Нежеланный брак - Беверли Джо. Страница 11

— Теперь вслух произнесено то, что прежде было обойдено деликатным молчанием, — проговорил он. — Сказанное слово начинает жить своей жизнью, мисс Армитидж, и вернуть его обратно не удастся. Однако, руководствуясь здравым смыслом, я готов притворяться, если вы согласны сыграть со мной в эту игру.

— Притворяться — в чем?

— В том, что я всем доволен.

— Я не могу. — Стиснув руки, она отвернулась. В тишине раздалось позвякивание, затем глухой звук его шагов, приближающихся к ней.

— Держите, Элизабет, — устало произнес он.

Она обернулась, взяла из его рук бокал вина и сделала осторожный глоток. В заведении мисс Маллори это считалось редкой привилегией, что и побудило ее решительно отвергнуть перемирие, каковое обозначалось таким образом. Бет заставила себя взглянуть прямо в его полные презрительного высокомерия глаза:

— Я не давала вам разрешения называть меня по имени, сэр.

Подбородок высоко приподнят, пронзительный немигающий взгляд.

— Прошу вас запомнить, лорд Арден, — продолжала она. — Это дело, которое для вашей жизни всего лишь досадная помеха, полностью уничтожило мою. Меня оторвали от дома, лишили друзей, любимого дела и обрекли на существование, которое вряд ли доставит мне удовольствие. — Она резко отставила бокал. — Так что, боюсь, мне потребуется чуть больше времени, чем вам, чтобы научиться притворяться довольной.

— Меня обычно не считают непривлекательным, мисс Армитидж. — Его глаза угрожающе сверкнули.

— Так же как и бабуина в его собственном стаде, — не задумываясь о последствиях, парировала она.

Ответный выпад взбешенного маркиза был предупрежден появлением слуг с обедом. Маркиз круто развернулся и отошел к дальнему окну, где и дождался, пока накроют на стол. Когда хозяин гостиницы подобострастно пригласил их отведать свои лучшие блюда, маркиз и Бет подошли к столу с разных сторон, как настороженные противники, и сели напротив друг друга. По молчаливому согласию они во время обеда не проронили ни слова.

Бет не отрывала глаз от своей тарелки. Сердце прыгало у нее в груди, а великолепная еда застревала в горле. Всего лишь мгновение длилась вспышка ярости такой силы, какую она и представить себе не могла. Она боялась его, боялась, что он ударит ее, даже задушит. Но она не могла позволить себе бояться маркиза, если не хотела окончательно восстановить его против себя.

Однако снова насмехаться над ним и говорить колкости она все же поостереглась, и они не проронили ни слова до тех пор, пока он не предложил ей пройти к карете.

Бет снова раскрыла книгу, но вскоре поймала себя на том, что не понимает в ней ни слова. И тогда она решила, что ей стоит, пожалуй, спокойно обдумать ситуацию. Ее план оказался не таким уж легким для исполнения, как она думала сначала. Можно ли постоянно провоцировать маркиза, чтобы вынудить его возненавидеть свою невесту, но при этом умудриться не вызвать взрыв бесконтрольной ярости, даже жестокости, с которой она недавно столкнулась? Бет зябко поежилась. Никогда прежде она не встречала таких мужчин. В нем чувствовалась какая-то скрытая пружина, готовая в любой миг развернуться — ради добра или зла.

До боли в пальцах Бет стиснула «Самообладание». Она не должна выходить замуж за такого человека. Несмотря на все заверения герцога, ее муж будет иметь полное право на ее тело. Это значит, что он сможет даже избить ее, если захочет. И если он забьет ее до смерти, то подвергнется лишь легкому порицанию, особенно если учесть, что на его стороне будет богатство и власть семьи, а у нее нет никого, кто мог бы за нее заступиться.

Здесь на память ей пришла одна из максим Вергилия: страха следует бояться больше, чем смерти или ран. Она не могла допустить в свою душу страх.

Она была нужна герцогу и маркизу для осуществления их плана, а для успешного зачатия, вынашивания и рождения ребенка необходимо крепкое здоровье и безупречное физическое состояние. В этом и заключалась ее защита от жестокости мужа, но даже если ей придется вытерпеть удары, чтобы отвратить от себя маркиза, то для нее — как и для древнегреческих героев — это будет ничтожно малой ценой за свободу.

