Бесконечная свобода - Холдеман Джо. Страница 37

Может быть, они занимались сексом все вместе каждый третий день. У них не было разницы между гомо — и гетеросексуальностью.

Квартира была полностью лишена украшений, как и тельцианская ячейка. Предметы искусства предназначались для общественных мест, где ими могли любоваться все. А Человеки не хранили сувениров и не собирали коллекций.

На всех горизонтальных поверхностях лежал однородный слой пыли, и мы с Чарли, оба, начали чихать. У шерифа, похоже, ген, связанный с этим процессом, отсутствовал.

— Возможно, нам удастся больше узнать в жилище людей, — предположил я. — Больше беспорядка, больше улик.

— Наверняка, — согласился шериф. — Это может быть любая из соседних квартир.

Население Человеков было равномерно распределено по городу; очень великодушный жест с их стороны.

Соседняя дверь оказалась заперта, как и остальные семь в подъезде. Вскрыть замки отвертками нам не удалось.

— Вы могли бы прострелить замок, — предложил Чарли.

— Это слишком опасно. К тому же у меня только двадцать патронов.

— Вообще-то, — заметил я, — вы, вне всякого сомнения, найдете их неисчерпаемый запас в полицейском участке.

— Лучше выйдем наружу и выбьем окно, — предложил шериф.

Мы отправились на разрушенную улицу, и он поднял обломок покрытия величиной с кулак. Он обладал довольно хорошим броском для того, кому никогда не доводилось заниматься бейсболом. Камень отскочил обратно, но на стекле появились несколько трещин. Мы с Чарли последовали его примеру. После множества ударов окно почти побелело от бесчисленных трещин, но все еще держалось.

— Ну что ж… — протянул шериф. Он достал свой пистолет, направил его в центр окна и выстрелил. Шум от выстрела оказался удивительно громким; эхо далеко раскатилось по улице. В стекле появилась дыра в кулак величиной. Он прицелился на метр правее, выстрелил еще раз, и на этот раз большая часть стекла с приятным звоном посыпалась вниз.

Подошло время для очередного радиоконтакта, так что мы отдыхали несколько минут, пока я давал Мэригей отчет о наших невеселых наблюдениях. Мы согласились, что им следует отложить приземление до тех пор, пока нам не удастся узнать хоть немного побольше. Кроме того, те члены экипажа, которые последними возвратились к жизни, были все еще слабоваты для того, чтобы безопасно перенести такую нагрузку, как приземление.

Мы не стали вынимать куски стекла, которые остались торчать в раме. Я мог пролезть внутрь и отпереть окно, чтобы оно превратилось в достаточно большой, хотя и неудобный, вход. Шериф и Чарли подсадили меня, а затем мы тянули и толкали друг друга, пока все трое не оказались внутри. Тогда после этого я сообразил, что мог просто подойти к входной двери и отпереть ее.

В квартире был беспорядок еще до того, как мы принялись ее обстреливать. Вся комната, куда мы попали, была завалена грудами книг, по большей части с печатями университетской библиотеки. Теперь они были просрочены на восемь лет Среднего Пальца.

Я увидел висевший на стене диплом и почувствовал легкое удивление — женщина, жившая здесь, Роберта Мор, была математическим физиком и как-то раз приезжала в Пакстон, чтобы побеседовать с парой моих студентов по поводу выполнения дипломной работы в Центрусе. Мы тогда завтракали вчетвером…

— Мир тесен, — заметил Чарли, когда я сообщил об этом, но шериф возразил, что дело не только в этом, и вряд ли могло получиться так, что один из нас оказался знаком со взятым наугад обитателем этого квартала, если бы мы оба не преподавали одну и ту же науку, а дом не находился бы в окрестностях университета. Я мог бы поспорить с его логикой, но за прожитые годы научился находить более приятные способы пустого времяпрепровождения.

Повсюду пыль и паутина. На стенах четыре большие картины маслом — на мой вкус, не очень хорошие. Одна, украшенная почти в центре пробоиной от пули, была подписана: «Тете Роб с любовью». Вероятно, эта подпись объясняла наличие всех четырех картин.

