Царь, царевич, король, королевич... - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 23

— Как Марьюшка? — спросил он наконец.

— Ничего... привыкает. Сына вот родила недавно.

— Сын — это хорошо! — свирепея начал Иван.

— Иваном назвали... — продолжил хитрый Кубатай.

Дурак поперхнулся и робко спросил:

— Так что ж, помнит меня Марьюшка?

— А как же! — оживился Кубатай. — И я помню, и она. Порой вздохнет, да и скажет: «Люблю, мол, тебя, Кубатай, а Иван-то все равно перед глазами маячит! Эх, жизнь непутевая...»

— Значит, так, — решил Иван. — Не держу я на вас обоих зла. Что делать, раз уж так повернулось... Приезжайте в гости, пображничаем. А сейчас дело у меня к тебе есть.

— Какое? — спросил обрадованный Кубатай.

— Велено тебя с толмачом к князю Владимиру доставить. На предмет вашей благонадежности. Советник новый, Гришка Распутин, чего-то против тебя имеет.

— Не пойду! — завопил Кубатай. — И не проси!

— Да я и не прошу, вобще-то. Возьму вас с толмачом под мышку, да и отнесу в темницу. Делов-то...

Снова наступила тишина. Мудрец откашлялся и укоризненно сказал:

— А говорил: «зла не держу»...

— Так не держу ведь! Приказ князев!

— За приказами легко прятаться. Эх, Иван...

— Да я не причем!

— Знаю, знаю... Как приедет Марьюшка меня разыскивать, скажи: сгинул, мол, Кубатай, в застенках княжеских, велел кланяться, сыночка одной подымать... И не забудь уточнить, что ты — не причем.

Несколько мгновений Иван-дурак простоял столбом, нервно жуя воздух, потом из глаз его покатились слезы.

— Ой... ой, доля моя тяжкая... и зачем я пошел тебя искать?..

Кубатай ждал.

— Бегите! — решил Иван. — Бегите с Руси, нехристи! Да побыстрее!

— Будет сделано, Иван! — оживился Кубатай. — Береги себя, в гости приезжай, будет что нового — пиши! Смолянин!

Из дверей показался растрепанный толмач.

— Надо менять дислокацию, — сообщил ему мудрец. — Против нас строят козни!

И чужеземцы рванули по лесенке. А Иван-дурак, поглядев им вслед, зашел в горенку.

Вышивальщицы встретили его появление удивленным писком.

— Ну что, девки, будем визжать, или медовуху пить? — мрачно спросил Иван.

— Медовуху? — оживились златошвейки.

— Ее самую, — Иван достал из-за пазухи бутыль медовухи и чекушку царской водки, припасенные в каком-то трактире. — Сладенькое — дамам, а нам, богатырям — напиток покрепче!

И начался девишник.

Долго ли, коротко ли топил Иван свое горе горькое да измену нежданную, то неведомо. Только под утро вышел он из терема, провожаемый вздохами златошвеек, взял у старика служивого, укоризненно качающего головой, булаву и побрел куда глаза глядят.

На то, что три богатыря запропастились куда-то и не дождались его, Иван особого внимания не обратил. А зря! Дело было так...

Отпущенные благородным Иваном нехристи вихрем слетели по лестнице, и уж совсем было собрались убегать, как вдруг...

— Мудрец с толмачом! — завопил Алеша Попович, протягивая к бедным чужеземцам карающую длань. — Никак убегли от Ивана?

— Он нас сам отпустил! — неосторожно сообщил Кубатай.

— Погубит Ваню доброта, — покачал головой Алеша Попович. — Совсем парень умом тронулся — на гнев княжий нарывается!

— Ничего, мы его спасем, — решил Илья Муромец. — Отведем басурманов в темницу, а сами скажем, что их Иван поймал.

Так и сделали. Подхватили чужеземцев, бросили поперек седел, да и поскакали...

А Иван, томимый печалью и жаждой, шел по просыпающемуся Киеву. Прошел мимо Днепра, где на берегу парубки с дiвчинами жгли костер и пели частушки, посидел на заваленке какой-то хаты, под развеститой опунцией, пугнул макаку, ворующую на общинном поле батат... И решил — надо идти с повинной. Кубатай со Смолянином уже далеко, никто не догонит. А скрывать свой поступок — не богатырское дело.

