Холодные берега - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 74
Луиза мучительно пыталась придумать то, чего она никак не допустит. Но то ли настоятельница уже на все была готова, то ли фантазия пасовала. Махнув рукой, Луиза сказала:
– Тебе виднее, Ильмар-вор…
– Спасибо, – от души сказал я. Настоятельница вызывала у меня наибольшие опасения. – Тогда запоминайте. Мы с Хелен – муж и жена. Луиза – приживалка, дальняя родственница Хелен, из милости взятая на содержание…
Летунья мстительно улыбнулась, но тут же задавила улыбку. Луиза пожевала губами, но смолчала.
– А я? – подозрительно спросил Марк.
– А ты – наш сын.
Мальчик с сомнением посмотрел на летунью.
– Глупо. Разве что Хелен меня в тринадцать лет рожала…
– Вполне допускаю! – немедленно отыгралась Луиза за усмешку летуньи.
Господи Боже! Ну что за змеиный клубок? Без шпилек и часа прожить не могут!
– Стоп! – закричал я, заставив Хелен проглотить ответную реплику. – Хватит! Моя жена любит свою тетушку, тетушка обожает племянницу! Так себя и вести! Клянусь, иначе я беру Маркуса и ухожу с ним вдвоем! А вы можете лаяться до прихода преторианцев!
Марк глянул на меня – и сообразил. Подошел, демонстративно взял меня за руку.
Бунт был подавлен в зародыше. Женщины пыхтели, мерили друг друга совсем не любезными взглядами, но молчали. Потом Хелен обратила подавленное ехидство на меня:
– И это все, что ты придумал? Кем мы будем называться? Гениально!
– Нет, не все. Сейчас будем творить маскарад. Доставайте пудреницы.
Женщины переглянулись.
– Хелен, Луиза, если у вас нет с собой косметики – где угодно, на Слове, за пазухой, в потайных карманах, – значит, я последний дурак в Державе!
Хелен вздохнула, прикрыла глаза. Потянулась в Холод. Я принял из ее рук увесистую сумочку, кивнул.
Луиза извлекала пузырьки, баночки, тюбики из многочисленных, хотя и совершенно неприметных карманов монашеского одеяния. Это заняло у нее гораздо больше времени, зато в результате она превзошла летунью.
– Знаток, – возмущенно сказала Луиза, расставаясь с богатствами.
– Ага. Мне однажды друзья сделали подарок, после полугода тюрьмы, когда я только вышел… – Я покосился на Марка, но решил, что мальчика, выросшего при дворе, и в пять лет ничем не смутишь, не то что в двенадцать. – Под вечер привели и втолкнули в номер гостиницы девушку… ну, абсолютно голую…
Марк хихикнул. Луиза негодующе посмотрела на меня.
– Ей хорошо заплатили! – только и сказал я в свое оправдание. – Профессиональная блудница, очень опытная, с церковной лицензией! Так вот, утром, когда я проснулся, она красилась у окна.
Я считал эту тему законченной, но теперь вмешалась Хелен.
– Подожди, но… я могу предположить… она Слово знала?
– Нет, откуда ей.
– Тогда… раз ты с ней спал…
Луиза укоризненно покачала головой.
– Заранее спрятала в номере, когда заказ получила, – вынужден был объясниться я. – Не одежду, ее потом принесли, а косметичку! Все, хватит болтовни. Сестра Луиза, простите подобные разговоры… и раздевайтесь.
Марк веселился от души.
– До белья. Ничего страшного. Компаньонки не ходят в монашеском балахоне.
– А в чем мне тогда ходить? – возмутилась Луиза. – В белье? Я компаньонка или эта… блудница с лицензией!
– Компаньонка, – успокоил я. – Но в трауре по почившему мужу. Сестра, речь идет о спасении… вы сами понимаете, кого и чего!
Все. Луиза сдалась. Только предварительно велела Марку отойти шагов на двадцать – большего ей не позволял страх за него, меньшего – стыдливость. Мальчику, похоже, карнавал доставлял искреннее удовольствие – он отошел, громко считая шаги и растягивая ноги, будто хотел сесть в шпагат.
Можно было поблагодарить тех церковных чинов, что придумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхней накидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую – почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила в юбку…
– Одиннадцать раскаявшихся! – в восторге воскликнул я. – Хелен, погляди!
Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался не Луизой, а делом своих рук – ее новым обликом. Весьма обольстительная, хоть и в возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.
– Луиза, тебе придется отбиваться от мужчин, – с напускной озабоченностью сказал я.
Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.
– Юбку повыше стоит поднять, – сказал я. – Почти до колен. И подкраситься – скромно и неброско, но ярко и вызывающе.
Монахиня – или правильно теперь говорить «бывшая монахиня»? – приняла это противоречивое приказание без вопросов. Лишь вздохнула:
– Я совершенно забыла, как это делается…
Можно подумать, косметику она с собой носила из ностальгических воспоминаний!
– Теперь ты, Хелен. – Я подошел к летунье. И сразу понял, она не слишком довольна всем тем, что я проделывал с Луизой. Пришлось улыбнуться, всем видом демонстрируя, как смешны потуги монахини выглядеть соблазнительно.
Летунья подозрительно посмотрела на меня, но чуть расслабилась.
– Во-первых, рука, – сказал я. – Снимай повязку. Или давай я…
– Подожди. – Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке – и лубок легко разлетелся на куски. Зато в руках летуньи блеснула сталь.
– Господь карающий… ты с этим ходила все время? – Я был в ужасе. Сразу вспомнились самые неподходящие моменты, когда лубок мог разлететься, а тонкий как шило клинок – пронзить что-нибудь ценное.
– Повязка не так просто снималась, как тебе кажется. Тут нужен навык.
Да, в предусмотрительности Хелен не откажешь. Достать такое оружие куда быстрее, чем тянуться в Холод, а убить им – одно мгновение. Мне стало нехорошо. Почему-то я враз понял, кому предназначалось это оружие.
– Ильмар, давай не думать о старом, – тихо сказала Хелен.
– Ладно. Нож!
Летунья покорно протянула мне оружие. Это оказался стилет. Трехгранное лезвие было из отличной стали, но, конечно, резать им было нельзя. Пришлось достать свой кинжал.
– Ильмар, что мне делать с прической? – требовательно спросила Луиза. Я оглянулся на монахиню… на бывшую монахиню. Да, волосы были скручены каким-то некрасивым пучком, который только под платком и скрывать.
– Уложи помоднее… нет, по старой моде. Вот, как в мирской жизни носила, так и уложи.
Луиза глянула на Марка, уныло ковыряющего ногой землю. В нашу сторону мальчик старательно не смотрел. Позвала:
– Маркус! Поможешь мне!
Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни у одной, самой светской, дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Марка помогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднял кинжал… Потом вздохнул и спросил:
– Хелен, ты позволяешь мне…
– Делай, что считаешь нужным, – твердо, хоть и с тревогой, ответила летунья.
Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукаве пиджака – парящий орел с мечом в когтях…
И спорол начисто.
Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Марк и Луиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия – это позор. Только трибунал военный такое может совершить. В глазах летуньи вспыхнула ярость.
– Только не убей меня своим запалом, – неуклюже скаламбурил я. – Хелен, ты должна выглядеть не летуньей… пойми.
– А кем? Разжалованной летуньей?
– Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя! Так ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!
Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что та выхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Как хорошо, что вначале я попросил снять повязку, а то стилет был бы не в моей руке, а в моем боку…
Летунья остановилась. Тоскливо покосилась на плечо.
– Валяй…
– Точно? Позволяешь? – осторожно уточнил я.
– Да. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов. Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!