Моя строптивая леди - Беверли Джо. Страница 17

— Я не ношу женского, — произнесла девушка подчеркнуто ровным голосом.

— Тогда откуда взялись капор, передник и прочее? — настаивал Син.

— Мы с няней мастерим такие вещи для приюта Марии Магдалины в Шефтсбери.

Это было вполне правдоподобное объяснение, если вспомнить истинный пол Чарлз, но Син не преминул воспользоваться ее промахом.

— Какая трогательная благотворительность… особенно с вашей стороны, мой юный друг.

Девушка прикусила губу.

— Не приписывай себе чужих заслуг, брат, — вмешалась Верити поспешно.

Карета повернула на постоялый двор, и это положило конец беседе.

Перемена упряжки затянулась надолго: в отсутствие грума некому было срочно ее потребовать, да и конюхи не слишком усердствовали, видя такой недостаток прислуги. Правда, беглецы все еще двигались в том же направлении, что и Син накануне, и ничто не мешало пользоваться личными четверками маркиза Родгара, но Хоскинзу было дано указание избегать тех постоялых дворов, где они стояли. Маркиз в эти дни находился в Лондоне, но рано или поздно он узнал бы об исчезновении брата и что-нибудь предпринял. Совсем ни к чему было наводить его на след. Сина не прельщала перспектива быть «спасенным» вторично.

Однако отсюда следовало, что ехать придется на почтовых, хуже кормленых и плохо отдохнувших. Хоскинз впал в уныние и ворчал, что с тем же успехом можно разъезжать на крестьянской телеге. Его настроение мало-помалу передалось остальным.

Пока меняли лошадей, Син осмотрелся в поисках объявления о розыске, но его не оказалось. Не было и не в меру любопытных глаз. Невольно думалось, что и сам розыск — лишь плод воспаленного воображения. Тем не менее Верити вздрагивала от каждого звука. Ее нужно было как можно скорее передать с рук на руки майору Фрейзеру.

Карета только-только выехала со двора, как ребенок проснулся и захныкал. В считанные секунды хныканье переросло в громкий и невообразимо пронзительный крик. Казалось странным, что этот звук рождается в столь крохотной груди. Верити, розовея, приложила дитя к груди и прикрылась косынкой, а Син деликатно отвернулся. Довольное чмоканье заставило его подумать сперва о мадонне с младенцем, потом о кормящих матерях вообще и, наконец, о матери его собственного ребенка. Он покосился на Чарлз, размышляя о странности того, что женские соски одинаково хороши и для поцелуев, и для выкармливания детей.

Дети? Брак?

Син нахмурился, удивляясь себе. Супружеская жизнь не подходит солдатской никаким боком, да и нелепо приплетать к мыслям о браке эту странную девушку, весьма скупо наделенную обычными атрибутами женственности. Хотя, конечно, из нее вышла бы превосходная супруга военного — с таким-то бесстрашием…

Наевшись, ребенок не уснул, как ожидалось, а раскричался снова. Он извивался и вопил, малиновый от натуги, а Верити, почти такая же малиновая от смущения, пыталась его утихомирить: ворковала, покачивала, похлопывала. Син смотрел в окно, готовый зажать уши руками.

Когда крик немного утих, он осмелился бросить взгляд. Маленький Уильям был теперь на руках у Чарлз, державшей его с куда большим знанием дела, чем можно ожидать от юноши. Последовала серия все более коротких криков, словно ребенок изнемог и постепенно засыпал. Однако ему требовалась лишь передышка: не успели взрослые вздохнуть с облегчением, как он брыкнул ногами, набрал побольше воздуха и разразился такими воплями, что прежние просто в счет не шли. Син решил, что так можно кричать только от ужасной боли, и перепугался, что младенец испустит дух прямо у него на глазах (насколько он знал, детям было свойственно умирать от разной ерунды).

Верити как будто не разделяла его страхов — вид у нее был по-прежнему смущенный, а не перепуганный.

Крик продолжался и продолжался, Чарлз тетешкала ребенка со все более отчаянным выражением на лице. Верити забрала его и попыталась снова приложить к груди, но маленький упрямец гневно отверг ее попытки. Она клала его и так и этак, а Син тем временем думал о том, что нашел самую ужасную из возможных пыток: отправиться в дорогу в одной карете с кричащим младенцем. Лично он, чтобы это прекратить, выдал бы все военные тайны.

