Бесконечная свобода - Холдеман Джо. Страница 41
Солнечная электростанция, которую университет построил неподалеку от городка, была, судя по всему, учебная, а не исследовательская. Она не работала, но, видимо, только потому, что не была полностью собрана после курса обучения для следующего, бог знает какого по счету поколения будущих инженеров. Я взял с собой механика и инженера, нам удалось найти чертежи, и после этого мы смогли за день привести электростанцию в рабочее состояние, а затем потратили еще два дня, чтобы тщательно и осторожно разобрать ее на части.
Затем мы перенесли части в общежитие, подняли на крышу, собрали там и принялись заряжать аккумуляторы. Люди были не слишком счастливы оттого, что электричество уходило в батареи, вместо того чтобы давать им свет и тепло, но сначала главное. (Мои родители любили повторять: «Власть — народу», но в данном случае приходилось идти и на непопулярные решения.)
Таким образом, у нас оказалось два действующих грузовичка — вероятно, их следовало бы называть мусоровозками, — и мы смогли совершить набег на склад слесарных инструментов и оборудования и хранилище запасных частей для электронных приборов: все это было нам необходимо для того, чтобы наладить подачу воды в спальный корпус. Мы брали воду из реки, по возможности очищали ее и закачивали в разборный плавательный бассейн на крыше, который служил нам вместо водонапорной башни. Такая конструкция позволила устроить самотечное водоснабжение кухни и первого этажа. Там была даже горячая вода; для этого нам лишь понадобилось подобрать нужные сгоны и подключить водопроводные трубы к водонагревателю. Пока еще ни в одном туалете не использовалась обычная водяная канализация, наиболее гигиеничная, но требующая огромного расхода энергии. Для того чтобы перейти к старым добрым смывным бачкам, которые я помнил с раннего детства, воды было слишком мало; кроме того, я все равно не знал, что делать с фекальными водами. Я помнил, что для очистки сточных вод строились большие предприятия, но имел очень смутное представление о том, что и как они делали. Так что мы продолжали использовать простейшие уборные с выгребными ямами, которые описывались в армейских уставах с самых древнейших времен, а Тен продолжал поиски более оптимального решения.
Четвертое судно, спасательная шлюпка номер два, прибыло на орбиту через двенадцать дней и благополучно совершило посадку. Все его пассажиры поселились в комнатах второго этажа, за исключением Кэт. Эми Ларсон по-настоящему нуждалась в сочувствии и близости: тосковала по Терезе и чувствовала себя виновной в том, что бросила на корабле свою спутницу жизни и их дочь. Кэт прилетела на Средний Палец как гетеросексуальная женщина, но всю предшествовавшую этому жизнь она была лесбиянкой. Так что она поселилась с Эми в соседней с нами комнате, что, впрочем, не тревожило меня. А интересно, был бы я так спокоен, если бы за стеной жила не бывшая любовница, а бывший любовник моей жены? Вероятно, та связь относилась к длительному периоду их жизней (соответствовавшему всего лишь году реального времени), который принадлежал им одним и который я никогда не смог бы разделить с ними — тому периоду, когда я был стерт с доски, считался мертвым.
Конечно, все ветераны первого поколения, бывшие гомосексуалистами, прошли психологическую перекодировку и превратились в гетеросексуалов — это было одним из основных условий при отправке на Средний Палец, ведь все мы должны были принять участие в формировании генетического «запасника». Хотя по Терезе было хорошо видно, насколько это кодирование было эффективным. И, как мне известно, у Чарли была, по крайней мере, одна связь с парнем; возможно, просто для того, чтобы вспомнить старину. Мальчики будут девочками, а девочки будут мальчиками, как мы говаривали в пору моего невинного детства.
