Глаза Мидаса-младшего (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 21
Мистер Мидас положил себе вафлю-переростка и утопил ее в океане взбитых сливок, а мама продолжала петь:
— Месяцы, та-ти-та-ти-тарам, вечное счастье и любовь…
И тут в мир воплотилась одна-единственная мысль — из трещины в очках вырвалась крошечная вспышка.
Увидев это, Тэри отложила вилку:
— Братишка?
Кевин замер и побледнел:
— Только не это!
— Восход, закат… — бормотала мама.
— Что ты сделал, Кевин? О чем ты думал?
Мальчик сглотнул:
— О песне, — ответил он. — Я думал о песне.
— Нет! Этого не может быть! Скажи, что пошутил! Пожалуйста!
Мистер Мидас поднял голову:
— Что случилось?
Тут весь мир сошел с ума. Очки, заряжавшиеся все утро, начали вспыхивать в полную силу, дико и непредсказуемо.
— Сынок, твои глаза! — закричала мама.
Папа попытался сорвать с мальчика очки, но обнаружил, что из модного аксессуара они превратились в часть тела.
— Кевин! — испуганно вскрикнул он, все еще ничего не понимая. — Что ты с собой сделал!
— Нет! — Мальчик закрыл глаза руками, чувствуя, как искры прожигают его ладони и корежат окружающий мир. Вспышка — и радио исчезло, как сон наяву. Еще одна — и злосчастную радиостанцию уже никто никогда не поймает.
Горе-волшебник бросился к лестнице. Родители — за ним.
Тэри осталась на кухне. Девочка медленно поднялась и подошла к окну. Старая песня все еще крутилась у нее в голове. Солнце стояло над холмом и медленно спускалось вниз — на востоке.
«Что здесь не так? — подумала девочка. — Нормально ли, что солнце садится в полвосьмого утра? Когда оно должно садиться? Как было раньше?». Она расплакалась, потому что ничего не помнила.
Кевин вскарабкался по лестнице, убегая от охваченных ужасом родителей, и припустил по страшно длинному коридору.
Наверху мистер Мидас на мгновение остановился. «Двери! — сказал тоненький голос на задворках его сознания. — С каких это пор в нашем коридоре столько дверей?». Секундного промедления хватило, чтобы его сын добежал до ванной и заперся там.
Мальчик немедленно представил себе, что комната изолирована от внешнего мира всеми возможными способами. Окно было заложено кирпичами и замазано известкой, дверь полыхнула оранжевым и оказалась приварена со всех сторон. Лампочки вокруг зеркала одна за другой перегорели, и крошечное помещение погрузилось во мрак.
Плана у горе-волшебника пока не было, но он уже понял, что нужно сделать. Мало было ослабить очки. Нужно уморить их голодом, чтобы они перестали существовать.
— Позвони врачу! Полиции! Пожарным! — надрывалась мать.
Отец молотил кулаками в дверь, умоляя впустить его:
— Что бы ни случилось, сынок, мы поможем! Пожалуйста, ответь!
Ответить? О чем им теперь говорить? Кевин почувствовал, как его ярость затапливает все вокруг. Куда папа смотрел последние две недели? А последние два года? Как можно надеяться в мгновение ока заполнить дыру, росшую несколько лет?
Как любил говорить сам папа, после драки кулаками не машут.
С другого конца ванной из розетки к очкам потянулся толстый язык электричества. «Нет!» — завопил мальчик, и сила его мысли заставила поток энергии повернуть вспять, сжигая все приборы на своем пути и вырубая все пробки.
— Боже, его убьет током! — закричала мама с таким отчаянием в голосе, что горе-волшебник едва не рассмеялся.
— Ну все, я выбиваю дверь! — Мистер Мидас ударил дверь плечом.
— Папа, не надо!
Тот ударил снова. Дверь прогнулась, но не поддалась.
— Пожалуйста, хватит!
Удары продолжились. Кевин забился в угол, заткнул уши и завопил:
— Хватит! Оставьте меня в покое! Уходите прочь!
Шум и крики прекратились.
Наступила такая сверхъестественная тишина, что мальчику показалось, что он ухитрился лишить себя слуха. Потом, когда уши немного приспособились, волшебник различил тиканье часов на первом этаже.
