Любовь игрока - Беверли Джо. Страница 21

Вернувшись домой после небольшой прогулки, она зажгла в комнате свечу и принялась ждать Оливера. Что толку ложиться в постель, если она все равно не сомкнет глаз, не зная, где брат и что с ним произошло.

К полуночи глаза Порции стали слипаться, и она все же легла спать, стараясь убедить себя, что если брат проигрался, то давно бы уже вернулся домой. Скорее всего он выиграл, хотя в это и трудно поверить.

Внезапное чувство надвигающейся опасности охватило ее. Порция долго ворочалась с боку на бок и незаметно для себя уснула.

Когда она проснулась, было уже утро. Тревожные мысли опять нахлынули на нее, и она бросилась к комнате брата. За дверью слышался храп — значит, Оливер уже вернулся живой и невредимый.

Ничто не указывало на то, повезло ему или нет, и, уж конечно, на столе не блестела горка золотых монет.

Порция тоскливо подумала, что если бы Оливер выиграл, то непременно разбудил бы ее, чтобы сообщить радостную новость. Но может, все-таки хоть немного выиграл? Нет, на это слабая надежда. Для нее будет облегчением даже то, что он проиграл не все деньги:

Порция решила разбудить Оливера и потребовать отчета, но, поразмыслив, отложила эту пустую затею. Что случилось, то случилось, и ничего уже не изменишь!

Часы тянулись медленно. Порция пыталась читать, починить одежду, но все напрасно — душа не лежала ни к чему. Она ходила из угла в угол, охваченная тревожными мыслями.

Что они будут делать, если он проиграл все до последнего пенни? А что, если он проиграл еще больше, гораздо больше, чем у него было? И снова перед глазами Порции встало видение: Оливер с пистолетом у виска.

— Нет! — воскликнула Порция, прогоняя от себя это видение.

Новый взрыв храпа сказал ей, что Оливер пока жив.

Форт! Форт — ее последняя надежда. Он может не только одолжить им денег, но и убедить Оливера покончить с картами и вернуться в Дорсет. Надо действовать как можно быстрее!

Порция набросила на плечи теплую накидку и отправилась к новоиспеченному графу Уолгрейву.

Сердце ее радостно дрогнуло, когда она увидела подъезжающую к конюшне тяжелогруженую карету: кто-то Приехал. Порция быстро взбежала по ступеням и постучала в дверь начищенным до блеска медным молоточком.

Порция прекрасно знала, что поступает плохо, придя в дом к мужчине одна, без всякого сопровождения, но дело не терпело отлагательства. Швейцар открыл дверь, и она попросила передать, что Порция Сент-Клер хотела бы повидаться с графом. Швейцар хмуро посмотрел на нее.

— Его нет дома, мэм, — ответил он.

— Я только что видела карету, — настаивала Порция.

— Это приехали слуги с багажом милорда. Дверь уже почти прикрылась, но Порция успела спросить, скоро ли граф приедет.

— Да, мэм. — Дверь захлопнулась.

Порция повернула назад, поникшая, но все еще не потерявшая надежду. Форт приедет со дня на день. Что может случиться за этот короткий промежуток? В конце концов, Оливер уже проиграл пять тысяч гиней. Ну проиграет еще немного. В сравнении с первой суммой — это капля в море.

Порции не хотелось возвращаться в тоскливое жилище и слушать храп Оливера, и она решила погулять на этот раз по живописной части Лондона с ее широкими, чистыми улицами и богатыми особняками. Все тротуары здесь были выложены камнем и ограждены прочными металлическими столбами, защищавшими пешеходов от проезжавших мимо экипажей и карет. По улицам гуляли дамы и джентльмены или их слуги с детьми. В этой части города не было видно пьяных и проституток. Это был совсем иной мир.

За сверкающими витринами магазинов лежали дорогие товары, привезенные со всех концов света. Порция рассматривала их, всем сердцем желая купить что-нибудь для своей семьи. Как бы понравилась Пру вот эта кружевная лента — и всего-то один шиллинг за ярд.

Но Порция подавила в себе это искушение. Она ничуть не лучше Оливера, если собирается сорить деньгами.

