Бесконечная свобода - Холдеман Джо. Страница 9

— Вы сказали, что принималось два решения, — заметила Мэригей. — Связанных между собой.

— Второе решение — это как бы зеркальное отражение вашего. — Он улыбнулся. — Вы знаете, я очень люблю людей. Меня всегда очень печалило, когда я видел, как вы живете исковерканной жизнью.

— Исковерканной… нашим индивидуализмом? — решил уточнить я.

— Именно так! Неспособностью слиться с Деревом и разделить свою жизнь с миллиардами других.

— Ну что ж, нам предоставили выбор, когда увольняли со службы. У меня было более двадцати лет, чтобы пожалеть о том, что я не присоединился к вам, но пока что я по-прежнему рад, что не сделал этого.

— Да, у вас был выбор, и некоторые ветераны приняли другое решение.

— И сколько же их было? — поинтересовалась Мэригей.

— Вообще-то меньше одного процента. Но Человек был тогда для вас новым и странным. Дело в том, что с тех пор, как вам предложили выбор, прошла уже сотня лет — почти триста земных лет. Население Среднего Пальца дошло за это время до двадцати с лишним тысяч, а этого более чем достаточно для того, чтобы поддержать жизнеспособную генетическую базу. Так что я хочу снова предложить людям выбор.

— Любой желающий сможет стать вами? — Я имел твердое убеждение, сходное с предчувствием, что детям следует остаться со мной.

— Нет, это могут быть только несколько особей из поколения, те, кто пройдет тест на пригодность. И они, конечно, не станут по-настоящему мною: их генетическая структура будет неудовлетворительной. Но все равно, они окажутся листьями Дерева. — Он улыбнулся, и выражение его лица не показалось мне снисходительным. — Для вас это звучит ужасно, не так ли? Вы называете нас «зомби».

— Мне представляется, вас уже и так достаточно на этой планете. Не считая десяти миллиардов, или сколько вас там, на Земле. Почему бы не предоставить нас самим себе? Ведь первоначальный план был именно таков.

— Эта идея совместима с первоначальным планом, только гуманнее, чем он. Вы не видите этого, потому что вы слишком старомодны.

— Ну что ж, по крайней мере, у нас есть десять месяцев, чтобы привыкнуть к мысли. — (Чтобы убедить Билла и Сару).

— О, дело здесь не только в космическом корабле. Я могу забежать вперед: и если Целое Дерево не будет согласно, то воздействовать придется лишь на немногих людей. Но я знаю себя, я знаю Дерево. Никакой проблемы не будет.

— Но те, кто присоединится к вам, все же останутся человеческими особями? — спросила Мэригей. — Они смогут все так же жениться и иметь семьи?

На лице Человека появилось озадаченное выражение.

— Конечно, нет.

— Но будут ли они хотя бы способны на это? — добавил я.

— О, нет. Они должны будут согласиться на стерилизацию. — Он потряс головой. — Вы не понимаете, говорите, что меня больше, чем достаточно. На самом деле, это вас слишком много.

Глава 5

Прямо из тюрьмы я отправился в университет. Моя лекция начиналась в 14.00, а я любил приходить в «лавку» за час до занятий, чтобы еще разок просмотреть конспекты и иметь возможность поговорить со студентами, если бы у них появилось такое желание. К тому же в это время в преподавательской столовой подавали горячий ленч.

Именовать это заведение университетом было, конечно, проявлением мании величия, несмотря даже на то, что здесь давали дипломы по двум дюжинам специальностей. Оно представляло собой десяток стоявших кружком бревенчатых домов, соединенных между собой крытыми переходами. Мой физический корпус состоял из двух лабораторий, двух маленьких аудиторий и аудитории побольше, которую мы делили с химиками и астрономами. На втором этаже (на самом деле это был всего лишь высокий чердак) находился склад учебных материалов и два небольших кабинета.

Я делил кабинет с Человеком и Джинн Сильвер. Джинн не была на собрании, потому что уехала в Центрус на свадьбу сына, но я был почти уверен, что она окажется на нашей стороне.

Она не испытывала ни малейшей любви к Человеку вообще и, в частности, к тому из них, с которым ей приходилось встречаться в этом кабинете.

Когда я, быстро выхлебав тарелку супа в столовой, вошел в кабинет, он находился там. Это было странно: занятия у него проходили с утра, и обычно он здесь не болтался.

