Прозрачные витражи - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 8

– И настоящий Стеков – тоже дайвер?

Это объяснило бы, каким образом он выбрался из тюрьмы.

– Нет. Он хакер. Очень хороший хакер… – Чингиз улыбается и добавляет: – Единственный член UGI, HZ0 и UHG одновременно.

– Они же не допускают совместного членства… – глупо возражаю я.

– А он везде под разными именами, – разъясняет Чингиз. – Впрочем, это к делу не относится.

– Относится! – возражаю я. – Как такой опытный человек мог попасться на мелком взломе? Я смотрела его дело – он совершил грубейшие ошибки! Да и преступление… смехотворное. Подчистка телефонной базы на сумму триста сорок три рубля шестнадцать копеек!

– Ну, Шура Балаганов в свое время попался на краже грошовой пудреницы, – загадочно отвечает Чингиз. Балаганов… смутно знакомое имя, но не могу вспомнить. Наверное, кто-то из легендарных хакеров… – Но ты права, Карина. Тоха нарочно попался.

– Зачем?

– Чтобы его арестовали, – с точностью и бессмысленностью программиста из анекдота отвечает Чингиз. – А потом мне пришлось дать взятку. Чтобы его осудили, а не ограничились штрафом.

– Зачем? – снова восклицаю я.

– Чтобы Тоха сел в виртуальную тюрьму, – терпеливо объясняет Чингиз. – А потом – начал совершать из этой тюрьмы прогулки по глубине. Канал был пробит нарочито грубо.

– Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? – прозреваю я. Мой собеседник кивает. – Чингиз… но это глупо!

Я горячусь и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать Чингиза. Но мне надо его переспорить – чтобы исчезло неприятное, дурацкое ощущение собственной неполноценности.

– Неужели вам это настолько неприятно? – спрашиваю я. – Мы все любим Диптаун, но подумайте – ведь своей брезгливостью, нежеланием быть рядом с преступниками вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…

– Да при чем тут брезгливость? – удивляется Чингиз. – Я и сам преступник, если вы не забыли.

– Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал свободой, чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?

– Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не министерства юстиции, как положено?

– Проект начинался как следственный изолятор для лиц, совершивших преступления в глубине, – отвечаю я. – Понимаете, очень удобно было проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор превратили в тюрьму, но пока идет эксперимент – подчинение тюрьмы не меняют. Странно, конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…

– Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?

– Нет. – Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он предложит мне…

– Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска. – Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во французском секторе… – Реже – восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…

– Ну и что?

– Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.

– Кто – они?

– Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации, «совет дайверов». Просили что-то сделать, в чем-то помочь… обычно им не отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж большой частью нашей жизни. Здесь есть все – банки, институты, корпорации, военные базы и штабы. А значит – нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.

Сильные эмоции?

Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.

«Потом фенек умрет».

Значит, катарсис, товарищ подполковник?

Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам – и при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся бизнесмены, сбившие пешеходов водители…

– Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают вырваться… хотя бы на чуть-чуть, – говорит Чингиз. – А им устраивают стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у нее – превратить человека в дайвера.

– Какие у вас доказательства? – спрашиваю я.

– Неофициальные. – Чингиз улыбается. – И раскрывать своих информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого заключенного стоит около пяти тысяч долларов. Содержание – около четырех тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?

– Люди с… с необычными способностями… – Почему-то я избегаю слова «дайвер». Это все равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. – Они и впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой желающий.

– В свое время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?

Он очень серьезен.

– И что вы хотите от сотрудника МВД? – спрашиваю я. – Помощи?

– Вначале ответьте, Карина, вы разделяете мое мнение? Или всего-то не желаете спорить? – спрашивает Чингиз.

– Ну а что, если я совру? – спрашиваю я.

– А вы скажите честно.

Какая смешная просьба!

«Скажите честно»!

В Диптауне, в городе, где у каждого – тысяча лиц. В городе, где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка нужнее правды.

А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается – я послушаюсь.

– Мне тоже все это не нравится, – говорю я. – Но что я могу поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что есть серьезные сомнения в надежности тюрьмы. Все! Я напишу отчет, мое начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху – отчет ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.

– Это и не нужно. – Он улыбается и протягивает мне руки. – Арестуйте меня, Карина.

– Да вы с ума сошли! – Я невольно отшатываюсь.

– Арестуйте! – с напором повторяет Чингиз. – Проект мы не угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и все продумано. А вот тюрьме – крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.

– У меня нет права вас арестовывать!

– Вызовите полицейского!

Он все держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на запястье.

– Прекратите… – бормочу я.

– Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну так что же – ловите!

Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает передо мной на колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.

– Я прошу вас! Прошу выполнить ваш служебный долг! Задержать преступника!

– Да прекратите же, Чингиз! Не паясничайте!

Молодежь, сидящая у памятника, начинает нам аплодировать. Со стороны все это, наверное, походит на объяснение в любви… белокурый рыцарь склонился перед прекрасной дамой…

Я вздрагиваю, когда понимаю, что мне это напоминает.

– Хорошо, я помогу вам это сделать, – говорит Чингиз. – Я этого не хотел…

Он сует руку под полу пиджака – и когда рука возвращается, в ней блестит пистолет.

Но в следующий миг откуда-то из-за спины раздается хлопок. Лицо Чингиза заливает кровь – и он падает мне под ноги.

0110

– Давно ты со мной не советовалась, – сказал папа.

Мы сидели на кухне и пили чай. Мама спала, я не стала ее будить. Я бы и отца не будила – он сам проснулся, когда я выбралась из комнаты.

– Ты же все равно не ходишь в глубину, – пробормотала я.

– Когда-то ведь ходил, – ответил папа.