Пора было возвращаться на Дрезденскую улицу, но Порция вдруг обнаружила, что заблудилась. Она ничуть не испугалась, так как взяла с собой карту Лондона и, развернув ее, стала изучать: итак, чтобы пройти в нужном направлении, ей надо пересечь Мальборо-сквер. Просто чудесно — она увидит знаменитую площадь Лондона. Говорят, что это одна из красивейших площадей города.

Так оно и оказалось. Окруженная со всех сторон прекрасными домами различных стилей, площадь включала в себя обнесенный оградой парк с красивыми деревьями, клумбами и даже большим прудом, где плавали утки. Даже в это мрачное время года парк был великолепен. Каким же восхитительным он должен быть весной и летом!

Порция услышала веселый смех и, посмотрев на пруд, увидела детей, под присмотром своих нянь кормящих уток.

«Оказывается, у Лондона много лиц, — размышляла Порция. — Шумный и порочный в одной своей части, он может быть тихим и очаровательным в другой».

Прислонившись к ограде, Порция с удовольствием наблюдала за четырьмя играющими ребятишками. Один из мальчиков заметил ее и робко помахал ручонкой. Она помахала ему в ответ. Няня насторожилась, но не сказала ни слова, и Порция продолжала наблюдать.

В свое время у нее были женихи, которые предлагали ей руку и сердце, но она всем им отказала. Мать находила ее поведение неразумным, но Порция считала, что она должна абсолютно доверять человеку, с которым свяжет свою жизнь. Ей казалось, что Ханна должна понимать ее после своего первого неудачного брака, но та думала совсем иначе: какой-никакой, а все-таки мужчина.

Если бы Порция приняла тогда хоть одно предложение, у нее были бы сейчас дети, а теперь ее удел оставаться старой девой: она уже не первой молодости, и у нее нет никакого приданого.

Если она останется старой девой, то все же может иметь племянников — детей Оливера. Окруженная племянниками и племянницами, она будет жить в Оверстеде и много работать, чтобы сделать их имение процветающим. Ее мать будет жить с ней, ухаживая за садом и внуками.

Порция заметила, что на нее смотрит маленькая девочка, и постаралась отогнать грустные мысли. Но девочка уставилась на что-то за ее спиной.

— Зенон! — закричала она вдруг.

Порция оглянулась и встретилась взглядом с Брайтом Маллореном, стоявшим на другой стороне улицы. У его ног сидела большая собака, темная шелковистая шерсть которой сияла на солнце. Собака виляла хвостом и смотрела на детей.

Улыбающаяся няня открыла детям ворота, и они устремились к собаке. Та отскочила, дети бросились за ней. Собака снова увернулась, но дети преследовали ее. Порция приняла было детей за маленьких мучителей, пока не поняла наконец, что они играют в знакомую им всем игру.

— Вы любите детей? — услышала Порция за спиной чей-то голос и, оглянувшись, обнаружила Брайта Маллорена.

— Конечно, я люблю детей, — ответила она взволнованно.

— Как можно говорить «конечно, люблю» об этих маленьких чудовищах.

— Кажется, ваша собака о них другого мнения.

— Мой пес считает, что приносит себя в жертву ради воспитания подрастающего поколения.

Лицо Брайта было серьезным, хотя глаза светились улыбкой.

Порция тоже не могла удержаться от улыбки.

— А мне кажется, что он получает истинное удовольствие от игры с детьми, милорд.

— Нет, он просто дурачит нас.

Порция улыбнулась шире, и Брайт ответил ей тем же. Его улыбка была такой нежной и искренней, что, казалось, он рад их случайной встрече.

Порция решила, что все это сплошное притворство, но лицо Брайта светилось такой теплотой и радостью, что могло растопить даже каменное сердце.

Сегодня Брайт был одет просто — темный жакет, коричневые кожаные бриджи, высокие черные сапоги. В руках он вертел хлыст, что наводило на мысль о недавней верховой прогулке. В отличие от нарядного шелкового камзола и напудренного парика в этой повседневной одежде не было ничего впечатляющего, ничего завораживающего. Однако такая простота наводила Порцию на опасные мысли — он был обычным человеком, под стать Порции Сент-Клер из Оверстеда, Дорсет. С таким человеком она могла общаться. Он мог ей понравиться, и она даже могла его полюбить.