— Боже мой, да что же это? — воскликнула Верити со слезами на глазах. — Наверное, газы! Он еще никогда так себя не вел.

Син ничего не знал о грудных детях, зато знал абсолютно все о жеребятах, щенках и молодых рекрутах. По его мнению, мать наносила сейчас серьезный вред характеру маленького Уильяма.

— Дайте его сюда!

Это вышло неожиданно и резко, Верити не послушалась, и тогда он просто отобрал кричащего младенца. Тот продолжал вырываться с силой, удивительной для такого крохотного существа, а поскольку Син взялся за пеленки, то и выронил его. К счастью, Уильям шлепнулся ему на колени, срыгнул и умолк. Три взгляда устремились на него в ожидании, когда крик возобновится, но благословенная тишина не нарушалась. Син не без опаски перевернул малыша и обнаружил, что тот спит с ангельской улыбкой на губах.

Верити вытерла ему мокрый подол и рассыпалась в извинениях:

— Теперь я понимаю, что он просто переел, и… Боже мой, мне страшно жаль! Вы не поверите, но это чудесный ребенок, он почти не доставляет хлопот. Я слишком рассеянна… это все от страха…

— Не нужно бояться, — сказала Чарлз, беря ее руку в свои. — Мы уже недалеко от Солсбери, а погони нет и следа. К чему нервничать без причины?

— Думаешь, все обойдется?

— Тебе нужно подкрепиться. Мы сделаем остановку… — она обратила к Сину вызывающий взгляд, но, так как тот промолчал, говорила уже спокойнее, — а потом продолжим путь. Милорд, как вы думаете, к ночи мы будем в Безинстоке?

— Если очень постараемся. Но к чему это? Дорога не в лучшем состоянии, а торопиться нам некуда. Сестры неуверенно переглянулись.

— Между Андовером и Безинстоком будет самый худший перегон, лично я ни за что не пустился бы по нему в сумерках. В Уэртинге я знаю приличную таверну «Белый олень», да и в Уитчерче что-нибудь найдется. Дальше, я думаю, ехать неразумно.

— Вижу, вам знакомы здешние места, — с подозрением заметила Чарлз.

— Потому что именно здесь я проезжал несколько дней назад в противоположном направлении. Мудрый путешественник берет с собой карту.

Син сунул руку в карман и предложил Чарлз карту.

— Так вы, милорд, выехали из Родгар-Эбби?

— Да.

— А где это?

— Недалеко от Фарнема.

— Значит, в Безинстоке мы отклонимся от вашего недавнего маршрута?

— Именно так.

— И завтра будем в Мейденхеде? — вставила Верити.

— Это зависит от того, какую дорогу выбрать. Если в Безинстоке повернуть на север, мы окажемся на одной из главных дорог — из Бата в Рединг. Думаю, она вполне сносная.

Син ожидал возражений, но даже Чарлз не стала спорить. Это не слишком его удивило: после недавнего бедлама всем хотелось мира и покоя.

Ребенка, не сговариваясь, решили не тревожить, и он по-прежнему спал на коленях у Сина, который нисколько не возражал. Хильда с радостью показывала ему дочь, но ни разу не доверила подержать ребенка. И вот он ощущал приятную тяжесть и тепло, слышал легкий размеренный звук дыхания и порой тихое причмокивание, в котором было нечто невыразимо трогательное.

Надо сказать, Уильям был далек от совершенства. На щеках у него виднелась красная сыпь — вероятно, какое-то раздражение. От него поднимался кисловатый запах пеленок. Он был мил, как все младенцы, но не поражал изяществом черт. Кто бы ни был его отец, этому ребенку не грозило нажить состояние благодаря внешности. И все же, все же… его доверчивая поза, его сладкий сон — все это будило покровительственное чувство и наводило на мысли о собственных детях.

— Стой!

Окрик застал всех врасплох. Чарлз схватилась за пистолет, Верити потянулась к ребенку, собираясь, конечно, прикрыть его собой. Син отстранил ее руки.

— Черт возьми, ведите себя естественно!

Это никак не могли быть очередные разбойники, скорее всего их остановил дорожный патруль. Дверь отворилась. Син повернулся к ней в надежде, что выглядит достаточно удивленным.