Он смотрел в окно.

— Знаете, — сказал он без всяких предисловий, — мы ожидали, что вы будете одним из первых, кто сможет присоединиться к нам. А вовсе не первым, кто с нами расстанется.

— Именно так все и было. — Я сел и уставился на мой экран. — На какую-то микросекунду у меня возник такой соблазн. Но затем здравомыслие все же вернулось.

— Шутки в сторону. Вам нужно некоторое время, чтобы обдумать преимущества нашего общества.

— Я не шучу, — ответил я, подняв на него взгляд. — Для меня это было бы нечто вроде смерти.

— Смерть вашей индивидуальности. — Он произнес последнее слово очень медленно, с едва уловимым оттенком презрения.

— Вряд ли вы сможете по-настоящему понять это. Это свойство человеческого существа.

— Я человеческое существо. — С технической точки зрения это было правдой. — Если вы хотите иметь еще детей, то вы можете взять их.

Это был, конечно, неотразимый аргумент.

— Благодарю вас, двух вполне достаточно. — Я вызвал на экран компьютера директорию.

— Вы могли бы сберечь столько времени для исследований…

— Я не провожу исследований. Я всего лишь скромный рыбак, который пытается преподавать кинематику вращения. Если, конечно, ему дают возможность просмотреть записи.

— Прошу прощения.

В дверь негромко постучали.

— Мастер Манделла…

Барил Дэйн, с последнего курса.

— Заходите, Барил.

Он взглянул на Человека.

— Я не хочу отнимать у вас время. Только, ну… В общем, я слышал о вашей идее путешествия во времени. А любой может в него отправиться?

— Нам придется вести отбор среди добровольцев. — Юн был не из лучших студентов, но я делал скидку на его домашние условия. Его мать была пьяницей, а отец жил в Филбине. — А тебе уже исполнилось шесть лет?

— В архимеде исполнится. Тринадцатого архимеда.

— Ты не опоздаешь. — До совершеннолетия ему оставалось еще шесть месяцев. — Нам понадобятся молодые люди. Что тебе удается лучше всего?

— Музыка. Я не помню, как это у вас, по-английски называется… чозедренг.

— Арфа, — подсказал Человек, глядя в сторону. — Сорокачетырехструнная магнетогармоническая неоарфа. Бог мой, я ненавидел ее стонущий звук.

— Посмотрим. Нам потребуются разнообразные таланты.

Хотя, пожалуй, людская музыка будет пользоваться приоритетом.

— Благодарю вас, сэр. — Он кивнул и отступил, как будто я все еще оставался его учителем.

— Дети уже знают, — сказал Человек. — Я удивлен.

— Хорошие новости быстро расходятся. — Я выдвинул громко скрипнувший ящик, вынул стило и блокнот И притворился, что переписываю что-то с экрана.

В классной комнате было душно. Я немного приоткрыл окно и сел на стол. Все двенадцать студентов были на месте.

Симпатичная девочка за передней партой подняла руку.

— Скажите, мастер, на что это похоже — оказаться в тюрьме?

— Прата, за столько лет, проведенных в школе, ты должна была узнать все, что следует знать о тюрьме. — Ответом послужил легкий смешок. — Это просто-напросто комната без окон.

— Вы испугались, мастер? — Это Модеа, мой лучший ученик.

— Конечно. Человек нам не подотчетен. Меня могли запереть навсегда и заставить есть те помои, которые и вы, и они называете едой. — Они снисходительно улыбнулись моей старомодности. — Или же могли казнить меня.

— Человек не стал бы этого делать, сэр.

— Полагаю, что вы знаете их лучше, чем я. Но шериф достаточно прозрачно намекнул, что это вполне в их силах. — Я поднял над головой свой конспект. — Давайте отвлечемся ненадолго от этой темы и вспомним, что нам известно о большом «I», моменте инерции.

Это была трудная тема. Кинематика вращательного движения не поддается интуитивному усвоению. Я не забыл, сколько неприятности имел с ней в недавнем прошлом, ближе ко Дню Ньютона. Дети ходили на уроки, записывали то, что я им говорил, но большинство из них делало это «на автопилоте». Потом они заучивали наизусть свои записи, надеясь со временем сложить из них единую картину. А некоторые и не надеялись. (Я подозревал, что трое совершенно безнадежны, и мне придется вскоре поговорить с ними.)