Они еще дважды меняли лошадей, каждый раз останавливаясь всего на несколько минут. Через час во время очередной остановки дверь экипажа распахнулась.

— До Белкрейвена остался час пути, мисс Армитидж. Не желаете ли выпить чаю? Его могут подать прямо сюда, или, если хотите, пройдемте в гостиницу. — Маркиз держался с подчеркнутой галантностью.

Равнодушно, под стать ему, Бет протянула руку, чтобы он помог ей выйти из экипажа.

— Я бы хотела размять ноги и немного пройтись.

— Разумеется. — Он предложил ей руку.

Несмотря на то, что Бет долго размышляла над тем, какой тактики следует придерживаться, теперь она отчетливо поняла, что не хочет его общества. От его массивной фигуры веяло ледяным холодом.

— Нет необходимости сопровождать меня, милорд.

— Разумеется, есть. Было бы странно, если бы я оставил вас одну, — ответил он, глядя куда-то вдаль.

Бет смирилась, взяла его под руку, и они медленно пошли по дороге через маленький городок. Она захотела сказать ему что-нибудь обидное, но он отгородился от нее стеной молчания, и слова так и не слетели с ее уст. Минут через десять он, наконец, заговорил:

— Думаю, нам пора возвращаться… Не желаете чаю? — спросил он, когда они вошли в гостиницу.

Бет молча кивнула. Он распорядился, чтобы ей подали чай, и оставил ее одну.

Вскоре маркиз снова появился, посадил ее в экипаж, вскочил в седло, и они тронулись в дальнейший путь.

Бет представила себе годы супружеской жизни, проведенные в атмосфере такой вот скучной, равнодушной галантности, и ей стало не по себе. Согласиться на такой брак означало для нее похоронить себя заживо, а для маркиза он стал бы всего лишь маленьким неудобством, досадным, но вполне терпимым. В конце концов, что требуется для того, чтобы произвести на свет кучу детишек? Несколько коротких, равнодушных соитий. А в остальное время никто не запретит ему вести прежний, свободный образ жизни.

Ее решимость осуществить свой план окрепла окончательно. Чтобы избежать такого ужасного, тоскливого существования, она пойдет на что угодно и не побоится никакого риска.

Но только не сейчас, не во время этого путешествия.

Вскоре грум на запятках кареты громко протрубил в рожок, и они въехали в великолепные узорчатые ворота Белкрейвен-Парка. Привратник и его семья встречали маркиза, как заведено: мужчины — сняв шапки, а женщины — склонившись в глубоком реверансе. Бет отвернулась от окна. Эти приветствия не имели к ней отношения.

Экипаж катился по подъездной аллее между двух рядов старых лип. На лужайках по обе стороны от аллеи пятнистые олени поднимали головы и провожали их долгим, настороженным взглядом. Вдалеке сверкнула под солнцем гладь озера, посреди которого возвышался миниатюрный греческий храм. Бет услышала крик павлинов — бесполезный и вычурный атрибут роскошной жизни.

За поворотом аллеи открывался вид на особняк. Бет задохнулась от восхищения. В свете заходящего солнца он казался сказочным замком из золотистого камня, украшенным орнаментами и зубцами, испещренным сверкающими бриллиантами сотен оконных стекол. Такого огромного дома Бет никогда еще не видела. Неужели она будет здесь жить?

Невероятно.

Когда экипаж остановился у подножия раздвоенной каменной лестницы, ведущей к массивным сверкающим дверям, уже открытым в ожидании гостей, Бет захотелось забиться в угол и не вылезать. Экипаж больше подходил ей по размеру. Но дверца уже была открыта, а лесенка спущена. Маркиз стоял возле нее и терпеливо ждал.

Дрожащими пальцами Бет надела капор, завязала ленты под подбородком и только потом вышла из экипажа. Держа маркиза под руку, она поднялась по тридцати каменным ступеням (она их сосчитала), надеясь, что никто не заметил того, как подгибались у нее колени при каждом шаге.

За дверями их ждало несметное количество людей — все слуги дома. Представительный господин выступил вперед и поклонился с внушающим благоговейный трепет достоинством, после чего помог маркизу снять дорожный плащ.