— Мама? Папа? — Ответа не было. Кевину сдавило горло.
Прочь.
Он отослал их прочь. Не в Сибирь, не на океанские просторы, словом, не туда, откуда можно вернуться. Просто — прочь.
— Мама! Папа!.. Тэри! — В ответ раздавалось только тиканье часов.
Когда Джош проснулся, все еще был рассвет… но на часах было восемь. Мальчик проспал два часа, а солнце, казалось, не сдвинулось ни на йоту. Он точно не спал, но ему пришлось отвесить себе оплеуху, чтобы избавиться от ощущения, что все вокруг — сон. Кстати, почему так темно?
Мама готовила:
— Ну ты и соня, — поприветствовала она входящего на кухню сына. — Умойся, ужин почти готов.
Сначала Джош подумал, что ослышался, — увы, нет.
Обстановку в кухне было не описать словами. В восемь утра мама, не успевшая толком надеть деловой костюм, жарила баранину.
И, как будто этого было мало, отец, час назад ушедший на работу, вернулся домой.
— Как прошел день? — спросила его жена.
— Быстро. Очень быстро.
Джош мог только ошеломленно наблюдать. Мама сняла туфли, вряд ли отдавая себе отчет в том, что еще не была на работе, а небо за окном стало еще темнее.
Солнце двигалось задом наперед! К тому же, все вокруг почему-то решили, что сейчас вечер, а не утро. Мальчик представил себе людей, которые, не моргнув глазом, разворачиваются на полпути в школу или на работу и идут домой.
Но этого не может быть! Солнце не могло просто так развернуться — Земля не могла взять и начать вращаться в другую сторону. Это вызвало бы кучу землетрясений и конец света.
Но это, в конце концов, были старые правила, а они больше не действовали. Теперь мир мог быть плоским, а солнце могла таскать по небу огромная колесница. Было восемь утра, и на востоке цвел закат.
Джош отказался от раннего ужина и нанес срочный визит Кевину Мидасу.
15. Повелитель снов
Когда Джош дошел до дома Мидасов, уже окончательно стемнело, но свет внутри не горел. Он позвонил в дверь, но не услышал звонка. Потом постучал, но никто не открыл.
«Это еще не повод бояться», — сказал себе мальчик, не веря собственным словам.
Он залез в открытое окно и быстро убедился, что в доме не было электричества.
— Кевин! Тэри! Мистер и миссис Мидас! — Ответа не последовало. Коротко стриженые курчавые волосы Джоша встали дыбом.
Он почуял запах дыма, доносящийся с кухни, где горела на газу вафельница. Мальчик выключил плиту.
— Кевин, ты где? — Он прислушался и через несколько секунд вроде бы различил чей-то слабый голос. — Это ты?
— Я наверху, Джош, — прошептал голос.
Мальчик поднялся по темной лестнице.
Наверху, в конце слабо освещенного коридора, была дверь ванной.
Сначала Джош не понял, что с ней было не так, но, подойдя поближе, разглядел слой льда, покрывший низ двери. Было слышно, как что-то ползло по полу там, внутри.
— Кевин, ты там?
— Я уморил очки, — раздался этот ужасный шепот. — У меня получилось. Они совсем не работают, но мне не выбраться.
Подойдя ближе, мальчик увидел, что дверь перестала быть деревянной. Теперь это была тяжелая серая плита, и, когда Джош прикоснулся к ней, его пальцы прилипли к замерзшей поверхности, как бывало, если он запускал руку в морозилку.
Дверь превратилась в свинец. Горе-волшебник, должно быть, покрыл им все стены, чтобы никакая энергия не могла просочиться внутрь.
— Кевин, где Тэри? И где твои родители?
— Ушли. Просто… ушли прочь.
Джошу не понравилось то, как это прозвучало. Слишком уж смахивало на адрес, по которому отправился Бертрам.
— А почему садится солнце?
— Уже неважно, — прохрипел друг. — Мне отсюда не выйти. Найди кого-нибудь, кто меня отсюда вытащит… Полицию, пожарных, кого угодно! — попросил он. — Потому что… похоже… Похоже, я умираю.
Джош попятился. Хотя тема никогда не поднималась, мальчик всегда этого боялся. Боялся, что Кевин будет злоупотреблять очками, пока они не убьют его.
— Помоги мне…