Хаос в комнате казался естественным. Если убрать пыль и паутину, то получилось бы типичное логово ученого, живущего в одиночестве.

Судя по всему, когда произошло то, что произошло, она находилась в кухне. Там стоял небольшой деревянный обеденный столик с двумя стульями; на одном из них громоздилась высокая стопка книг и журналов.

Одна тарелка с неопознаваемыми остатками пищи могла, возможно, послужить уликой. Кухня, в отличие от кабинета хозяйки, была очень опрятна, вся посуда, за исключением одной тарелки, вымыта и убрана. Посреди стола стояла фарфоровая ваза, из которой торчали несколько хрупких коричневых палок. Независимо от того, что произошло, это случилось посреди ее трапезы, и у нее не оказалось времени или желания доесть пищу и убрать за собой. Рядом не было брошенной одежды, но человек, живущий один, не обязан одеваться к обеду.

Ее одежда оказалась разложена на кровати, которая была аккуратно застелена покрытым густой пылью покрывалом бордового цвета. Точно посреди противоположных стен висели еще две картины, написанные тем же самым художником. В комоде имелось три ящика: блузки, юбки и брюки, нижнее белье; все аккуратно сложенное. В шкафу лежали два пустых чемодана.

— Видно, что она не упаковывала вещи, — констатировал Чарли.

— У нее не было на это времени. Позвольте, я кое-что проверю. — Я возвратился в кухню и нашел вилку, которой она ела, на полу справа от стула.

— Посмотрите-ка сюда. — Я поднял вилку, к остриям которой пристал довольно крупный кусок засохшей еды. — Я не думаю, что она вообще хоть что-нибудь предвидела. Она просто исчезла, выронив вилку, в тот момент, когда подносила ее ко рту.

— С нашим топливом было не так, — заметил шериф. — Если мы все еще продолжаем думать об общей причине.

— Ты физик, — повернулся ко мне Чарли. — Что может заставить материальные предметы исчезнуть?

— Коллапсарный переход. Но они вновь появляются где-то еще. — Я помотал головой. — Материя не исчезает. Предмет может откуда-то пропасть, но при этом он просто изменит свое положение или состояние. Частица и античастица уничтожают друг друга, но они все же остаются «там» в произведенных при аннигиляции фотонах. Даже вещи, поглощенные сингулярностью, центром черной дыры, на самом деле не исчезают.

— А вдруг это было устроено ради нас? — предположил шериф.

— Что? Каким образом?

— Я не имею ни малейшего понятия, каким образом. Но, похоже, единственным объяснением может служить физическая возможность происшедшего. И у нас, видимо, будет достаточно времени, чтобы постараться это выяснить.

— Давайте сыграем шутку с этими ренегатами, — провозгласил Чарли с подчеркнутым центрусским акцентом, — пускай все сделают так, чтобы казалось, будто 14 галилея 128 года все напрочь исчезли. Все разденемся, покидаем одежду, где стояли, и голыми спрячемся в укромных местах. А сами тем временем откачаем топливо из «Машины времени» и заставим их вернуться.

— А потом ка-ак выпрыгнем! — добавил я. Шерифа наши упражнения в остроумии обидели.

— Я не утверждаю, что это разумно. Я только говорю, что пока никакая версия не подходит к обнаруженным фактам.

— Так давайте поищем другие факты. — Я сделал широкий жест рукой. — Как мы будем выходить: через окно или воспользуемся дверью?

Глава 4

До сумерек я говорил с Мэригей еще полдюжины раз. Там, на орбите, они, передавая друг другу бинокль, рассматривали планету и не видели никаких признаков жизни, кроме тех следов, которые мы оставили в снегу. Правда, их удавалось разглядеть только лучшим наблюдателям, которые знали, что они хотят увидеть: бинокль был всего лишь пятнадцатикратным. Так что, теоретически, спрятаться от наших наблюдателей могли тысячи людей.

Но в свете того, что мы нашли, и чего не нашли, в это было трудно поверить. Все подводило к одному и тому же невероятному выводу: в 12.28 дня 14 галилея 128 года все люди, Человеки и тельциане без следа растворились в воздухе.