоняло, образовало длинную цепочку кочек, и до Ивана донесся знакомый голос:
— Да здесь я, угомонись! Как дела? Кащея побили?
— Побили, побили… — прослезился на радостях Иван. — Алеша! Жив!
— Как видишь, — самодовольно заявил Попович, выходя из темноты.
— Отпустила тебя злыдня болотная, — радостно прошептал Иван. — Вот счастье-то!
— Но-но! — посуровел Алеша. — Не ругайся на жену мою будущую! Осерчаю!
— Что? — оторопел Иван.
— Невеста она моя, — отчеканил Алеша. — Сейчас пожиточки соберет да и придет. Повенчаемся мы с ней в Киеве да и заживем припеваючи. Она пусть на жабу и похожа, зато без обмана — и днем, и ночью одинакова.
— Ну, коли так, — смутился Иван. — Что ж, совет да любовь!
Алеша просветлел лицом и зашептал Ивану на ухо:
— А главное, теща со мной в Киев не поедет! Останется в этом болоте! Жену я нашел, тещи не будет! Чего еще богатырю желать?
По кочкам тем временем грациозно вышла на бережок кикимора. В кружевном платьице она показалась Ивану не такой уж уродливой. А что зеленая… Так ведь и сам — не беленький… Кубатай галантно подал даме руку и сказал:
— Рад за вас, очень рад. Примите мои поздравления, прелестница.
— Ох, льстец… — смущенно залопотала Лиза. Кубатай подхватил ее за пояс и повел по кочкам. Следом двинулись Иван с Алешей и покряхтывающий Смолянин.
— А у нас тут, на болоте, чудо дивное случилось, — делился впечатлениями Алеша. — Представь, почудилось вдруг мне, что никакой я не Алеша Попович, а простой мужичок по имени Васасек. И не богатырь я вовсе, а торговец мелкий, срамными картинками на базаре торговавший. Будто жил я в неведомой стране, а потом приехал на остров Русь… {76} — Алеша запнулся и неуверенно продолжил: — Ну да, вроде как на остров, и богатырем обернулся! Представляешь?
— Не бери в голову, Попович, — ласково успокоил его Иван. — То морок был, Кащеем напущенный. Ты — богатырь. Зовут тебя Алешей.
— Да, наверное, — задумчиво сказал Алеша. — Я богатырь. Зовусь Васа… тьфу, Алешей! Вот сволочь Кащей! Ладно, рассказывай, как побил ты ворога?
И дурак принялся вдохновенно врать, понимая, что не стоит забивать другу голову неприглядной истиной. Так, за разговором, и болото форсировали. На берегу привал разбили, пожевали да спать легли. А утром дальше в путь тронулись. Впятером оно куда веселее было…
Вскоре и рощица бамбуковая, посреди которой дуб могучий рос, показалась. А от дуба доносился посвист страшный, от которого бамбук словно ива плакучая гнулся.
— Худо дело! — воскликнул Алеша. — То Алена Соловейкина! Вспомнила папашины фокусы да и стала Илюшку свистом пытать!
— На помощь! — крикнул Иван, выхватывая кладенец.
И друзья побежали к дубу, лавируя между гнущимися бамбучинами и придерживая шапки, норовящие улететь вдаль. Кубатай храбро размахивал сабелькой, и даже миролюбивый толмач воинственно крутил над головой увесистую котомку.
Только возле дуба остановились они и рты в недоумении разинули. Потому что там, в огромном гнезде, сидели обнявшись Алена с Илюшей да и свистели на два голоса, мечтательно в небо глядя.
— Ты губы трубочкой складывай, — поправляла Муромца Алена. — А язык в глотку подбери, тогда свист заливистый да могучий, как положено. Я же буду тебе подсвистывать, рулады выводить дивные…
Земля вокруг дуба была усеяна пустыми бутылками из-под зелена вина «Князь Владимир» и банановой кожурой. Видать, самобранка на славу потрудилась, чтобы помирить Илью с Аленой.
— Муромец! — заорал ошеломленный Иван. — Ты — свистишь?!
— Фрейдизм! — мудро изрек Кубатай, разглядывая насвистывающую парочку. — Вытеснение подсознательных комплексов. Илюша-то Соловья кончил потому, что сам слуха музыкального был лишен начисто. А теперь он преодолел свое эго…
— А, ребята! — радостно воскликнул Илья. — Полезайте на дуб, мы вас свистеть научим! Кстати, как там с Кащеем-то?
— Побили мы его, — хмуро сказал Иван. — Но не кончен еще труд наш богатырский! Надо сережки Василисе отдать, спасти ее от позора, а землю Русскую — от усобицы.
— Надо, надо… — вздохнул Илья. — Видать, не время мне еще от дел удаляться да свистеть в свое удовольствие. Алена! Пойдешь за меня замуж?
— Еще спрашиваешь, охальник! — возмутилась Алена. — После всего, что у нас было! После того, как свистели на два голоса! Пойду!
И Алена с Ильей, не сговариваясь, с богатырской грацией спрыгнули с дуба. Когда пыль рассеялась, а банановая кожура улеглась, Илья заключил друзей в объятия и воскликнул:
— Теперь бы нам еще Добрынюшку спасти! Эх, погудели бы! Ой, ребята, а чего случилось-то со мной! Привиделось мне, что никакой я не Илья Муромец, а простой парень, с именем коротким — Яр и силенкой поболе, чем у простых людишек. Что живу я в Киев-граде, только город тот на наш Киев не похож. Бананы там не растут, и говорят не по-русски. И вот я, то есть этот Яр, почувствовал в груди томление, поехал сюда и обернулся богатырем. Вначале тридцать три года баклуши бил, как положено, а потом стал крепким да добрым… {77} Чудо дивное, друзья! А что Алене пригрезилось — этого мы никогда вам не скажем. Все равно не поверите.
— То морок, Кащеем напущенный, — сказал Алеша и повернулся к Ивану. — Правильно говорю, Вань?
— Правильно, правильно, — закивал дурак. — Ну что ж, в путь?
— В путь, Добрынюшку выручать, — кивнул Илья. — Все в Киеве знают — Яр друзей в беде не бросает!
Иван с Алешей сделали вид, что не расслышали обмолвку, и они всемером зашагали по дороге. Кубатай по просьбе Ивана исполнил песенку про Африку, потом, на бис, спел еще несколько песен на заморских языках.