Ради твоей улыбки - Беверли Джо. Страница 30

Иногда случались и конфузы. Герцогиня Ольденбургская, сестра царя, отказалась остановиться в Карлтон-Хаусе, подчеркнув этим, сколь малое впечатление на нее произвел регент. Русский царь, самый могущественный владыка в Европе, продемонстрировал симпатии к радикалам. Прусский король велел заменить приготовленное для него роскошное ложе на привычную походную койку.

Во всей этой суматохе Элинор не составляло труда скрыть свои домашние огорчения, хотя они были главной ее заботой.

Николас уделял ей достаточно внимания, чтобы избежать пересудов — их часто видели на светских мероприятиях, будь то бал, выход в оперу или прием в чьем-то доме… Они всюду являлись вместе, и при этом каждый был сам по себе.

На этот раз их места оказались рядом в ложе герцога Белкрейвена вместе с матерью-герцогиней, маркизом, его сестрой с мужем, лордом Мидлторпом, его матушкой и сестрой Эмили. Никто не обращал внимания на толчею, собравшиеся с воодушевлением подхватили гимн «Боже, храни короля».

Когда все уселись, ожидая начала спектакля, снова возникло оживление и послышались одобрительные возгласы. В свою ложу, привлекая всеобщее внимание, вошла принцесса Каролина, за ней, нахмурившись, следовал регент.

Элинор обменялась взглядом с мужем и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Какой знаменательный момент, — прошептал Николас, когда русский царь и прусский король поднялись и поклонились собравшимся. Все вновь встали, приветствуя их аплодисментами. Регент с недовольным видом тоже поднялся и поклонился.

Но один момент был не замечен большинством присутствующих. В ложе напротив, до сих пор пустовавшей, появилась женщина в сопровождении нескольких поклонников. Сердце Элинор упало. Это была не кто иная, как Тереза Беллэр.

Она не видела Терезу с Ньюхейвена и втайне надеялась, что тогда переоценила очарование француженки. Однако теперь Элинор могла убедиться, что ее суждение было верным: мадам Беллэр выглядела даже интереснее, чем прежде. На ней прекрасно смотрелось черное, отделанное серебром платье, почти не скрывавшее пышную грудь, а ее томные движения были полны чувственности. Неудивительно, что мужчины вились вокруг нее, точно мотыльки над огнем, ежесекундно готовые принести себя в жертву.

Француженка подняла глаза, и их взгляды встретились. В ее улыбке не было презрения или насмешки, лишь осознание какой-то общности. Тереза сделала изящный жест своим пышным веером, что можно было трактовать и как приветствие, и как вызов.

Николас тоже смотрел на свою любовницу, но лицо его оставалось совершенно непроницаемым.

Начался спектакль, и Элинор перевела взгляд на сцену.

Остальные мероприятия, которые Элинор посетила вместе с мужем, прошли без потрясений, поскольку они больше не встречали мадам Беллэр, а Николас на публике вел себя как заботливый и любящий супруг. Элинор собирала редкие знаки его любви и внимания, как попрошайка, изголодавшийся и пристыженный, подбирает крошки с чужого стола.

Двадцать второго июня они вместе были на балу в Олмаке, когда русский царь настоял на вальсе. Патронесса вечера не могла воспротивиться желанию столь высокой персоны, и вскоре все закружились по залу.

— А мы что, хуже других? — Маркиз Арден подал руку Элинор.

— Возможно, вам это покажется смешным, — она пожала плечами, — но я не умею. Николас встал между ними.

— Скандально это или смешно, — сухо сказал он, — но рядом с вами мое место, Элинор. Потанцуйте со мной. Доверьтесь мне.

Шумная толпа, казалось, исчезла, остался только один Николас. Элинор позволила мужу вести ее.

— Под вашу ответственность, — мягко сказала она.

— Не беспокойтесь… Расслабьтесь и двигайтесь, как я.

Элинор последовала его совету и поплыла в танце. Ах, если бы жизнь была так же проста, как вальс, думала она.

Николас и перед слугами изображал влюбленного мужа, но Элинор казалось, что будь их брак настоящим, его нежность не была бы столь формальной. Он засыпал ее подарками, но никогда не вручал их лично — она находила подарки на своем туалетном столике. Может быть, он хотел избежать ее благодарности? Элинор терялась в догадках.