Марк продолжал поиски новой информации в Центре космической связи, но так и не смог ничего откопать. Он тратил целые дни, обшаривая космопорт, но там также не было никаких сведений о коллапсарных сообщениях с Земли, пришедших непосредственно перед бедствием или после него. Эти сообщения, очевидно, держались в тайне от простонародья, и даже шериф понятия не имел, где они могли находиться. Конечно, если бы нам удалось найти записи сообщений с Земли и в них пустой период протяженностью в десять месяцев, начиная с Дня, это еще ничего не доказало бы. На планете было некому принять послание.
(Честно говоря, мы могли получать сообщения с Земли каждый час, через коллапсар, и ничего не знать об этом. Корабль-передатчик появлялся в системе со скоростью, многократно превышавшей скорость убегания для Мицара, так как коллапсар, использовавшийся для этого, обращался вокруг звезды по достаточно малой орбите. Он проносился мимо СП на пятидесятикратной, а то и стократной планетарной скорости убегания, посылал импульсное сообщение и исчезал неведомо куда. А поскольку корабль — коллапсарная антенна — был совсем крохотным — может быть, с кулак величиной, так что кораблем его можно было называть только условно, то обнаружить его появление было попросту невозможно, если не знать частот, которые он использует.)
Люди возбужденно обсуждали возможность экспедиции к Земле. У спасательных шлюпок оставалось еще вполне достаточно топлива для коллапсарного скачка туда и обратно. Если на Земле все еще имелись люди, Человек и тельциане, то они могли бы оказаться в состоянии помочь нам понять, что случилось. Ну а если там никого не окажется, то мы скорее всего ничего не потеряем, а лишь получим новые данные.
Люди рассуждали так или примерно так. Я был согласен с этим мнением, но некоторые не были настолько уверены в том, что наши связи с Землей полностью разорваны. Если там никого не осталось, если в день оттуда тоже исчезли все жители, то мы все равно продолжали бы получать от них ранее отправленные послания еще в течение шестидесяти четырех земных лет. А когда передачи кончатся, мы уже успеем как следует вновь обосноваться на СП, так что прекращение связи будет ударом, но жизнь от этого не прекратится.
Ну а если сейчас, пока мы еще не успели оправиться после нокдауна от первого бедствия, выяснится, что мы одни во вселенной и все так же беззащитны перед той силой, которая вырвала из бытия всех остальных, это может превозмочь тот предел выносливости, который мы имеем и как индивидуумы, и как цивилизация. Так что теоретические споры продолжались.
Но даже и сейчас наше положение как «цивилизации» было не слишком прочным. Если последняя наша шлюпка на самом деле пропала, то у нас насчитывалось сто с небольшим людей, и из них только четверо детей. (Двое из девяти человек, не выдержавших анабиоза, были младше двенадцати лет.) Мы должны были начинать оптом и в розницу делать младенцев и приступать к оплодотворению части из тех тысяч яйцеклеток, которые хранились в замороженном виде на наших судах.
Такая перспектива не вызвала большого энтузиазма. Многие отнеслись к ней так же, как и мы с Мэригей: мы это уже сделали! В перечне многочисленных вариантов, которые мы видели перед собой, вступив в средний возраст — наподобие дикого плана угона «Машины времени» — создание второй семьи заняло бы одно из последних мест.
Сара относилась к числу тех женщин, — они составляли четверть от их общего числа, — которые были достаточно молоды для естественного материнства, но она еще не была морально готова к этому; даже если бы кто-то из имевшихся в наличии мужчин предложил ей заняться изготовлением детей. Но ни один пока что этого не сделал.
Шериф предложил вырастить большую группу детей по обычаю Человека, в условиях интерната, где они не будут знать родителей, а только воспитателей. Я видел в этом проекте некоторые достоинства; прежде всего они выражались в том, что большая часть этих детей и на самом деле не будет иметь живых родителей, и если бы не ассоциации с Человеком, то, думаю, мы, скорее всего, согласились бы с этим предложением. Но оно вызвало в той или иной мере чувство внутреннего протеста: ведь интернаты и дети без родителей были частью тех самых вещей, от которых мы стремились сбежать, и неужели теперь мы сами, своими руками, начнем их создавать заново?