Дворец Владимира возвышался невдалеке от терема Советников, где денно и ночно сидели княжьи мудрецы. Терем был обложен хворостом, а неподалеку дежурили стрельцы с огнивами — на случай, если князь решит провести перевыборы. Иван зашел в сторожку, поболтал со скучающими стрельцами, попил кваску и немного посплетничал. Тема была одна, неиссякаемая — причуды Гришки Распутина, княжьего приятеля и помощника. В последнее время Гришка взял манеру париться в бане с замужними девками, причем на прелести их не глядел, а требовал хлестать его веником и поливать квасом... Сойдясь на том, что поп Гапон был не в пример лучше Гришки, Иван распрощался со стрельцами и пошел сдаваться.

Долго бродил Иван по дворцу. Владимир еще почивал, а сдаваться кому попало было не с руки. Наконец, утомившись, Иван направился прямо в застенки, решив ознакомиться с будущей квартирой.

В застенках было тихо, лишь из пыточной камеры доносились голоса. Со скуки Иван решил послушать, и подошел поближе...

— Признавайтесь, тати, супротив князя злое замышляли?

— Опомнись, крестьянин! — урезонивал кто-то говорящего. — Нам твой князь даром не нужен!

— Ага, значит власть ни в грош не ставите?

Иван приоткрыл дверь...

Посреди пыточной камеры стоял Гришка Распутин в алом армяке, подпоясанном веревочкой и многозначительно крутил в руках плеть. А перед ним, привязанные к дубовым колодам, сидели... Смолянин и Кубатай. Иван в сердцах плюнул:

— Вот ведь остолопы! Все одно — попались!

— А скажите-ка, нехристи, — голос Гришки вдруг изменился, — как вы детишек спасли?

— Каких детишек? — удивился Кубатай.

— Стаса с Костей! Я ж их спрятал надежно! А с реальностью ничего не делается!

«О чем это он?» — подумал Иван.

— Откуда про реальность знаешь, мужик? — возмутился Кубатай.

— Я все знаю! И про ДЗР, и про Остров наш, и про тебя, генерал! И вовсе я не мужик! Я — сам княжеской крови.

«Это не Гришка, — сообразил Иван. Кто-то другой. Но кто?»

Ивана осторожно похлопали по плечу. Богатырь обернулся.

За его спиной стоял бородатый мужичок в красном армяке, подпоясанном веревочкой. В руках мужик держал несколько бутылок.

— Друг мой, — произнес мужик, подмигивая. — Я очень опечален! Распутин так популярен, что появилось много подделок!

Иван заморгал, чувствуя, что окончательно сходит с ума, а мужик разъяснил:

— Только тот настоящий Распутин, у кого на фуфайке написано: «ORIGINAL»!

— А ну-ка, покажи, — потребовал Иван.

Мужик гордо распахнул армяк. На фуфайке, действительно, было написано заветное слово.

— Кто же тогда там? — Иван вгляделся в фальшивого Распутина. — Знакомо мне его лицо. Добренькое такое, ласковое... А-а-а!

Выхватив булаву Иван снес дверь и ворвался в пыточную камеру, где лже-Распутин хвалился перед пленниками:

— Выкрал я тех пацанов, да и спрятал надежно! Вся реальность погибнет, кроме меня! Потому что я...

— Кащей Бессмертный! — заорал Иван, занося булаву. Злодей присел и торопливо забормотал что-то, махая руками. За миг до соприкосновения булавы с головой он подернулся радужной дымкой и исчез.

— Вот ведь ирод! Вот злодей! Князя обманул! С нашими бабами парился! Распутина фальсифицировал! — бормотал Иван, развязывая басурманов. — Ну ладно, теперь все в порядке, все хорошо... Сейчас я вас освобожу, мы с настоящим Гришкой князю все объясним, отправим вас домой с почетом...

— Не до почета нам, — хмуро сказал Кубатай, потирая руки. — Кащей решил весь мир погубить!

— Как это? — аж присел Иван.

— Долго объяснять. Пацанов одних украл... помнишь, рассказывал когда-то? В общем, если не спасти их, всему хана.

— И Земле Русской?

— И ей, родимой.

— Что делать-то?

— К Кащею снова едем, порядок наводить... — Кубатай глянул на толмача и ехидно добавил: — Не отговаривайся, что со службы военной ушел. По законам черезвычайного времени я тебя мобилизую!

— Я же в утку превращусь, — вздохнул Смолянин. — А ты — в кота.

— Не превратимся! Я таблетки припас...

И Кубатай извлек из кармана два пузырька — один розовый, другой голубой.

— Последнее достижение нашей фармакологии! Химия против колдовства! Антиутин и антикотин! Обладают приятным вкусом, мягким ароматом, предотвращают превращение в сказочных персонажей. Заодно испытание проведем, премию получим...