Мэри Поппинс с Вишневой улицы (иллюстрации Г. Калиновского) - Трэверс Памела Линдон. Страница 9

— Ни капельки, — сказала она, поворачиваясь к Джейн и Майклу. — Ничего смешного нет. Я знаю эту корову. Она была очень дружна с моей матушкой. И я убедительно вас прошу говорить о ней с подобающим почтением.

— А вы давно её знаете? — мягким, вежливым голосом спросил Майкл, надеясь услышать интересную историю.

— Ещё до того, как она побывала у короля, — ответила Мэри Поппинс.

— А когда это было? — ласково спросила Джейн.

Мэри Поппинс вперила в пространство взгляд, как будто всматривалась во что-то, никому, кроме неё, не видимое. Затаив дыхание, Майкл и Джейн ждали.

— Это было очень давно, — начала Мэри Поппинс завораживающим тоном. И замолчала, точно вспоминала события, случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во сне, всё так же глядя перед собой невидящим взглядом.

…Рыжая Корова, так её тогда звали, была очень важной и богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на самом лучшем лугу во всей округе; луг был большой, на нём росли лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как гвардейцы в зелёных мундирах и жёлтых киверах. Стоило ей съесть голову такого гвардейца, на её месте тотчас вырастала новая.

Она жила на этом лугу всегда. Рыжая Корова часто говорила моей матушке, что никогда не паслась ни на каком другом лугу. Во всяком случае, она не помнит этого. Мир её был ограничен живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону — ей было неведомо.

Рыжая Корова была в высшей степени респектабельная дама. У неё были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела отличить плохое от хорошего. Она признавала только чёрное или белое — и никаких промежуточных тонов. Вот и одуванчики — либо они спелые и сладкие, либо незрелые и горькие, и никаких там «вполне съедобных»!

Жизнь её отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери, Рыжей Тёлочке, делать уроки, после обеда учила её хорошим манерам, походке, мычанию, словом, всему, что должна знать воспитанная корова. Потом они ужинали, и Рыжая Корова учила дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А ночью, когда Рыжая Тёлочка засыпала, она шла в дальний конец луга, жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы.

Все её дни были похожи один на другой. Одна Рыжая Тёлочка вырастала и уходила, её место занимала другая. И нет ничего удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что так всегда и будет длиться — завтра, как сегодня, а сегодня, как вчера. Ничего другого она не хотела, пусть все дни будут одинаковые, до самого последнего.

Между тем приключение уже подстерегало её, как потом она говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звёзды в ту ночь были такие яркие и крупные, как одуванчики у неё на лугу, а луна нежно белела среди звёзд, как маргаритка.

Рыжая Тёлочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по какой причине вдруг пустилась в пляс. Она танцевала красиво, бурно, ритмично, хотя никакой музыки не было. То отплясывала польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию. А в перерыве между танцами она учтиво кланялась, приседала и лбом касалась сонных тёмных одуванчиков.

— Боже мой! — воскликнула Корова, когда ноги её принялись выстукивать морскую чечётку. — Что ещё за странность! Я всегда считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так, раз я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова.

И Рыжуха, как её иногда называла дочь, продолжала кружиться в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец ноги её стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и честь знать, скоро светать начнёт, и тогда не поспишь. Но вот удивительное дело — она никак не могла остановиться. Подошла к Рыжей Тёлочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают кренделя. Круг за кругом вальсировала она по лугу, то вприпрыжку, то вприсядку.

— Боже мой! — восклицала она в редкие минуты передышки, и даже это восклицание выдавало в ней истинную леди. — Какая всё-таки странная история! — Но остановиться не могла.

Настало утро, а Рыжуха всё танцевала. Рыжей Тёлочке пришлось одной завтракать одуванчиками, матушка есть не могла — она лихо отплясывала.

Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперёк, кругом и снова кругом. А Рыжая Тёлочка только жалобно мычала, глядя на пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова всё плясала. Вот уж и ночь настала. А ноги всё своё выкаблучивают. Тут её взяло беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля и посоветоваться с ним.

Поцеловала она Рыжую Тёлочку, велела быть умницей и отправилась в дальний путь. Идёт и пляшет, идёт и пляшет, схватит только листок-другой с куста или дерева. Прохожие глядят на неё в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась она сама.

Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король. Дёрнула губами верёвочку колокольчика, ворота открылись, вошла она в парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному крыльцу, наверху которого восседал на троне Король.

Он как раз был очень занят, сочинял новый свод законов. Рядом стоял секретарь и записывал их в маленькую красную книжечку, как только они рождались в королевской голове. Трон окружали придворные и статс-дамы, все в роскошных нарядах, и без умолку болтали.

— Сколько я сочинил сегодня законов? — спросил Король, поворачиваясь к секретарю. Секретарь долго считал что-то в красной книжке.

— Семьдесят два, Ваше Величество, — ответил он, низко кланяясь и стараясь никого не задеть длинным гусиным пером, которым записывают законы.

— Гм, не так уж и плохо за один час, — сказал Король, очень довольный собой. — На сегодня, пожалуй, хватит. — Он встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии.

— Велите подать карету. Я спешу к моему цирюльнику, — произнёс он с истинно королевским величием.

И в этот миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову, которая не переставала плясать. Он снова опустился на трон и поднял скипетр.

— Что это оскорбляет наш королевский взор? — спросил он.

— Это я, Ваше Величество, Рыжая Корова, — скромно потупившись, ответила незваная гостья.

— Это я вижу, — сказал Король. — Я ещё не утратил остроты зрения. Что тебе здесь надо? Только объясняй, пожалуйста, поскорее, у меня на десять назначена встреча с королевским цирюльником. Он меня долго ждать не будет. А мне просто необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати, наконец, эти прыжки, — проговорил он с раздражением. — У меня от них голова закружилась.

— Да, да, закружилась, — эхом отозвались придворные.

— Я к вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в том, что я не могу прекратить, — жалобно простонала Корова.

— Не можешь прекратить? Какой вздор! — в ярости воскликнул Король. — Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе!

— Сейчас же прекрати! Король приказывает! — опять подхватили придворные.

Рыжая Корова изо всех сил напряглась, так что все кости вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги её не слушались.

— Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество, но не могу остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днём и ночью. Совсем не сплю и почти ничего не ем. Ухвачу случайно клочок травы, тем и сыта. Вот я и пришла к вам просить помощи и совета.

— Хм, очень странно, — подивился Король, сдвинув корону набок и почесав в затылке.

— Очень странно, — отозвались придворные, не забыв тоже почесать затылок.

— И что ты при этом чувствуешь? — спросил Король.

— Это просто смешно, — ответила Корова. — Хотя, надо признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при этом не совсем неприятное. Точно внутри меня смех по жилам переливается.

— Поразительно, — сказал Король, подперев рукой подбородок, устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем бы ей помочь.