Порой у нее появлялся соблазн отвергнуть его дары, но она смиряла гордыню и продолжала вести себя так, как будто была всем довольна. В конце концов, ее муж не нарушил ни одного пункта договора, заключенного между ними. Ей даже часто хотелось, чтобы он и впредь не выводил их отношения из той тихой гавани, в которой она уже чувствовала себя уютно и спокойно.

Иногда она выходила в свет, окруженная целой свитой красивых молодых людей. Не одна бровь изумленно приподнималась, но, словно подтверждая ожидания Николаса, Элинор своим безупречным поведением и здравомыслием умела противостоять излишнему любопытству окружающих.

Лорд Мидлторп и маркиз Арден чаще других составляли ей компанию. Лорд быстро стал ей другом, а маркиз — она должна была это признать — объектом кокетства. Он был столь изящен и красив, что любой женщине пришлось бы обратиться в холодный камень, чтобы воспротивиться его обаянию.

Сначала Элинор с некоторой застенчивостью воспринимала его довольно рискованные замечания, но потом привыкла и даже извлекала из них нечто полезное для себя. Это было похоже на уроки нового и приятного мастерства. К тому времени, когда в начале июля они встретились на балу у его матушки, Элинор уже вполне владела этим искусством.

Маркиз улыбнулся, глядя на ее сапфировое атласное платье со шлейфом из серебряных кружев.

— Ах, эта мадам Огюстин, — вздохнул он.

Элинор легонько стукнула его серебряным веером, подаренным Николасом.

— Вы хотите сказать, Люсьен, что своим очарованием я обязана исключительно модистке?

Он поймал ее веер и распахнул его, прикрыв лицо, как робкая девица. Его длинные ресницы затрепетали.

— Неужели я своим обаянием обязан портному? — передразнил он.

Элинор отобрала у него веер.

— Ваш портной должен уплатить штраф каждой чувствительной женщине в Лондоне за растревоженные нервы.

Маркиз напустил на себя обиженный вид.

— Так вы думаете, что я — плод фантазии моего портного?

Он подхватил ее под руку и увлек из бального зала. Лишенная возможности сопротивляться или закричать, Элинор не противилась.

— Люсьен! Я должна беречь свое доброе имя.

— Я тоже, — с улыбкой отозвался он.

Сделав бесплодную попытку открыть дверь, Элинор прислонилась к стене, прикрыв лицо руками. Она подглядывала сквозь пальцы, зная, что Люсьен это видит.

— Если вы сможете мгновенно снять и надеть все это великолепие, мне нечего сказать, — произнесла она. — Камзол сидит на вас как вторая кожа.

Люк стоял, уперев кулаки в бока, и посмеивался над ней.

— Чистая правда. Не только камзол, но и все остальное плотно пригнано. Не верите? Протяните свою прелестную ручку и проверьте. Никакой подкладки.

Элинор отняла ладони от лица и пристально посмотрела на него.

— Мне хочется воткнуть в вас булавку, чтобы убедиться, что вы не надутый пузырь.

Он шагнул вперед и поднес к губам ее руку.

— Имейте жалость, услада моего сердца. Я будущий герцог Белкрейвен, и мои фавориты каждое утро раздувают мою важность с помощью ручного насоса. Вы своей булавкой нанесете непоправимый ущерб…

— Я могу нанести еще больший ущерб пулей, — неожиданно раздался резкий голос, и Николас появился в дверях.

Вид у него, однако, был вовсе не свирепый. Элинор предпочла бы увидеть, что его снедает ревность.

Николас взял ее руку из ладони Люсьена и поцеловал.

— На ум приходит выражение «лучше поздно, чем никогда». Вы оставили танец для своего мужа? — спросил он.

— Конечно, — ответила Элинор. — Следующий — ваш. Люсьен не станет возражать — ведь так, маркиз?

— Разумеется, стану, моя прелесть. Но как я могу с ним состязаться? — Люсьен сделал жест, который больше походил на воинственное приветствие.

Элинор пришло в голову, что с появлением Николаса маркиз остался без партнерши, но она не сомневалась, что прелестная мисс Суиннеймер, открытие нынешнего светского сезона, безжалостно бросит ради него своего обожателя. Да и кто откажется от возможности потанцевать с наследником герцогского титула?